«На пути к морю-окияну...»
- Подробности
- Опубликовано: 18.06.2025 02:25
- Просмотров: 328
Творчество поэта Владимира Владимировича Татаурова многогранно – он вошел в литературу, как поэт-лирик, воспевающий прекрасное.
Собственно, наверное, все, или большинство, поэтов рождаются именно как лирики, пытающиеся передать свой восторг перед красотами природы или некими душевными переживаниями.
Говорят, что страстная биологическая или физиологическая любовь в повседневности постепенно утрачивает свою остроту и красоту, превращаясь в некую обыденность, приводящую к разочарованию. И уходят чувства, а вместе с ними и лирика...
С возрастом, с утратой этих чувств, в повседневном суетливом бытие, в котором постепенно угасает и творческий импульс, а вместе с ним иссякает и лирическая поэзия, а на ее развалинах редко что рождается, ведь чувства, как и настроение, переменчивы и очень часто меняет свою полюса с позитива на негатив, а негатив восприятия нашей действительности разрушителен и смертельно опасен для лирического поэта...
А наша отечественная действительность, насквозь пронизанная противостоянием красного и белого, патриотического и либерального, доброго и злого, неподкупного и продажного, рождает столько негативного, что за ним и ходить далеко не надо – он поджидает нас на каждом шагу, на каждом метре жизненного пути.
Угасают творческие чувства и приходит озлобление – и сегодня это все очень откровенно раскрывается на той части общества, которую нам преподносили как «творческую элиту страны», которая, оказывается, ненавидела и нас, своих зрителей, слушателей, поклонников, и нашу страну – Отечество и Державу.
Труден и опасен творческий путь любого художника, любого творца, ибо созидание возможно лишь при одном НЕЗЫБЛЕМОМ условии – созидать человек способен только тогда, когда он ЛЮБИТ.
Природу любить легко – для этого нужно иметь лишь глаза.
Гораздо труднее любить Родину, особенно в тот ее период, когда ей откровенно и цинично отказывают в этой любви те самые «творческие элиты», государева власть и национальный бизнес – раздирая ее на куски и распродавая врагам, при этом обсмеивая и издеваясь.
Гораздо труднее любить свое Отечество, когда патриотизм оплеван и осквернен.
Гораздо труднее любить свою страну как Великую Державу, когда ее собственные дети называют Мать-Родину «Рашкой» и «ЭТОЙ страной, в которой жить невозможно».
И вот в этот – самый критичный период для России, когда патриотические чувства нужно было прятать, скрывать, утаивать, поэт Владимир Татауров определил свое дальнейшее поэтическое предназначение, свое поэтическое кредо – ВЕЛИЧАЙШИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСПЫТАНИЯ, КОТОРЫЕ ВЫПАЛИ НА ДОЛЮ РУССКОГО НАРОДА, здесь, у нас, на Дальнем Востоке, начиная ОТКРЫТИЕМ, и продолжая ОСВОЕНИЕМ этих российских окраин, лежащих на побережье Великого Тихого океана.
Предки подарили нам эту прекрасную землю. А мы в ответ... осквернили их память, превратив в казаков-разбойников.
Мы живем на этой земле и посвящаем ей свои стихи, свои песни, воспевая красоту вулканов и гейзеров... Но при этом совершенно не зная-не ведая о тех трудностях, которые выпали на долю землепроходцев и мореходов, открывших ДЛЯ НАС эти земли.
Мы – потомки НЕБЛАГОДАРНЫЕ. Мы – ИВАНЫ, НЕ ПОМНЯЩИЕ РОДСТВА...
И Владимир Владимирович, отдавая отчет себе в том, насколько трудную миссию для себя он избрал, начал свой поэтический путь в историю нашего Отечества, в историю нашей Малой Родины, чтобы восстановить историческую справедливость в отношении тех людей, благодаря героическому самопожертвованию эта земля стала частью ВЕЛИКОЙ РОССИИ.
Сегодня он предлагает вниманию своих читателей свой триптих «НА ПУТИ К МОРЮ-ОКИЯНУ...» о том, как был открыт пролив между Азией и Америкой, который носит имя датчанина Витуса Беринга. Триптих о подвиге БЕЗВЕСТНЫХ русских людей, которые проложили, в том числе и Витусу Берингу, путь к этому проливу...
НА ПУТИ К МОРЮ-ОКИЯНУ...
ПРОЛОГ
Вот закончился мой
в Соловецкой обители срок.
Впрочем, всё в этом мире
должно ведь когда-то кончаться.
С Соловецкого острова
еду на Дальний Восток.
Ну, а если конкретнее –
на полуостров Камчатка.
А когда-то давно
в моей келье жил странный монах.
Невысокий, застенчивый,
немногословный и тихий.
И любил фантазировать он
о далёких морях.
И привиделся путь ему
из Ледовитого в Тихий.
Так бы жил не тужил
он в потоке монашеских дел,
если б в кладке стены
не увидел случайно лазейку.
Помолился в ночи
путеводной Полярной звезде
и к ватаге Семёна Дежнёва
пристал в Мангазее.
Кочи шли на восток.
Их в пути засыпали снега.
И вмерзали во льды.
И дожди непрестанные лили.
Это всё не беда.
А беда – это, братья, цинга.
Но и даже цинга
не мешала мечтать о проливе.
И, конечно, успел
нацарапать корявым ногтём
наш монах на доске тот пролив
перед тем, как скончаться, –
как доселе неведомым
для мореходов путём
можно из Ледовитого в Тихий
прийти на Камчатку.
Вот и сказу конец.
Душу грешную ту отмолив,
и проливом пройдя,
люди с кочей ступили на берег…
Лишь спустя много лет
был повторно открыт тот пролив.
Но проливу сему имя дал
Командор Витус Беринг.
13.04.2015г.
