Петр Копотилов – первый «градоначальник» Петропавловского порта
- Подробности
- Опубликовано: 25.03.2025 08:16
- Просмотров: 195
Сергей Вахрин,
член Союза писателей России
Меня давно интересовал вопрос: кто же был первостроителем Петропавловского порта.
Хотя официально это давно уже известно – штурман Иван Фомич Елагин, посланный на Камчатку Витусом Берингом для описания Авачинской бухты и камчатского побережья.
Замечательный камчатский поэт Эмиль Куни запечатлел этот образ первостроителя в стихах, а его сын Аркадий положил эти стихи на музыку, и исполнял эту песню в составе команды замечательных камчатских бардов – Алексея Лысикова и Сергея Косыгина, и она – эта песня -- стала своеобразном гимном этого коллектива, с которым познакомились во многих уголках СССР, где побывали со своими концертами камчатские музыканты.
Сказ об Иване Елагине и Жар-птице
Был обычай у предков наших —
На восток на заре креститься.
И в беде от сохи и пашни
Их манила пером Жар-птица.
Голосами, как медь, тугими,
Темень ночи с шестов осиля,
Прославляли Жар-птицу пивни,
День встречая по всей России.
С голодухи — потуже пояс,
Запахнув армячишко рваный,
Уходили на дальний поиск
От господ — на восход Иваны.
За мечтой. И хмельнее браги
Кровь бродягам вздувала вены,
Уводя за Урал ватаги,
На Амур, Колыму и Лену.
Тропы в топях костьми устлали,
Потом волоки оросили
Открыватели дальних далей —
Ходоки на восток России.
А проведав, хранили строго
Тайну — те, кто цингой заморен,
Кто рубил по пути остроги...
А Жар-птица жила за морем,
В бирюзовой прозрачной бухте,
В той, которую в споре выдал
Им, отважным, могучий Кутха,
Косоглазый камчатский идол.
Из-за леса сверкнет зарницей,
Ясным днем полыхнет по странам,
А по ночам запирает птицу
Жадный Кутха в шатер вулкана.
И, от взгляда пришельцев пряча,
В бубен лупит шаман горбатый.
День и ночь сторожат Авачу
В океане три камня-брата...
Но однажды привел ватагу
На погибель шамана Кутхи
Русский штурман Иван Елагин —
Срубы ставить в подкове бухты.
И нашли корабли фарватер
Меж камней в голубой лазури.
А шаман провалился в кратер
И столетия трубку курит.
Не поверил бы я в поверье,
В каждом домысле есть граница,
Да, видать, обронила перья
В бухте той и моя Жар-птица.
В чудо-городе, у причала...
Ярче, чище не знал красы я.
И отсюда берет начало
В безграничность моя Россия...
А еще, если взять на веру,
Все, о чем говорят в народе —
Полюбила Жар-птица север —
Днем и ночью по тундре бродит.
Но я попытался найти имена тех самых людей, которые и «рубили город» -- то есть строили его в действительности.
Мой замечательный друг – Александр Александрович Смышляев – создал популярную историю Камчатки, где тщательно, по многочисленным источникам попытался, шаг за шагом, проследить историю Камчатки, в том числе и историю Второй Камчатской экспедиции. И мне он прислал тогда первые страницы своей будущей книги. И вот что писал он об этом интереснейшем времени в жизни нашего полуострова:
«Ещё в 1737 году капитан-командор Беринг отправил в Авачинскую губу геодезиста Ивана Свистунова и подштурмана Емельяна Родичева "для вымеривания оной губы". Кроме того, они должны были произвести описание рек Большой и Камчатки, а также заложить маяк на входе из океана в губу (давайте обратим на эти слова особое внимание, потому что над ними нам придется в дальнейшем поразмышлять – С.В.).
4 октября 1737 года шитик "Фортуна" с командой Свистунова и Родичева, а также со студентом Степаном Крашенинниковым вышел из порта Охотск на Камчатку. Через девять часов ходу "Фортуна" стала заливаться водой из-за сильного перегруза. Было принято решение сбросить часть провианта и снаряжения в море. "Все, что было на палубе, а также и из судна груз около 400 пудов в море сметали - и так едва спаслись", - записал после этого Степан Петрович Крашенинников. Но это было не последнее испытание мореходов. После десятидневного плавания "Фортуна" в штормовую погоду достигла устья реки Большой, но была прижата к песчаной косе, разбита и замыта песком. Экипаж и пассажиры едва спаслись. Ремонт судна признали нецелесообразным, и к 20 октября все грузы и снасти сняли на берег.
Студент Крашенинников, прибыв по реке в Большерецк, занялся научными исследованиями, а геодезист Свистунов и подштурман Родичев со своими людьми отправились к Аваче. Они пришли туда зимой, когда работать было сложно, поэтому все производство замеров оставили на другое время года. Из-за этого их экспедиция задерживалась, а в Охотске тем временем шло строительство кораблей.
