Дело об убийстве Настасьи Шумской
[править | править исходный текст]Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Вид Грузинского имения, 1824
Дело об убийстве Настасьи Шумской — уголовное дело 1825 года об убийстве любовницы Аракчеева Настасьи Шумской (Минкиной), получившее известность благодаря изложению истории в произведении А. И. Герцена «Былое и думы».

В Грузине Шумская заведовала всем хозяйством во время частых отлучек Аракчеева, причем выказала замечательную аккуратность и распорядительность (что, впрочем, не мешало ей изменять графу и брать взятки). Влияние домоправительницы на графа было столь велико, что многие высокопоставленные лица намеренно заискивали перед ней, чтобы получить большее расположение последнего. Крестьяне считали ее колдуньей, так как, систематически организовав наблюдение за ними, она узнавала самые тайные их намерения. Жестокость ее (порою доводившая дворовых людей до самоубийства) возмущала даже привычное к суровым наказаниям население. Желая окончательно привязать к себе графа, она симулировала беременность и взяла у крестьянки Лукьяновой новорожденного ребенка, которого выдала за своего сына. Несколько попыток отравить ее кончились неудачно. В 1825 году Шумская из зависти систематически стала истязать комнатную девушку Прасковью, которая считалась очень красивой: она жгла ей лицо щипцами для завивки волос, вырывая куски мяса. Страдалица вырвалась и убежала на кухню к брату. Последний схватил нож, бросился в комнату Шумской и зарезал ее. Следствие об убийстве вел П. А. Клейнмихель. Осужденных били кнутом с такой жестокостью, что двое умерли на месте и один через несколько дней[1]. Тридцатилетняя беременная крестьянка Дарья Константинова, приговорённая к 95 ударам кнута, сумела выжить и была отправлена на каторгу.

Портрет Минкиной
Дело не только отражает нравы времени, но и показывает зарождение верховенства права над приказом начальства. Штабс-капитан Василий Лялин, новгородский земский исправник счёл приказ начальника противозаконным и предпочёл суд бесчестью и следующему чину. Он был обвинён в умышленном заступничестве за «преступницу» Константинову, отрешён от должности, арестован и содержался более двух месяцев в арестантской за железной решёткой под строгим военным караулом.

Примечания[править | править исходный текст]
[ch8593] Минкина, Настасья Федоровна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература[править | править исходный текст]
Минкина Н.Ф. (Шумская) Письма Настасьи Федоровой Минкиной к графу А.А. Аракчееву / Сообщ. Н.Г. Богословским // Русский архив, 1868. – Изд. 2-е. – М., 1869. – Стб. 1656-1672.
Сулакадзев. Убийство любовницы гр. Аракчеева Настасьи Шуйской (Минкиной). Записки. Отрывок / Сообщ. А.Н. Неустроев // Русская старина, 1871. – Т. 3. - № 2. – С. 242-243.
Минкина, Настасья Федоровна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Аракчеев
Алексей Андреевич
23 сентября 1769 – 21 апреля 1834
Сражения и победы
Граф (1799), русский государственный и военный деятель, приближенный Александра I. Реформатор русской артиллерии, генерал от артиллерии (1807), главный начальник военных поселений (с 1817).
Алексей Андреевич Аракчеев именовал себя «необразованным новгородским дворянином», хотя собрал одну из лучших в России библиотек, выписывал практически все научные журналы того времени, а в руководимых им военных поселениях завел даже институт по подготовке учителей. А природные способности и таланты военного министра, который долго считался одиозной фигурой, стали залогом победы над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года.
Аракчеев родился 23 сентября (4 октября) 1769 г. в имении своего отца в Новгородской губернии. Точное место рождения неизвестно. Одни исследователи называли родовое село матери Курганы, другие его биографы считали, что он родился в сельце Гарусово на берегу озера Удомля Вышневолоцкого уезда Тверской губернии (сегодня Удомельский район Тверской области) и даже провел там свои детские годы. Точного ответа на этот вопрос дать, по-видимому, невозможно, потому что никаких документов о рождении графа не сохранилось. Семья Аракчеевых проживала попеременно в обоих этих селениях, а зимой - в своем доме в Бежецке.
А.А. Аракчеев являлся одним из крупнейших русских государственных и военных деятелей, генералом от артиллерии, сподвижником Александра I. Он видный участник Отечественной войны 1812 г., военный министр России в 1808 - 1810 гг., пользовавшийся огромным доверием Александра I, особенно во второй половине его царствования. Активно реформировал русскую артиллерию, стал главным начальником военных поселений (с 1817 г.), а в 1823 - 24 гг. - главой т.н. «русской партии».