Пос. Соловецкое
1
Работая над поэмой «Бунт» об антирусском восстании камчадалов под предводительством Фёдора Харчина, возникло убеждение, что детонатором взрыва возмущения камчадалов послужил беспримерный переход мастеровых людей и казаков с оснасткой кораблей через водораздел между западным и восточным побережьями полуострова, принесший большой убыток местному населению. Однако, как следует из материалов выступления краеведа С.И. Вахрина о 1-ой Камчатской экспедиции, куда более жертвенным и мучительным был переход мастеровых и казаков от Якутска до Охотска, так называемый, юдомский волок. Об этом рассказано в поэме «Юдомский крест». Таким образом, возник своеобразный триптих о героизме русских людей при освоении Дальнего Востока. Это поэмы «Юдомский крест», «Бунт» и «Храм успения Пресвятой Богородицы».
ЮДОМСКИЙ КРЕСТ
КРЕСТЫ
1.
Севера…
Из вечной мерзлоты
прорастают к солнцу, словно семя,
в небеса поклонные кресты.
Вознесенье!
Досягнуть седьмых небес высот,
вертикалью прикоснувшись рая,
поперечиною горизонт
подпирая.
Сверху небожители-жильцы
видели, поди, как эзотерик
аббревиатуру «I. Н. Ц. И.»*
на латынь исправил –
«Vitus Bering.»
Так из памяти забытой тьмы,
взламывая холод и забвенье,
прорастаем стебельками мы,
под стихи, легенды и поверья…
А окрест, как многие века,
лиственницы, чахлые берёзы…
И плутает по камням река.
Ах, Юдома, грусть моя и слёзы.
*) I. Н. Ц. И. – Иисус Назорей Царь Иудейский
ЗАВЕТ ИМПЕРАТОРА
«Отдайте все…»,
превозмогая боль,
смог написать…
почивший император.
Из Петербурга
тронулся в Тобольск
из двадцати пяти саней обоз.
Дай Бог!
Вернутся ли они обратно?
И облака за 10 тысяч верст
летят к проливу
с ветром
на норд-ост.
Дозволь, Господь,
им лёгкую дорогу!
Мастеровым,
матросам,
командирам
в неношеных
с иголочки
бострогах*,
в камзолах канифасных
и в мундирах.
…Почти два года
занял путь к Якутску
в Тобольске и Илимске
две стоянки.
Река Юдома
впереди по курсу.
Седа как лунь
камлает удаганка!
*) Бострог – бушлат, одежда голландских моряков
3.
УДАГАНКА
Бей в бубен!
Бей!
Бубни!
Бубни!
Бум-бум!
«Буус Дьалкын хутун*, явись!»
исступлен
крик удаганки
в корчах
и визжа…
И в мареве над головой,
как лодка,
вальяжной
и развалистой походкой,
явилась
Ледяная
Госпожа…
«Проснулись?
Вам уже не надо ехать!»
И в небе
отозвался,
словно эхо
Её весёлый возглас –
«Э-
э-
э-
хэй!!!»
Якутские казаки
и эвены
в безмолвии
упали
на колени –
не поднимают
к небесам
голов.
А впереди в порогах
и в заломах
Струится
обмелевшая
Юдома
В тревожном
ожиданье
холодов.
*) Буус Дьалкын хутун(якутск. миф) – богиня стужи
ПОКЛОННЫЙ КРЕСТ
…Спускались холода
от перевалов,
Стояли сопки
в золотом
и в алом
отцвете,
и на эту красоту
взглянув,
казаки дружною гурьбой
в дощаники*) впряглись
и бичевою
пустились в путь
к поклонному кресту.
Их двести душ,
четыре сотни ног.
Идут казаки
к морю
на восток.
Там, где-то крест поклонный
над могилой
казаков,
что в засаду
юкагиром
пропались
средь пустынных
этих мест.
И много лет
напоминаньем вечным
Полярною звездой
стоит подсвечен
в их память
у реки
Юдомский крест.
Четыре тысячи пудов
на лодках –
Канаты,
фальконеты,
якоря…
Друг дружку согревая,
спят в болотах.
Заломы разбирают
от коряг…
Вот первый снег.
И первая пурга.
И леденящие
ветра
завыли
Мороз.
И по реке
пошла шуга.
Задумчиво стоят
мастеровые
с казаками
на берегу –
«При-
плы-
ли.»
*) Дощаник – плоскодонное деревянное речное судно.
ЮДОМСКИЙ ВОЛОК
Есть такое слово.
Слово – «надо»!
Прилагается к нему
награда.
Орден.
В крайнем случае медаль.
Впереди
заснеженная даль
Все впряглись
в берёзовые нарты.
Тащут и хрипят друг другу:
«Надо!
К сине морю
Ламскому* дойти…»
А иного нет у них пути…
Ядра,
якоря
и фальконеты
поплывут в Америку.
Там, где-то
на востоке
должен быть пролив.
Так с дощаников
пуды взвалив
на себя,
бредут они по жизни,
пасынки и сыновья
отчизны.
Но конца и края не видать.
Государь велел им –
«Всё отдать»!
Всё отдать!
А что есть кроме жизней? –
Тут уж не до жиру,
быть бы живу!
Надобно
достойно помереть.
Хлещет
по казацким спинам плеть,
лиходей датчанин
Мартын Шпанберг –
лейтенант
при шляпе и при шпаге.
Командору Берингу земляк.
Так его разэтак и растак!
Милости в нем нет
ни фунта даже.
Тащат казаки
муку в поклаже,
души их усопших помяни,
ели сыромятные ремни.
А их –
«кошками»**!
А их –
в колодки!
Слабые,
закутавшись в ошмётки,
Уходили в сторону с пути.
Господи,
их немощных,
прости.
Там они,
вестимо,
и поныне –
сопки их,
сердешных,
схоронили
от болезней, голода, беды…
И позёмкой
замело следы.
Лишь бы веры,
братцы,
нам хватило.
Будет вера –
значит будет сила,
чтобы к морю
дотащить весной
грузы,
что остались за спиной.