В 1738 году Свистунов и Родичев в Охотск не вернулись, поэтому руководители предстоящей экспедиции не могли доподлинно знать состояние Авачинской губы, хотя время поджимало, и пора было отправлять туда строителей (тоже интересный вопрос – каких строителей? – С.В.). Не дождавшись геодезистов, Мартин Шпанберг отправил в Большерецк казака Петра Копотилова с людьми, которые должны были сухопутьем добраться до Авачинской губы и готовить строевой лес для возведения необходимых построек.
Бот "Святой архангел Гавриил", который отвез из Охотска на Камчатку команду Копотилова, обратно вернулся с Иваном Свистуновым. 8 сентября 1738 года геодезист подал рапорт Витусу Берингу, в котором сообщал, что "оную губу описывал и вымеривал он, Свистунов, собою один". К рапорту прилагалось описание Авачинской губы.
Беринга работа Свистунова не удовлетворила, в его схеме губы он обнаружил множество недочетов. Сообщая об этом в Адмиралтейств-коллегию, капитан-командор писал, что "на том утвердиться невозможно… ибо оной Свистунов имел описание с берега".
Той же осенью 1739 года "Святой архангел Гавриил" вновь взял курс на Камчатку. На этот раз на борту находилась команда из 12 человек под руководством штурмана Ивана Фомича Елагина. При нём были штурман Василий Хметевский и гардемарин Йоган Синдт. Им надлежало, по распоряжению Беринга, "иттить на боту к Авачинской губе и ту губу вымереть и описать со обстоятельством, можно ли в тое губе пакетботами войтить в зимнее время без опасности зимовать". Сам Витус Беринг позже писал в одном из своих рапортов: «Я в 1739 году штурмана Елагина посылал, дабы он Авачинскую заливу обстоятельно, також бы морской берег от Большой реки до Авачи сухим путём и водою описал, длину и глубину, мели морских берегов, морского залива и гавани измерил, також де подле гавани для обер- и ундер-офицеров и других к сей экспедиции принадлежащих людей потребные дома построил».
Полной уверенности в пригодности Авачинской губы для стоянки пакетботов и зимовки экспедиции тогда не было, поэтому, как запасной вариант, рассматривалось и устье реки Камчатки. Прибыв в Большерецк, Елагин отправил на устье Камчатки группу штурмана Василия Хметевского, а сам пошёл берегом на юг, чтобы, обогнув Камчатку, прийти к Авачинской губе [помним, что на борту бота «Святой Гавриил» находилось всего 12 человек, при этом часть команды ушла вместе с Василием Хметевским – С.В.].
Уже наступили холода, и вести работу было трудно. И всё же отряд Елагина успешно провёл опись западного берега и съемку местности и дошел до мыса Лопатка. Отсюда в ясную погоду участники похода видели первые Курильские острова.
Дальнейший путь к северу от мыса Лопатки преградили обрывистые, скалистые берега, которые «ни пешему человеку, и по здешнему обычаю на собаках, никаким образом пройти невозможно». Пришлось возвращаться в Большерецк, не дойдя до Авачинской губы. Всю зиму Елагин приводил в порядок свои замеры и зарисовки береговой линии, а его люди готовили к весеннему походу бот.
Весной бот вышел из устья реки Большой и отправился на юг вдоль берега Камчатки. Елагин сверял свои записи и зарисовки, уточнял, добавлял. От Лопатки пошли как можно ближе к берегу, занимаясь измерениями и рисуя карту. 10 июня 1740 года, через 25 дней после выхода из Большерецка, бот «Святой архангел Гавриил» вошёл в Авачинскую губу. С большой острожностью продвигался он вперед. Моряки вели замеры глубины. Пригодность бухты для стоянки больших судов не вызывала у Елагина сомнений.
Всё лето 1740 года Иван Фомич Елагин обходил с измерениями берега Авачинской губы и самым подходящим местом для строительства поселения экспедиции определил Ниакину бухту (нынешний Петропавловский ковш), называвшуюся так по имени ительменского тойона Ниаки, род которого проживал в балаганах на песчаной косе, отделяющей бухту от губы. Ительмены не чинили русским препятствий, поэтому вскоре на берегу бухты застучали топоры. Для строительства сюда прибыли плотники из русских острогов. Строили из леса, приготовленного командой казака Копотилова, обосновавшейся неподалеку - близ другого ительменского острожка в устье реки Авачи.
Иван Фомич Елагин составил карту Авачинской губы, которую так и назвал: "Карта Авачинской губы со внутренней в ней гавани, сочиненная при навигации экспедиции штурмана Ивана Елагина, 1740 года". И сделал в заголовке приписку: "Кроме березового, ольхового и тополевого леса не имеется".
И возникает вопрос: а когда же успел сам Елагин заложить будущий Петропавловский порт?
И какими силами?
И вот тогда пошли в ход архивные документы.
Первый из них датирован мартом 1739 года. Это была инструкция по осмотру и описанию Авачинской губы, составленная Шпанбергом для своего сына Андрея:
Инструкция сыну нашему Андрею Шпанберху , по которой исполнение чинить нижеследующее:
1
Надлежало было мне ехать самому на реку Овачю для осмотру Оваченской морской губы, понеже надлежит быть настоящей для зимнего времени гавану, да тамо жь без нас построен мояк и для поклажи анбар, точию за многими экспедицкими исправлениями мне самому ехать ныне невозможно.
2
Того ради ехать тебе на ту реку Авачю для снятия плана и тамошнего ситуацион, и для осмотру Оваченской морской губы, и надлежащего описания удобных и безопасных мест, где можно быть гавану, и протчих знатных мест.
3
И как будешь чинить при той губе описание, то иметь тебе верное и прилежное смотрение и радетелное старание к лутчей ползе Ея Императорского Величества высокого интереса, и поступать в том положенном тебе деле, как надлежит чесному и верному к службе Ея Императорского Величества рабу во всем твоем искустве, и то положенное на тебя дело исполнить во всем неотменно. А для вспоможения надлежащего тебе дела определены от нас салдаты Василей Спирин да Петр Копотилов, а для толмачества иноземческих речей толмачь Алексей Мутовин. Такожь ежели какое вспоможение востребуетца, то требовать от тамошних жителей.
4
И как оную губу осмотришь и во всем действително опишешь, то самому тебе ехать неумедля возвратно в Болшерецк и то описание об[ъ]я вить к нам при репорте4 . 5 Будучи в пути, такожь и у надлежащего твоего по данной инструкцы сеи исправления тебе и определенным с тобою тамо живущим обывателям обид и разореней отнюдь никаких не чинит[ь] под опасением по указу надлежащего суда. И для проезду твоего определено от нас взять тебе от Болшерецкой приказной избы одного каюра с собаками и санками.
[РГАВМФ. Ф. 216. Оп. 1. Д. 98. Л. 22 об.–23]
К этой инструкции, опубликованной в сборнике «Вторая Камчатская экспедиция. Документы 1739–1740. Морские отряды» [Санкт-Петербург, 2015] был дан авторский комментарий:
«Работы по описанию Авачинской бухты были начаты еще в 1737 г. подпоручиком И. Свистуновым и подштурманом Е. Родичевым. В 1738 г. в устье р. Авачи началось строительство маяка, казарм для команды и жилища для В. Й. Беринга. Из-за отсутствия достаточного количества леса к марту 1739 г. на Аваче был сооружен только один маяк. Продолжение этих работ М. П. Шпанберг хотел поручить своему сыну Андрею Мартыновичу, о чем говорит публикуемая инструкция. Однако уже 16 апреля 1739 г. он составил новую инструкцию солдату П. Копотилову [РГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 98, л. 30], ранее включенному в команду А. М. Шпанберга, ограничив задачи П. Копотилова лишь заготовкой леса и постройкой жилья на Аваче.
И, естественно, возникает вопрос – а зачем было строить маяк и жилье в устье реки Авача, если вход в Авачинскую бухту, где, собственно, и должен был стоять маяк, находится за несколько десятков километров от этого устья, в самой завершающей части самой губы? И Александр Смышляев совершенно уверенно и, главное, правильно определил реальное место, где должен располагаться маяк – там, где его можно будет увидеть С МОРЯ, то есть на ВХОДЕ в Авачинскую бухту.
И спрашивается какими реальными силами должен был воспользоваться Иван Елагин, если он действительно строил наш будущий город [а не находился все это время в плавании], чтобы в столь кратчайшие сроки [за лето 1740 года] построить и казармы, и «магазейны» и жилье для капитана-командора и других офицеров.