*) Ламское море – Охотское море
**) Кошка – плеть с девятью и более хвостами, обычно с твёрдыми наконечниками.
5.
ДВОЕ
Юдомского креста
достигли дружные
щепотник правильный *)
и басурман.
С геодезистом
православным Лужиным
дошёл
католик
Морисон, штурман.
Слезинками
в глазах снежинки таяли,
под крест шагнули
как в последний бой.
Голодные,
больные
и усталые…
Вот только плечи
крестят вразнобой.
Не знаю,
как сказать теологически –
по православному
и католически.
Легли они в сугроб,
как в смертный одёр.
Мороз по сердцу
холодит,
что нож.
«Спокойной ночи
русский парень, Фёдор!»
«Good night, тебе,
шотландский парень, Джордж!»
Им никогда
не возвратиться абие.
Лежат они
и их дражайший груз.
Один,
к груди прижавший
астролябию,
Другой
с поклажей
пуговиц и бус.
*) Щепотник правильный – крестящийся щепотью – тремя пальцами, по-никониански
7.
ЭПИЛОГ
Дойдут,
идущие в пути-дороге.
Войдут их
обмороженные ноги
(увы, не те четыре сотни ног)
В Охотский теплый,
обжитой острог.
Пришлось, конечно,
поначалу туго,
свой первый шитик
назовут «Фортуна»,
ведь милостива
к ним была Судьба.
А потому в Америку суда
пойдут
и им откроются проливы.
Как говорится – добрый путь!
Счастливо!
Не надо их хвалить
и укорять.
Не все
в острог Охотский
якоря
доставлены.
Пришли без запасного.
И нынче говорят,
не без смешного,
что в наши дни
в местах тех,
коль не врут,
геологи ходили
на маршрут,
а из воды
торчала железяка.
Геологи в нехоженной тайге
в непроходимой
для судов
реке
сыскали вдруг
адмиралтейский якорь.
Случайный путник,
голову склони.
Тех помяни,
кого мы позабыли.
Юдомским волоком
прошли они.
Спаси, Господь!
Такими
Люди
Были!
2
Б У Н Т
Не лёгким случилось начало ХVIII века на Камчатке. Недавно закончился беспримерный зимний переход на собаках с корабельной оснасткой бота «Архангел Гавриил» для Первой Камчатской экспедиции из Большерецкого острога на западном побережье Камчатки в Нижнекамчатский острог на восточном побережье. Массовая гибель собак и голод привели к недовольству русскими со стороны местного населения. И вот в 1731 году тойоны (вожди) еловского и ключевского поселений Фёдор Харчин с братом Степаном и их дядя Голгоч объединили вокруг себя недовольных тойонов Тигила, Ханея Иурина, Чегича, Лыкоча, Нефёда Тенивина, Чаромаша… И грянул бунт. Тот самый бессмысленный и беспощадный!
Памяти моей одноклассницы
Куркан (Коллеговой) Татьяны
- ПОХОД . ЗИМА 1727 ГОД.
Изнуряющий бег Гончих Псов
над вершинами острых зубцов –
это звёзды промчались во мраке.
Умирают в упряжках собаки
с безграничной любовью в глазах.
Вьётся нитью шахма в небесах.
Командора нельзя укорять.
Нарты в сопки везут якоря,
паруса, корабельные снасти…
В командора незыблемой власти
не держать курс в Курильский пролив,
а дойти, хоть собак уморив,
с Большерецка до Нижнекамчатска.
Мысли, мысли безудержно мчатся,
только посуху ехать нет сил…
Уж не слышен запев разудалый.
Труден путь.
Помоги камчадалам,
вестник Божеских тайн – Гавриил,
чтоб живыми вернулись в яранги
и поведай нам тайну, архангел –
есть ли морем в Америку путь?
Вдруг в подзорной трубе капитана
померещится фата-моргана
и Америки нету отнюдь.
В армяки запахнувшись, в кухлянки
люди шли,
а небесный архангел
их, безудержных, сопровождал
в ледяную холодную даль.
Гавриил распахнул парусами,
как забитыми снегом крылами,
до Полярной звезды небосвод.
Глаз прищурьте.
За Гончими Псами,
нет, не нарты –
огромные сани,
прут
под флагом
Андреевским
Бот.
Шахма – след, колея от нарт
- ЗАГОВОР. 1728 – 1730 год.
Ивы растворились в полумраке
На Еловку опустилась ночь.
Воют уцелевшие собаки,
крадучись в ночи идёт Голгочь.
Плещется на перекате кижуч
Над кустами вьётся мошкара.
Чегеч, братья Харчины и Лыкоч –
Шепчутся тойоны у костра:
«Нынче собирают комиссары
и подьячие тройной ясак…»
«Забирают всё: кипрей, сарану…»
«Уток…»
«Заморили всех собак…»
«В их хозяйстве трудимся задаром…»
«Забирают и детей, и жён…»
«Тяжело живётся камчадалу…»
«Русскому, однако, хорошо…»
Злобен и могуч, до крови алчен
тихо подошёл тойон Голгочь:
«И тебе не стыдно, Федька Харчин,
воду в ступе без конца толочь.
Нам Хантай свою являет милость.
Мне шаман сегодня объяснил –
с русскими не надо житься миром.
Скоро бот “Архангел Гавриил”
русских увезёт в Студённо море.
Вот тогда нам жить да не тужить,
позабудем тяготы и горе
и заместо русских будем жить!»
«Зарыдают дети их и жёны.»
«Порастёт травой Нижнекамчатск.»
«Пусть острог останется сожжённым.»
«Фёдор, ты не против?»
«Всех кончать!»
От костра кровавят лица блики.
Дым клубится с комарами прочь.
С пылу с жару спит спокойно Лыкоч,
разморился богатырь Голгочь.
Спит и видит Лыкоч, что из речки,
Извиваясь, выполз, как кета,
в рыбий хвост одетый человечек –
это ли не чудо? –
сам Хантай!