И, кстати, в инструкции, которая была дана Елагину, Беринг о строительстве порта ничего не говорит. Вот, что он сам сообщал в Адмиралтейство:
«А вышереченному штюрману Елагину определено инструкциею, чтоб по прибыти к Большой реке порученной в ево команду бот «Гаврил» поставил в удобное место, дабы чрез зиму ото льду и протчаго какова повреждения не учинилось, и иттить ему зимним временем от Большей реки по берегу до Аваченской губы. И для того пути требовать в провожатыя от тамошнего управителя двух человек служилых людей и тот берег описать, и ежели явятца против берегу острова, те положить на карту. И по прибыти к той губе, ежели ему, Елагину, самому иттить будет некогда, то послать кого от себя на Камчатку, и велено, как река Камчатка ото льду очиститца, то устье той реки вымереть. Також и заготовленной на морское судно лес осмотреть по данному ему регестру, будет ли того лесу на строение судна, которому длиною надлежит быть в 54 фута, шириною в 15 фут, глубиною в 6,5 фута. А буде ж ис того заготовленного лесу некоторые деревья явятца за гнилостию негодны, то число лесу велеть заготовить тамошными служилыми людьми, которых велено ему требовать от тамошних управителей. А ему, Елагину, по описанию того берега, от Аваченской губы возвратитца паки к Большей реке и по вскрытии рек, ежели имеетца в готовности к вояжу нашему в морской правиант рыба, и рыбей жир, и вино, то погрузя в бот, и требовать для того пути 8 человек служилых людей и иттить на боту к Аваченской губе и ту губу вымереть и описать со обстоятельством, можно ли в тое губу пакетботами войтить и в зимнее время без опасности зимовать.
И по описанию той губы с порученным ботом иттить паки к Большей реке, где и ожидать нас. А ежели понадобятца ему на проезд в зимнее время подводы, а хотя на Камчатке лошадей и не имеетца, однако ж ездят на собаках, то требовать от тамошних управителей и сщислять столько собак в подводу, сколько могут 15 пуд вести. За которыя подводы платить подводчикам указныя прогонныя деньги, а имянно, за каждую подводу по деньге на версту, чего ради и отпущено с ним 30 рублев денег, да китайского табаку 20 фунтов. И велено ему, Елагину, ежели кто из подводчиков пожелает взять табаком, то таким давать по разположению по цене по чему на Камчатке табак продается, а на записку в росход денег и табаку дана прошнурованная книга.
- Bering» [РГАВМФ, ф. 216, oп. 1, д. 43, л. 172-174.].
И Елагин в точности следовал этой инструкции, расположившись на зимовье не в Авачинской бухте, где шло строительство будущего порта, а в Большерецком остроге – на противоположном берегу полуострова Камчатка.
Почему? Да потому что инструкция на строительство была дана другому человеку.
Вот какая инструкция была у Копотилова:
«Рапорт Шпанберга Берингу о зимовке его команды на Чекавиной речке, о том, что бот «Гавриил» с рапортом о японском вояже сел на мель, о строительстве дубель-шлюпки «Большерецк» и двенадцативесельной шлюпки, необходимых для подхода к японским островам, и о готовности к новому японскому вояжу (21 мая 1739 г.)
Высокоблагородному господину капитану-камандору Ивану Ивановичю Берингу репорт
...Да еще построена из березоваго ж лесу шлюпка двенатцативесел[ь]ная, которая удобна при каманде нашей для выезду и осмотру на помянутых Японских островах. Да по данной от нас инструкции салдату Петру Копотилову велено ему строит[ь] на Оваче-реке мояк, також казармы и протчее нужнейшия жилища для зимов[ь]я и покоя как Вашему благородию, так и каманды Вашей служителям. Токмо слышно, что один моячишка построен, и на той де Аваче-реке лесу блиско не имеетца, а имеетца по протокам, и тот плавитца повсягодно болшею водою. И чтоб им, Копотиловым, заготовлено было на хоромное строения и на всякие нужнейшия потребы пятсот бревен со удовол[ь]ствием. А для вспоможения к заготовлению того леса велено взять ему из Бол[ь]шерецкой приказной избы служилых трех человек, дабы оной лес заготовлен и приплавлен был нынешнею весною заблаговремянно. А для работ брат[ь] ис тамошних жителей. И по заготовлении того лесу велено ж ему, Копотилову, ехать в Нижней Камчадал[ь] ской острог и осмотрет[ь] построенныя его благородием, господином подполковником Мерлиным, для жит[ь]я зимняго времяни экспедицким служителям казармы, анбары и протчее хоромное строение. И естли что попортилос[ь], то велено исправит[ь] и починит[ь] тамошними жител[ь]ми.
Да по посланному от нас известию того Нижняго Камчадал[ь]ского острогу в приказную избу недоимочное в морской правиант рыбей жир, вино велено приказать прикащику, чтоб все было в готовности, когда востребуетца от экспедиции, без всякой отговорки, а самому ему, Копотилову, паки возвратитца немедленно и жит[ь] на Аваче-реке до прибытия Вашего благородия или нашева. Да ему ж, Копотилову, когда будет он жит[ь] на Аваче, то б ему и приказат[ь] тамошним жителям смотрет[ь] в море судов неотменно. И ежели усмотрено будет в ношное время, то зажечь на маяке огонь, а ежели в день — то поставить флаг или какой знак, чтоб можно было видить с моря судам.
Да против заготовления в прошлом 1735-м и в 736-м годех надлежит донят[ь] в морской правиант, а имянно: Болшерецкого острогу со служилого Леонтья Чернова вина травяного девятнатцат[ь] ведр и шеснатцат[ь] ковшей лисишных, рыб[ь]его жиру четырнатцат[ь] пуд, соли пятнатцат[ь] пуд десять фунтов; Нижняго Камчадал[ь]ского острогу у служилого Ивана Каташевцова вина травяного три и три четверти ведра и один ковш лисишной; у служилого ж Осипа Росторгуева рыб[ь]я го жиру пятнатцат[ь] пуд дватцат[ь] фунтов, соли тринатцат[ь] пуд шеснатцать фунтов.
И ко исполнению поверенного мне вояжа на вышереченных четырех морских судах з Божиею помощию отправился в путь свой от бол[ь]шерецкого устья в море нижеписанного числа благополучно. А что мною сего 1739-го году в компании найдено и усмотрено будет, о том впред[ь] от нас Вашему благородию обстоятел[ь]но репортом предложено будет неукоснител[ь]но.
Подлинной репорт за рукою от флота капитана господина Шпанберха. Маия 21-го дня 1739 году» [РГАВМФ. Ф. 216. Оп. 1. Д. 44. Л. 130–131 об].
А вот и конкретика. Сам Витус Беринг дал ответ на вопрос, кто же все-таки строил будущий порт в Авачинской бухте, в подробном отчете в Адмиралтейство, датированным 20-м ноябрем 1740 года:
«В Государьственную адмиралтейскую коллегию
репорт
К прибытию моему с командою в Авачинскую губу, называемою Ст. Петра-Павловскою гавонь, построено камчатских острогов служилыми людми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связе пять, между ими двои сени, да казарм в одной связе три, магазейн в одной же связе три, в два апартамента. При котором строени было служилых
и ясашных иноземцов, как о том от штюрмана Елагина репортом, поданным октября 24-го дня 1740-го году, об[ъ]явлено, а имянно: служилых дватцать три человека, да от таенов или от князцов присылаемы были их родов иноземцы по несколку человек для всяких разных работ, которыми служилыми людми и иноземцами наделано в жилыя покои, возили кирпичи, глину, мох и плавили на то строение лес чрез Аваченскую губу разстоянием верст, например тритцат[ь] пять.
И за те их труды служивым людем Ивану Климовскому с товарыщи февраля с перваго ноября по первое число нынешняго 740-го году по пятидесят копеек на месяц каждому человеку, а всем дватцати трем человекам сто три рубли пятдесят копеек от экспедиции выдано в награждение, ибо по указу Ея Императорского Величества всем обретающимся при экспедиции сибирским чинам денежное жалованье по окладом их производитца двойное. А оныя служилыя люди были при экспедицкой работе, и платьем и обувью обносились, и в том претерпели нужду, а купить не на что, потому что денежного и хлебного жалованья не получали они за многия годы.
А ясашным иноземцам таенам, а имянно Алексею Тареину на пятдесят человек выдано за разныя месяцы, разположа по плакату по пяти и по четыре копейки на день, пятдесят восем[ь] рублев пять копеек, таену Петру Карымше на сорок на четыре человека пятдесят рублев пятдесят шесть копеек, таену Ауши Неякину на девятнатцат[ь] человек дватцать два рубли семдесят сем[ь] копеек, таену Мчате Налычеву на двенатцать человек шеснатцат[ь] рублев семдесят четыре копейки, таену Апачи Островному на тритцать на одного человека дватцат[ь] семь рублев тритцать копеек, таену Велье Карятцкому на двенатцат[ь] человек восем[ь] рублев сорок копеек.
Всего шести таенам выдано заработных денег сто восемдесят три рубли восемдесят две копейки.
Да вышеписанныя таены добровол[ь]но договорилис[ь], что им из служителей по шти человек каждому кормить нынешней ноябрь месяц имеющими у них рыбными кормами, какия по здешнему обыкновению водятца. А за то прокормление чтоб дат[ь] им, каждому таену, китайки по пяти концов, бисеру по пятидесят ниток, королков по сту по дватцати по пяти, шару китайского по одному фунту, топоров по четыре, железных котлов по одному, игол по одной бумашке.
И по тому договору обще с обор-афицерами имели разсуждение, понеже при Аваче экспедичных служителей, которым хлебное жалованье даетца, обретаетца многолюдство, а имянно сто тритцат[ь] пять человек, а муки имеетца малое число, и пропитать их чрез всю зиму невозможно.
А которой правиант положен на дубел[ь]-шлюпку ≪Надежду≫ и на галиот ≪Охоцк≫, на которой надеялись, и оной ныне до Авачинской губы за препятствием великих штормов не дошел, но остановился на тех судах при Болшей реке. И для того с того общаго согласия розослано служителей для прокормления в разныя острошки к помянутым таенам, каждому по шти человек. И за то прокормление вышеписанныя вещи выданы из ымеющихся при экспедиции подарочных вещей.