«Долгожданный, родненький наш идол.
Ты ещё, однако, потерпи.
Много тёплой кровушки убитых
брахтатынов скоро будешь пить.»
«Поумнели, дорогие братья.
Кончился терпения запас.
Не хочу вас торопить и брать я
на себя ответственность за вас.
Не пристало дома жить гостями.
Скоро ваши реки все вокруг
до верховьев оградят сетями.
Будут чужаки пороть икру.
И не будет никогда толкуши,
И не будет больше кислых ям.
Будете кору с сараной кушать.
Так и передай своим друзьям.»
Вздрогнул Лыкоч от виденья шалый,
прогоняя мухомор-дурман.
И Завина вышла в небо в алом
И стелился над рекой туман…
Тойон – вождь
Хантай – божество ительменов с телом человека и хвостом рыбы
Брахтатыны – огненные люди.
Завина – заря.
- НИЖНЕКАМЧАТСКИЙ ОСТРОГ . 1731 год.
Бабы разлетелись стаей.
Кто куда.
По избам прочь!
Гордый
с идолом Хантаем
неподвижно встал Голгочь.
Он домой пришёл!
Не в гости!
Над острогом Кутх парил.
Клирик Лазарев Иосиф
бот «Архангел Гавриил»
провожать уехал в устье.
А тойоны, чтоб им пусто
было жить да поживать,
стали русских убивать.
Яро полыхала церковь.
И в раскраске боевой
иноверцы, иноверки
вились под шамана вой
Дым и смрад от изб горелых.
разгоняло ветерком.
И лежали в острых стрелах
смирно казаки рядком.
Вот тогда с победным кликом,
в битве невредим и цел,
с жёстким луком вышел Лыкоч.
Подыскал привычно цель.
Равнодушно и спокойно
взял стрелу,
что поострей.
И упал на колокольне
сын Иосифа – Андрей,
за верёвку ухватившись,
как за жизнь,
в последний миг.
Как-то ласково и тихо
тронул колокол язык.
Так душа дьячка Андрея
полетела в небо, рея,
покидая тело вон…
Благовеста чистый звон.
А на колокольне рядом
сын Андрея голосил.
Вот и цель вторая кряду –
внук Иосифа – Максим.
В этот миг рвануло погреб
с порохом,
взметнув настил.
Инстинктивно Лыкоч вздрогнул
но калёную
пустил.
Вот она – дуга крутая!
Не стрела,
а высший класс!
Точно идолу Хантаю
угодило промеж глаз.
И кому же это надо –
не желать вины,
но смочь?
Лыкоча с большой усладой
бил
неистовый
Голгочь.
Весь острог в безумном беге.
Это маскарад, поди –
Русским стал счастливый Чегеч
В длинном платье попадьи.
Нынче – русский,
не иначе,
комиссар и капитан –
заводила Федька Харчин
мерял форменный кафтан.
Кутх – ворон, божество народов Камчатки
Калёная – стрела с древком из нескольких продольных частей разной древесины, соединённых между собой рыбьем клеем
- ВЕСТНИКИ.
Шли по Уйкоалю баты.
А на них, как сном объяты
убаюканы волной,
в первом бате – Сенька Плотник,
во втором Ивашка Постник
меж лопаток со стрелой.
Сенька жив, господня милость,
шибко кровь его сочилась
из увечья на лице.
Он шептал неубиенный
об измене и неверном
злыдне – Федьке подлеце,
Федьке Харчине тойоне,
что за ними шёл в погоне,
но в потёмках упустил.
Вот и Уйкоаля устье.
Юркий бат теченьем ткнулся
в бот «Архангел Гавриил»
Счастлив Сенька.
В самом деле –
он сумел дойти до цели,
он успел –
один из двух.
И на палубе мгновенно
только прохрипев: «Измена..»,
отдал богу Сенька дух.
Уйкоаль – река Камчатка.
Бат – долблённая лодка из тополя.
- НИЖНЕКАМЧАТСКИЙ ОСТРОГ .
(продолжение)
«Русские всегда
приходят за своим.»
Горе – не беда.
Значит победим!
Скоро выйдет срок,
немножко погоди,
воротим острог,
платье попадьи…
Полуостров Крым,
Аляска ли сиречь –
подобает им
слушать русских речь.
Будет, всё равно,
с верёвочкой бычок.
Дружба дружбой, но
раздельно табачок.
Пусть летят года,
только мы твердим:
«Русские всегда
приходят за своим.»
Тогда к Нижнекамчатскому острогу
с казаками пошли во вражий стан –
вернуть должок –
в опасную дорогу
Михайло Гвоздев,
Спешнев Иоанн.
В дни испытаний тяжкую годину
пусть крепнет дух, не задрожит рука.
Неподалёку от глухого тына
рванули из густого лозняка
два фальконета.
И фузей раскаты.
В пылу вокруг острога тын лежал.
И засверкали пятками камчаты.
И Федька Харчин тоже побежал.
Бывало, Федька догонял оленей
и в этот день бежал он впереди.
Голгочь Хантая бросил, как полено.
И вскидывая острые колени,
мчал Чегич в длинном платье попадьи.
Тойон – всегда тойон!
Он шит не лыком!
И словно Гиппократ: «Не навреди…»
шептал на пепелище церкви Лыкоч,
не ведая, что будет впереди.
Он не бежал.
Какие-то сомненья
испытывала чуткая душа,
не помышляя о богоявлении.
Смолою стен обугленных дыша,
не представляя, что такое ладан.
Уже тогда потомками оправдан,
предчувствием неясным упоён
стоял бесстрастный ключевской тойон.
- СУД. 1733 – 1739 год.
Эстафетой прилетело спешно
извещение для лиц сановных
в Петербург.
И виза на депеше:
«Разобраться. Наказать виновных.»
Воздалось за бунт всем в полной мере.
Проверяя тщательно доносы,
подполковник из Якутска Мерлин
проводил с пристрастием допросы.