А тем служителям, кои посланы в острошки, выдано в прибавок к тому рыбному корму на тот же ноябрь месяц муки по дватцати по два с половиною фунта, круп по пяти фунтов, соли по два фунта человеку. А ежели служители рыбными кормами и толиким числом правианта будут довол[ь]ны, також и таены похотят их ис платы кормить и предбудущей декабрь и другия месяцы, то определено договоритца с теми таенами вновь, дабы они, таены, могли взять платы менше, нежели за оной ноябрь месяц, а служителям давать правиант по тому ж.
А кои рядовыя служители осталис[ь] при Аваче, тем определено на тот же ноябрь месяц выдать правианта, который и выдан, муки по одному пуду по шести и по две трети фунта, да вместо муки ж тринатцати с трет[ь]ю фунта в число полутора пуда, сухарей по десяти фунтов, круп по пяти фунтов, соли по два фунта. А за достал[ь]ную муку, что им в указную салдацкую дачю недодаватца будет, а имянно за двенатцать с половиною фунта, производить круп по пяти ж фунтов, понеже круп при Аваче имеетца довол[ь]но. Да из заготовленной до прибытия нашего при Аваче соленой рыбы по десяти фунтов, которой рыбы приуготовлено десять бочек, да сухой рыбы ж сто вязок.
Да из оных оставших при Оваче служителей за умалением здесь правианта
для подспорья в пропитания их и для сушения сухарей посланы
в Болшерецкой острог тритцат[ь] три человека и велено их отдать к тамошним жителям на рыбный корм. А к тому вдобавок давать правианта муки по одному пуду, круп по пяти фунтов, соли по два фунта каждому на месяц, понеже там рыбного корму имеетца бол[ь]ше.
И о вышеписанном Государьственной адмиралтейской коллегии сим предлагаетца для надлежащаго известия.
W.J. Bering
При Аваче в 27 день ноября 1740 году. [РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 11. Д. 775. Л. 91–93].
И как видно из этого документа – на Аваче-реке – это не на реке Аваче, а на берегу Авачинской бухты.
И маяк строился на той же Аваче-реке – то есть бухте-Аваче, чтобы с моря можно было ВИДЕТЬ огонь этого маяка. И портовые сооружения, и жилье возводились под командой солдата Тобольского полка Сибирского гарнизона Петром Копотиловым все на той же Аваче-реке – то есть на берегу Авачинской бухты.
Впрочем, это не исключает и того факта, что какое-то строительство первоначально могла происходить и в устье реки Авачи, куда спускались члены команды Копотилова по воде, следуя из Большерецкого острога.
А потом – по рекомендации Ивана Елагина, обследовавшего бухту, – было избрано место для строительства Гаванского острога.
В «Описании земли Камчатки» Степан Петрович Крашенинников сообщает о комчадалах этих поселений:
У тойона Тареи в Купкином острожке было самое большое количество взрослых мужчин – 56 «плательщиков ясака» -- собольников, лисишников и бобровников.
В Островном острожке – 45.
У тойона Ниаки, чей острог располагался на берегу маленькой гавани, которая первоначально называлась Ниакиной, а впоследствии гаванью святых апостолов Петра и Павла, – 26.
В Налачевом острожке -- 27.
В Паратуне острожке у тойна Карымчи было 25 «плательщиков ясака».
А в Корякском острожке – вообще только 2 коряка собольника и 6 лисишников.
То есть участвовало в строительстве будущего Гаванского острога практически все мужское население этих острогов, включая и подростков.
Казаков же представлял якутский казак Иван Климовский. Членов его команды – 23 камчатских казаков – нам еще предстоит выяснить.
А руководил всей этой стройкой тот человек, которому изначально это было и поручено – солдат Петр Копотилов.
Именно он и был первым «градоначальником» этого поселения-новостройки. Но приоритет строительства будущего города был отдан, как это часто бывает в истории, более высокому по чину дворянину Ивану Фомичу Елагину.
Что мы знаем о Петре Копотилове и его происхождении. Совсем немного.
Есть данные за 1680 год о появлении Копотиловых на реке Вагае.
Река Вагай – это приток Иртыша. Именно здесь в 1583 году состоялся бой между казаками Ермака Тимофеевича и татарскими войсками царевича Маметкула, когда татары были полностью разгромлены, а Маметкул пленен...
«Деревня Копотилова на реке Вагае [Тобольский уезд, 1680 г.]
Во дворе Сенка Офонасьив сын Копотилов.
Сказал: родился де он в Устюжском уезде Ивановской волости в деревне Сокольничье , жил за великим государем во крестьянех. В Сибирь пришол и живет в той Копотилове деревне со 177-го [1669] году.
У него дети: Ивашко 7 лет, Гришка 5 лет. У него ж братья: Мишка, Офонка. У Офонки дети: Трифанко 7 лет, Ивашко 5 лет, Вавилко 3 лет, Исачко полугоду.
Межа той деревне Копотиловы пашенной и непашенной земле и сенным покосом з землями Знаменского монастыря с Агиньи речки ниже плесом вниз по Вагаю на озеро, а от того озера прямо на калмыцкую дорогу, а у той дороги граненая сосна». [РГАДА. Ф.214. Оп.5. Д.261.Л.64 об.].
«В первоначальный период освоения края обычно сами хлебопашцы подыскивали участки земли, получали разрешение администрации и селились на новых местах. Деревни назывались именами основателей. В дозорной книге 1681 года сообщается: деревня Ланбина, а в ней живет оброчный крестьянин Иван Васильев сын Ланбин. Деревня Копотилова, а в ней живет крестьянин Григорий Копотилов. Деревня Симонова, а в ней живет конный казак Симонов и т.д.
... С 1758 года начался вызов охотников на переселение из старых районов заселения Тобольского, Тюменского, Туринского, Ялуторовского уездов на новые земли, лежащие южнее старой укрепленной линии, проходившей на запад от Коркиной слободы, примерно по линии современной железной дороги Ишим — Ялуторовск. В списках 1758, 1759, 1760 годов желающих переселиться на Ишим, во вновь заводимую Красноярскую слободу, мы обнаружим более 700 крестьян мужского пола Тобольского уезда. Тоболяки первыми заселили село Казанское и прилегающие к нему деревни Яркова, Баландину, Копотилову, Кошелеву и другие. [Колесников А.Д., Формирование русского населения Тобольского уезда и его роль в заселении и освоении Сибири. Материалы научной конференции, посвященной 100-летию Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника, Свердловск, 1975].
Возможен еще один вариант – Копотиловы могли быть и из другой части Тобольского уезда – из служивых людей Тары (хотя и сюда многие тоже попадали из Великого Устюга):
«Васька Андреев сын Копотилов сказался, родом де он, Васька, Тарского города стрелецкой сын. Скота у него лошадь да корова. А оклад ему, Ваське, великого Государя жалованья денег четыре рубли с четью. А за хлебной полной оклад служит с пашни. А пашни у него паханые от города наездом в островах, две десятины в поле, а в дву по тому ж. Да под пашню земли и лесных и болотных мест дватцать десятин. Сенных у него покосов около поль на сорок копен. В межах та ево пашня по сторону Уразова острова, от заимки по левую сторону рейтара Микишки Гребеневского – сосновое болото, а по другую, по правую сторону – от пашни Романа Молодавского кочки. Владеет по подписной челобитной и по отводу рейтара Ивашка Медведева 179-го году» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, д. 1182, л. 90 об.].
Но более предпочтителен вариант с быстро разрастающейся деревней Копотиловых, откуда – из многодетных семей -- могли набирать рекрутов в полки Сибирского гарнизона, в том числе и в Московский полк, расквартированный в Тобольске.
Первое документальное упоминание имени солдата Петра Копотилова мы находим в сообщениях о... Первой Камчатской экспедиции, и тогда становится понятным, почему именно ему было поручено строительство Гаванского острожка – он был весьма авторитетным человеком, хорошо известным руководству экспедицией еще по подготовке прошлого морского похода.
Тобольск, 1725 год. Из состава Сибирского гарнизоны было выделено для экспедиции 39 солдат:
«Солдаты составляли важную часть экспедиции. На их долю приходились самые тяжелые работы. Они часто самостоятельно выполняли важные поручения. Солдаты были прикомандированы из следующих сибирских полков: из Московского - капрал Иван Анашкин, Алексей Щепеткин, Яким Шароглазов, Иван Коновалов, Федор Воротников, Петр Копотилов, Иван Шалаев, Михайло Мясников, Иван Плетнев; из Санкт-Петербургского – Дмитрий Сажин, Михайло Шорохов, Василий Лыков, Алексей Кистенев, Абросим Калинин, Прокофий Юдин, Лаврентий Соловьев, Семен Арапов, Семен Киприянов, Андрей Кирсанов, Григорий Вологодский, Семен Трифонов и Аврам Якушев; из Тобольского – сержант Иван Любимский, Козьма Курочкин, Иван Козлов, Фома Мороков, Борис Выродов, Дмитрий Золотухин, Алексей Попаденкин, Андрей Хрушков, Александр Коркин, Тимофей Таланкин, Матвей Брагин, Степан Ломоносов и Нефед Ерлагин» [Н. М. Башкурова, Витус Беринг в Тобольске, Одиннадцатые тюменские родословные стения, Тюмень, 2014, стр. 254].