Разыскные выполнив задачи
следствие нашло, кого винить –
трое русских казаков и Харчин
признаны виновными.
Казнить.
Вот тогда любуясь утром летним,
созерцая небосвода синь,
«Только чтоб не вешали последним» –
перед смертью Фёдор попросил.
А потом пороли всех кнутами.
Лыкоч и казак на пару с ним
спины исцеляли лопухами.
Лыкоч и Коллегов Евдоким.
- КРЕЩЕНИЕ. 1745 год.
Завина небо выкрасила ало.
Толпа пришла на берег Уйкоаля.
В толпе казак Коллегов Евдоким
и Лыкоч со спиною воспалённой
невдалеке неловкий и смущенный
стоял благим предчувствием томим.
Затем священник Лазарев Иосиф
над ними преклонёнными вознёсся
с кропилом величав и седовлас.
Когда креститься в воды Уйкоаля
вошли,
вдруг образ идола Хантая
с горы скатился со стрелой меж глаз.
Крестясь щепотью пальцев неумело,
под воду окунаясь то и дело,
живительной представилась вода.
И вышел Лыкоч из реки смышлёный.
По сердцу – голубь!
И не по-вороньи
вдруг каркнул Кутх развенчанный тогда.
Не Лыкоч он.
Пусть имена такие
Забудут.
Он – Никита Евдокимов
Ему казак Коллегов имя дал.
Когда дьячок Максим поднёс икону
И благовест разнёсся колокольный,
Никита,
но не Лыкоч,
зарыдал.
Никита всхлипывал, себя жалея,
припомнив убиенного Андрея.
Над Уйкоалем плыл церковный звон.
Тот звон, который души наши будит.
А с колотушкою шаманский бубен
исчез, как тёмный безнадёжный сон.
Отныне он Коллегову был крестник.
И на его груди нательный крестик
висел с изображением Христа.
Не это ли была его отрада.
А выше награждения не надо,
ведь жизнь вокруг
прекрасна и чиста!
- ИСПОВЕДЬ. 1768 год.
Под вечер очертанья гор размыты,
И кажется, что близок горизонт.
У балагана нравится Никите
Сидеть и слушать колокольный звон.
Вечерний звон.
Вся жизнь перед глазами
Всё чаще размышленья о Творце.
Текут года, как Уйкоаль, слезами
на высохшем морщинистом лице,
морозами и солнцем опалённом.
Он был, наверно, неплохим тойоном.
стал старостой при церкви Ключевской.
Пора перебираться на покой.
«Молю о том, чтобы Господь дал силы
Он завещал быть честным до конца –
Сегодня я священнику Максиму
покаюсь, что убил его отца.»
Балаган – летняя постройка ительменов
- ОСПА. 1768 – 1769 год.
Укрывались в землянках
от ветра мы.
Уносили ветра
вместе с крышами
балаганы!
Но чтоб о «поветриях»… –
на Камчатке
такого
не слышали…
Чтоб заброшены
стали селения.
Трупы в избах,
а не на погостах.
Умирали на лавках
последние,
заражённые оспой.
Но участливы
к мукам людским
шли бесстрашные.
Хоть не привиты.
Не вернулся священник Максим.
Не услышал признанье Никиты…
- ЛИТУРГИЯ. 1770 г.
Давайте, братья, позабудем горе.
Пребудем в церкви, гости дорогие!
Коллегова Никиты сын Григорий
сегодня совершает литургию.
Ведь людям, в сущности, не надо много.
Григорий пастырь
вечными словами
Вещал с амвона:
«и да будут милости Великаго Бога
и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами!»
Господь наш милостивый Триединый.
Он любит нас. Он всё прощает нам.
Блаженного помянем Августина:
«Какие мы –
такие времена.»
Простим друг другу наши прегрешенья,
мы созданы по Божьему подобью.
Нам вместе жить во времена лишений
на Уйкоале с верой и с любовью.
Уж коли вкупе мы живём с надеждой,
тогда сплотимся вместе одесную,
обнимемся, откроем, други, вежды.
И возопим все вместе:
«Аллилуйя!!!»
Одесную – с правой стороны; но так же означает «близко» (Псалтирь15:8)
Вежды – веки
- КОЛЛЕГОВА ТАТЬЯНА. 2024 г.
Как все, мы были в детстве шалуны.
Случалось, лазить уходили в скалы.
Цепляясь за кусты и валуны,
Мы орудийные шары искали.
Прошли года. Теперь, ищи-свищи,
Где наши сердцу милые раскопки.
И, где они, чугунные мячи,
Мои сокровища Никольской сопки
Истории случайные дары.
В один из дней мой друг по школе Таня,
Увидев заржавевшие шары,
Поведала о дальних предках тайну.
Про то, как шквал огня над головой
Сметал редуты канувшего века.
С крестом в руке
В атаке штыковой
Шёл впереди протоиерей Коллегов.
И как скользили штуцеры в крови.
Гремела над горами канонада
И рвали сопку имени Любви
Три дня англо-французских пушек ядра.
Тогда со сдержанностью напускной
Небрежно мои губы обронили:
«Коллегов?
Я не знаю, кто такой.
По видимости, твой однофамилец?»
Прости.
Сейчас я, Таня, стал мудрей.
Все знают, что медалью восславлялся
Михал Григорьевич, протоиерей!...
А Лыкоч ему прадедом являлся…
Сопка Любви – так горожане называют Никольскую сопку Коллегов Михаил Григорьевич – выпускник Иркутской духовной семинарии, протоиерей, «за оказанный им подвиг самоотвержения при отражении неприятельского нападения на Петропавловский порт в лето 1854 года в августе месяце, высочайше награждён бархатною фиолетовой скуфьёй и набедренником.», «будучи неоднократно призываем к служению молебствий о даровании победы над врагами, совершал их во время действий неприятельской эскадры с очевидной опасностью для жизни. Под сильнейшим огнём эскадры он являлся сам на батареи, именем Бога Живаго ободряя защитников.» Был награждён бронзовым наперстным крестом на Владимирской ленте и бронзовой медалью.
14.05 – 27.05.2024г.
с. Мильково – г. Петропавловск-Камчатский
3
ХРАМ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
1.
ДОРОГА К ХРАМУ
«… освоение и духовное просвещение
Камчатки и Северной Америки неразрывно
связано и во многом обусловлено деятельностью
русских православных служителей и мирян.
Своеобразной «колыбелью православия» в этом
районе стал Нижнекамчатский храм Успения
Пресвятой Богородицы, освящённый в 1741 г. и
восстановленный в августе 1993г.»
Протоиерей И. Кобелев.
IV Международные Исторические
и Свято-Иннокентьевские чтения. 2006
Зачем себя иллюзиями тешить?
Живи и не тужи – здесь и сейчас.
Маршрут обычный.
И пейзажи те же
Вдоль трассы: Петропавловск – Усть-Камчатск.
Поди узнай, где вымысел, где правда.
Туманом скрыты прошлые года.
По трассе, как по жизни, мчится «Прадо»,
Наматывая мили на кардан,
По колее разбитой и по лужам,
То в речках увязая, то в песке…
Дорожников балок нас ждёт и ужин
На берегу на Радуге реке.
Земля обетованная.
Забытый
Там храм Успения стоит, как встарь.
И Радуга и речка Озерки там
Текут, как прежде, в воды Уйкоаль.*
И мы по заболоченным участкам
Вдоль Радуги пойдём и встретят нас,
Места, где был острог Нижне-Камчатский –
Но в прошлые года, увы, ГЛОНАСС
Не приведёт, –
Пойдём по бездорожью
Сквозь шаломайник во весь рост.
Притом,
Нам будет и заветней и дороже
Тревожная тяжёлая дорога,
В сей Богородицы Пречистой дом.
Дорога к Храму – это вам не скатерть.
Я помню, как по ладожским штормам
Под пение акафистов наш катер
Из Приозерска шёл на Валаам.
Там на причале монастырском позже
Встречающие обнимали нас,
А мы в ответ шептали только: «Боже!
Благодарим Тебя, что Ты нас спас!».
В беседе как-то приводил мне факты
Дорожник Юра из «Устоя-М»**:
«…что будут автотрассы все в асфальте
и сеть дорог объединит затем
Камчатку и Чукотку. И без тряски,
да без колдобин – трогай в добрый путь!
Чтоб на американскую Аляску
Через пролив, прищурив глаз, взглянуть…
«Мечтатель! – возразил тогда я Юре –
Ты автотрассы строишь хорошо.
Пускай американская де-юре,
Но, ведь Аляска – русская душой!
Они с Камчаткой и сейчас едины.
Они едины до сих пор в мечтах.
Грустящим о свидании, родимым,
Сны снятся о тоннелях и мостах.
А по твоим асфальтовым дорогам
Я, в пробках простояв, приеду в храм.
На паперти, а может на пороге
Экскурсовода выслушаю. Там
Куплю магнит – с Успенским храмом фото.
Не протолкнувшись к алтарю, увы,
Я на столетних брёвнах возле входа
Прочту «Здесь был Василий из Москвы».
А вдоль дорог – помойки да потёмки,
Печальный для экологов урок.
Чтоб сохранить Камчатку для потомков,
По мне бы – лучше б не было дорог.
Не будет ни узбеков, ни киргизов,
Что приезжают мусор убирать,
Чтоб заработать с визой и без визы, –
Временщикам Камчатку не понять.
Да, всех она оденет и накормит.
Но, как бы ни был заработку рад,
Ты ей дари добро…
Она запомнит.
И одарит
своим
добром
стократ!»
__________
* р. Уйкоаль – большая река, р. Камчатка.
** ООО «Устой-М» – подрядная организация, осуществляющая строительство дорог в Камчатском крае.
2.
ПОСЛЕДНИЙ ЗАМЫСЕЛ
«Первая река, впадающая в Камчатку (следуя по
устью вверх): Ратуга (по-камчатски Орат); на ней
построен острог…»
А.С. Пушкин,
Материалы для заметок о книге
С.П. Крашенинникова
«Описание земли Камчатки»
20 января 1837 год.
«В стране гористой, влажной и печальной
по восемь месяцев земля в снегах…» –
История Поэта о Камчатке
Осталась на столе в черновиках…
История – не атаманов «сказы».
Её страницы – не всегда почёт.
Она не создается по указу.
Был Пётр,
Но был еще и Пугачёв.
Из вставших на Сенатской
знал он многих –
те, старые лицейские друзья,
что обжили байкальские остроги,
холодные якутские края.
В российские неведомые дали,
сердцами и свободою горя,
шли лучшие сыны под звон кандальный,
Российскую историю творя.
И там, на Чёрной речке, не случайным
был выстрел, отозвавшийся в веках.
История Поэта о Камчатке
осталась на столе в черновиках…
3.
КАЗАК ИВАН ПОСТНИК
«…Нижнее-камчатскую церковь на реке
Радуга строил Иван Постник…»
М.И. Угрин. Сбережем памятник.
«Камчатская правда» 1983 г.
«К Лику Богородицы губами
Прикоснись.
И, может быть, поймёшь –
Пусть ты тоже Постник,
Хоть не Барма,* –
Но по силам ношу ли берёшь?
Чем ты заслужил такую милость –
Богородице Пречистой дом
Строить, так, чтоб сердце колотилось
В лиственницы острым топором?»
Тишина над лесом. Вечер поздний.
Полузабытьё, а, может, сон…
Знает цену делу Ванька Постник.
Ну, а кто же сможет,
Как не он!
Помнишь, большерецкие матросы
С командором через перевал
Перешли на Уйкоале стоить
Бот отменный.
Командор искал
Путь в Америку.
Тогда в остроге
Всю весну стучали топоры.
Со товарищами бот построив,
Плотником стал Ванька с той поры.