А в 1727 году в период подготовки Первой Камчатской экспедиции солдат Копотилов проходил службу на Камчатке – в разъездах, доставке грузов из Большерецкого острога в Нижний Камчатский острог.
Так в журнале Алексея Чирикова есть пометка за 12 февраля 1727 года: «Прибыл солдат Копотилов...». Чириков тогда находился в Большерецком остроге и руководил перевозкой грузов.
Следующая запись относится к 1733 году – то есть к началу подготовки Второй Камчатской экспедиции. Документ, в котором упомянут Копотилов весьма интересен и сам по себе:
«Составленный в Адмиралтейств-коллегии экстракт, подытоживающий состояние дел по хозяйственному освоению Дальнего Востока и строении там судов - около 25 апреля 1733 г.1
...Тунгусов или якутов указное число и пятидесят семей крестьян для поселения [на Камчатку – С.В.] из ЬІлимского уезду и из других мест отправить в Охоцк наскоро безо всяких отговорок и замедления, и в вышеявленном во всем отправлении Якуцкой канцелярии иметь крепкое старание под жестоким взысканием, чтобы ни в чем никакой остановки и недоволства в том отправлении не было, как Ея Императорского Величества указы повелевают. И о вышеявленном отправлении в Ыркуцкую правинцию к статскому советнику господину Жолобову, а в Якуцк к полковнику Серединину послать Ея Императорского Величества подтвердителные указы. А ко отправленному ис Тоболска в Ыркуцкую правинцию для следствия и принуждения и во отправлении Ея Императорского Величества дел к брегадиру и Тоболскому обер-каменданту господину Сухореву послать Ея Императорского Величества указ же и велеть ему, господину брегадиру, во отправлении в Камчатскую экспедицию показанных всяких припасов статского советника господина Жолобова, також и обретающагося в Якуцку полковника Серединина по данной ему, господину брегадиру, инструкции и по посланным Ея Императорского Величества указом понуждать, дабы во оную Камчатцкую экспедицию требуемые суды, и правианти протчее отправлено было заблаговремянно безо всякого удержания, дабы той экспедиции никакой остановки не было. И что будет чинится - о том в Тоболскую губернскую канцелярию репортовать, дабы о том отправлении Тоболская губернская канцелярия для репортования в Сибирской приказ могла быть известна завсегда. А в Сибирской приказ за известие писать отпискою, и при той отписке з доношения Писарева сообщить экстракт. И по оному определению в Сибирской приказ писано отпискою и подлинное Скорнякова-Писарева доношение послано апреля 17 дня 1733 году под № 312 Тоболского полку с капралом Петром Егоровым, а в Ыркуцкую правинцию к статцко- л. му советнику господину Жолобову, и в Якуцк к полковнику Серединину и о понуждении их в том отправлении к брегадиру и тоболскому обер-каменданту господину Сухореву Ея Императорского Величества указы закреплены апреля 24 и 25 чисел сего 1733 году под № в Ыркуцкую 3233-м, в Якуцк 3234-м, к брегадиру 3264-м, и посланы с куриэром Петром Копотиловым. А для приему ис тоболской рентереи и отвозу в Якуцк холста десяти тысяч аршин, да в Енисейск под правиант, которой определено послать в Якуцк же, // две тысячи рогож выбраны в Тоболску служилые люди два человека, и отправляютца ис Тоболска нынешним водяным путем». [РГАВМФ, ф. 212, оп. 11, д. 661, л. 103-120].
А предпоследний раз он упомянут в списке Алексея Чирикова:
«Список морским и сибирским разных чинов людем, которые оставлены на Камчатке, а имянно:
...для ожидания господина капитана-камандора
Сибирского гарнизона салдат Петр Копотилов...» [РГАВМФ. Ф. 216. Оп. 1. Д. 44. Л. 71–72 об.].
Запись выглядит несколько странно, если вспомнить, что Петр Копотилов был определен в состав экипажа пакетбота «Святой Петр»:
Сибирского гарнизона салдаты
Петр Копотилов
Матвей Антропов
Иван Давыдов
Филип Савельев
Елизар Зыков
Иван Акулов
Федор Дорофеев
[«Вторая Камчатская экспедиция. Документы 1739–1740.Морские отряды, Санкт-Петербург, 2015, с. 757].
По всей видимости, солдат Петр Копотилов был оставлен в Гаванском порту в качестве его «градоначальника» для подготовки к возвращению участников Второй Камчатской экспедиции из морского похода.
В 1754 году мы находим имя Петра Копотилова в составе все того же Сибирского гарнизона, но уже не Московского, а Енисейского полка, значительная часть которого была задействована на Чукотке.
Но это пока, собственно, и все, что мы знаем о первом градоначальнике будущей столицы Камчатки.