Людям воздаёт Господь по вере.
Бот назвали «Святый Гавриил».
Командор суровый Витус Беринг
Шибко Ваньку-плотника хвалил.
Ведь в работе,
Хоть в жару, хоть в стужу,
Ежедневно всюду и всегда,
Мы невольно посвящаем души
Результатам своего труда.
«Ты, мой бот, от киля до оснастки –
С командором шёл в тот самый год**.
Ты привёл нас к берегам Аляски,
«Святый Гавриил», красавец-бот!
Дай, Господь, мне Храм построить силы!
Чтоб стоял он многие года
В память тех, кого шторма носили,
Кто плутал в туманах и во льдах.
Кто стерпел разлуку и лишенья.
Кто в пучине вод обрёл покой.
Ведь Успенье – это Воскрешенье
В небесах!
И в памяти людской…»
Постигая время,
Словно постриг
Принимая от седых веков,
С нами Ванька Плотник, Барма Постник
Замерли безмолвно у икон.
Купола с крестами!
Годы мчатся…
Мы приходим в радости, в тоске ль
В храм Успения в тайге камчатской.
В храм Покровский «что на Рву» в Москве.
Не бывает
поздно или рано –
Вовремя – с пылающей свечой!
Тех, кто строил корабли и Храмы,
Господи, помилуй православных!
Души их во веки упокой!
__________
* Барма Постник – «сын Постникова, по реклу Барма» (ХVI век), русский зодчий, строитель Покровского храма (храма Василия Блаженного).
** Первая Камчатская экспедиция 1725 – 1730 г.г.
4.
СВЯТИТЕЛЬ ИННОКЕНТИЙ
(ВЕНИАМИНОВ)
Дайте знать, чтобы при погребении
моём речей не было; в них много похвал.
А проповедь по мне скажите: она
может иметь назидание; и вот вам
текст для неё: «От Господа стопы
исправляются» (пс. 36:23)
Святитель Иннокентий. 1879 г.
«Епископ Иннокентий одним из первых
в России подчеркнул значение
Нижнекамчатской церкви Успения
Богородицы в истории русского
православия на Дальнем Востоке
Российской империи и Русской Америки»
С. Вахрин «Покорители Великого Океана» 1993 г.
Великая Суббота…
Завтра Пасха…
Земные подытожены дела.
Немало было случаев опасных.
И беспокойной жизнь его была…
Не на осле по Иерусалиму –
Святитель с обмороженным лицом
С остолом* на собаках мчится мимо.
Острогов гор с валдайским бубенцом.
– «Гхах!», «Гхуб!» –
По насту нарты шибче мчатся.
Сияет тундра.
Наконец-то – «Хна!!!»**.
Идёт Святитель по Нижнекамчатску
В заветный храм Успения…
Весна.
Вот-вот распустятся пушинки вербы.
Сияет солнце.
Что ни говори,
Никак нельзя без православной веры
Жить на Камчатке,
Сколько здесь любви!
Идёт святитель дальше
В длинной парке
На Уналашку в свой забытый дом,
На бате, боте, шлюпе, на байдарке
С любовью к людям,
с книгой
и с крестом.
Вы, Уналашка, и Кадьяк, и Ситка,
Малоизвестный островок любой,
Тинклиты, алеуты… Все – простите,
Что вашу он не защитил любовь.
Аляске вместе не бывать с Россией.
Что тут поделать? Спорь или не спорь,
Но есть дела, которые не в силах
Мы изменить. Уж так решил Господь.
Господь в пути стопы нам исправляет.
Он ведает о каждом. Посему,
Где человек ещё предполагает,
Господь уже давно располагает.
Лишь надобно прислушаться к Нему.
Пора…
Наденьте чистую рубашку.
Святитель Иннокентий вновь идёт –
Там, где Успенский храм в весенних красках,
Там, где уже давно на Уналашке
Его осиротевший ждёт приход.
Не надо на прощанье слов напрасных.
Жизнь, как одно мгновение прошла.
Суббота миновала.
Вот и Пасха!
Закончены земные все дела…
____________
* Остол – палка для управления нартами.
** Гхах, гхуб, хна! – команды: направо, налево, стой .
5.
ВИТОЛЬД АДОЛЬФОВИЧ ПОПКО*
«Более десяти лет учащиеся Усть-Камчатской
средней школы № 3 ухаживают за его могилой.
24 июня к могиле В. А. Попко была организована
экскурсия, в которой приняли участие более 80
ребят из пришкольного пионерского лагеря средней школы № 3…»
Никто не забыт. «Ленинский путь» 1983 г.
Давно в Нижнекамчатске не видали,
Полковника, что выше всех похвал –
С Крестами Грюнвальда, Виртути Милитари,
И чтоб звенели при ходьбе медали,
Чтоб без одной минуты генерал.
Он брал Берлин и Прагу с Войском Польским.
Он мог бы в Кракове служить сейчас.
Но отказался. И служить был послан,
Куда уж дальше, аж в Нижнекамчатск.
Жена Мария поначалу сникла,
Но, как обычно, улыбнулся он:
«Где быть иголке, Маша, там и нитке.
Поедем возводить укрепрайон.»
Все ждали, что война придёт с Аляски,
Но не создал Курчатов «Кузьки мать»**.
Придётся снова поменять на каску
Свою с кокардой форменной фуражку
И вновь полки в атаку поднимать.
В сырой землянке тусклый свет коптилки.
Как спирт, забота голову кружит.
О притолок ударившись затылком,
Вошёл в землянку бравый замполит.
«Полковник, скоро ждите новоселье.
Я старый храм осматривал с бойцом.
Мы разберём его и наши семьи
Уедут из землянок в тёплый дом.
Поставим двери, в окна вставим стёкла.
За сутки храм растащим по бревну».
«Я, лейтенант, ни одного костёла
И ни одной церквушки за войну
Не смел коснуться этими руками.
Мы – атеисты, р-р-растакую мать!
Но эта церковь строена не нами –
Не нам её по брёвнам разбирать!
Ты извини, что говорю я жёстко,
Но ты пойми, товарищ замполит,
Что Божья Мать, она же Матка Боска,
Хранила в окруженье Войско Польско!
И нас ещё, быть может, сохранит…»
Ах, времечко, – давно ли это было.
Укрепрайоны поросли травой…
И под звездой полковника могила
Стоит у храма, словно часовой.
_______________
* Командир воинской части № 47127. Бывший командир 28-го пехотного полка 9-й Польской дивизии 2-й Польской армии. В начале 1945 г., приняв на себя командование дивизии, вывел её из окружения.
** «Кузькина мать» – так Н.С. Хрущёв называл водородную бомбу.
6.
ВОСКРЕШЕНЬЕ
«В 1993 году на Камчатке по решению
правительства России отмечалось 250-летие
начала промыслового освоения россиянами
Русской Америки… человек без исторических
своих корней и памяти – временщик не только
в собственной своей жизни на полуострове, но
и в истории Отечества»
С. Вахрин «Встречь солнцу» 1993 г.
«В безлюдье, диву дивному подобно,
Стоит заброшенный Успенский храм.
Он не горел, по брёвнам не разобран.
Он словно предками завещан нам.
И мы распорядиться храмом вправе.
Товарищи, задумайтесь о том,
Ведь на Аляске восемьдесят храмов!
На всю Камчатку – лишь молельный дом…
Решайте, как – за совесть ли, за страх ли,
Но дело чести – храм восстановить…» –
Волнуясь, говорил Серёжа Вахрин,
Райисполком пытаясь убедить.
И убедил.
За годы атеизма
Возник психологический изъян –
Мы разочаровались в коммунизме.
И все произошли от обезьян.
Но на круги своя нас возвращает
Судьба.
И православной вере дань
Мы отдаём.
И яйца освящаем,
А в январе ныряем в иордань.
Вздохнёт душа однажды легче праны*.
И ты поймёшь, что всё – не просто так.
И испытаешь то, что в этом храме
Испытывал два с лишним века ране
Крещённый первым алеут Темнак.
Закончил плотник трудовую вахту,
Кресты над кровлей Храма закрепил
Раскольник старовер Серёжа Вахрин
Вздохнул
и грудь тайком перекрестил.
А в православном мире храм старинный
Успения
заполнил пустоту.
Храм освящал священник с Украины
И алеут – дьяк с острова Атту.
Былых столетий истовая сила
Вернулась в край родной издалека.
Над россиянами взмахнул кропилом
Потомок алеута Темнака.
Из Радуги-реки взметнулись воды
И засияли праздничной дугой
Промеж Новоархангельска** и Львова
Над гладью Уйкоаля и тайгой.
_______________
* Прана (санскрит) – ветер, энергия дыхания;
** Новоархангельск – столица Русской Америки, ныне Ситка.
7.
МОЛИТВА ВЕЧЕРНЯЯ
Ангели, успение Пречистые видевшее удивишися:
како Дева восходит от земли на небо.
Побеждаются естества уставы, в Тебе, Дево Чистая:
девствует бо рождество, и живот предобучает смерть:
о рождестве Дева, и по смерти жива, спасаеши присно,
Богородице, наследие Твое.
Задостойник Успения глас 1
Как тихо и как дышится легко…
В природе лунным светом всё залито.
Там, под луною, гуси высоко.
И к небесам возносится молитва.
Вот он каков, Успенский этот храм!
Мне, кажется, что он всё понимает.
Ему со мной не спится до утра
И он молитве в тишине внимает.
А там, на Ситке, тоже храм стоит
Архангела Святого Михаила.
И он ночами лунными не спит…
А в Берингов пролив от Сахалина
Плывут в ночи огромные киты.
Медведи ловят рыбу где-то рядом.
Земля моя, я думаю, что ты
Зверью и людям на планете рада.
Когда свята природа и чиста,
Вглядись в неё и тишину послушай.
Воистину, спасает красота
Китов, людей, медведей, наши души…
А где-то далеко и высоко
Нас созерцают светлые, благие
Святитель Иннокентий, и Попко,
Казак Иван, и Пушкин, и другие…
Мы потребляем в вечной суете
Плоды цивилизации с опаской.
Как чудо в первозданной красоте
Камчатка наша вместе с их Аляской.
Империи потомкам очень жаль,
Что разлучили берега когда-то,
Что стали берега принадлежать
России и Соединённым Штатам.
Мой полуостров, как форпост страны,
Был многим недоступен по закону.
Пусть не было бетонной здесь стены,
Но невозможно въехать в погранзону.
Не вешали на двери здесь замков.
В посёлках все работали и жили.
Людское состраданье и любовь
Камчатку и Аляску сохранили.
Два берега великих государств
Порой то дальше кажутся, то ближе.
Мы помним те суровые года –
С Аляски корабли шли по ленд-лизу,
Из Фэрбенкса шли в небе голубом
АЛСИБом по маршрутам незнакомым
Наш военлёт и American boy
К затерянным в тайге аэродромам.
Поэтому я верю в день, когда
Враждебности исчезнут расстоянья,
Объединит молитва берега
Великих государств во покаянье.
8.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Встречь солнцу шлюпы шли к другому берегу.
Люд русский для далёких поколений
Осваивал Российскую Америку,
Отстраивая церкви и селенья.
И руки их мозолистые, грубые,
Земле дарили семена и ласку.
Цари, понятно, раньше были глупые –
Продали Калифорнию с Аляской.
Бескрайняя Российская империя.
Одна шестая суши, не хотите ль…
Кто не дошёл
И те, кто были первыми –
Поймите нас, наследников.
… Простите.
Свои не хмурьте лики, сиречь лица –
Российский Крым – отныне не утопия!
От деда
внуком
бережно
хранится
медаль
«За оборону Севастополя».
06 – 30 апреля 2017 г.