Однако имя этого крупного государственного и военного деятеля в массовом сознании до сих пор связано с таким явлением, как «аракчеевщина», понимаемым как режим реакционного полицейского деспотизма и грубой военщины. Такие ассоциации с именем бывшего любимца двух императоров, как «муштра», «военные поселения», «усмирение бунтовщиков», «временщик», казалось, не оставляют надежды найти что-либо положительное в жизни и деятельности этого замечательного человека. Термин «аракчеевщина» употребляется для обозначения всякого грубого произвола, и изобретен представителями передовой общественности, главным образом, либерального толка. Категорически негативно - как уродливое проявление российского самодержавия - оценивалась деятельность Аракчеева социалистическими и коммунистическими историками и публицистами. Серьезного анализа деятельности Аракчеева как государственного и военного деятеля, как правило, не проводилось. Поэтому термин нес в себе ругательно обобщающую оценку царствования Павла I и Александра I.
Либеральствующая интеллигенция, разумеется, относилась к Аракчееву и его памяти достаточно негативно. Всем известна эпиграмма молодого А.С. Пушкина на Аракчеева:

Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он - друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести…
Однако у более зрелого Пушкина отставленный Аракчеев вызывал симпатию. Отзываясь на кончину графа Аракчеева, Пушкин писал жене: «Об этом во всей России жалею я один - не удалось мне с ним свидеться и наговориться».
Обращаясь к фактам, мы видим, что в годы русско-шведской войны 1808 - 1809 гг. Аракчеев прекрасно организовал снабжение войск, обеспечивал их пополнением и артиллерией. Своим личным участием и организацией боевых действий он побудил шведов начать мирные переговоры. Победы русской армии 1812 - 1813 гг. не были бы столь блистательны, если бы в руководстве военного ведомства, тылового снабжения и обеспечения не было Аракчеева. Именно хорошая подготовка армии к боевым действиям еще до 1812 г. способствовала успешному разгрому противника.
Вопреки общепринятой точке зрения и собственному утверждению, Аракчеев был весьма образованным человеком, а также обладателем одной из крупнейших библиотек России того времени. Собранная им библиотека, согласно каталогу 1824 г., насчитывала свыше 12 тыс. книг, в основном, по российской истории (в 1827 г. значительная ее часть сгорела, уцелевшие книги переданы в библиотеку Новгородского кадетского корпуса).
Первоначальное образование Аракчеев получил под руководством деревенского дьячка, который учил его грамматике и арифметике (кстати, этот дьячок был родным дедом великого русского ученого-химика Д.И. Менделеева). В дальнейшем Аракчеев даже как бы бравировал этим обстоятельством. Так, став в 1808 г. военным министром, Алексей Андреевич собрал своих подчиненных и обратился к ним с экстравагантным заявлением: «Господа, рекомендую себя, прошу беречь меня, я грамоту мало знаю, за мое воспитание батюшка заплатил 4 рубли медью».
Именно в ходе учебы «на медные деньги» Аракчеев стал большим поклонником математических наук, что сказалось на всей дальнейшей его судьбе.
Еще при императоре Павле I Аракчеев был назначен инспектором всей артиллерии. Эту же должность он получил и при Александре. И здесь Аракчеев проявил себя в полной мере. Благодаря Аракчееву была проведена реформа российской артиллерии - сокращено количество калибров, доработаны артиллерийские орудия, т.е. облегчены без снижения боевой мощи, во всех батареях введен постоянный конский состав, во все батареи поставлялись орудия одного типа и калибра. Благодаря реформе Аракчеева мощь русской артиллерии возросла, а подвижность увеличилась, и это - без перехода на какие-либо новые технологии. И именно благодаря реформе Аракчеева русская артиллерия в войне 1812 г. не только не уступала французской, но и превосходила ее. При этом Аракчееву удалось внушить чрезвычайно серьезное отношение к артиллерии всему командованию русской армии. Благодаря работе т.н. Аракчеевской комиссии выяснилось, что действенность огня на поле боя в 6 - 8 раз превосходит действенность огня ружейного.
Занимаясь военным ведомством, он обеспечил отличное снабжение русской армии во время войны со Швецией в 1809 г.; именно Аракчееву поручили обеспечение русской армии продовольствием и боеприпасами, подготовку резервов, и он прекрасно справился с этой задачей, т.е. русская армия имела во время войны по сути все необходимое, что немало способствовало победе русского оружия; наконец, он сумел во что-то приемлемое превратить изобретенные Александром I военные поселения.
Аракчеев был честным, добросовестным офицером, всегда, изо всех сил, с полной отдачей выполнял отданный ему командованием приказ. Один из богатейших вельмож своего времени, Алексей Андреевич не отличался ни жадностью, ни стяжательством, отказываясь от большей части наград Александра I. Когда Александр пожаловал Аракчееву свой портрет, украшенный бриллиантами, граф оставил портрет (с ним он обычно и изображался на всех портретах последнего периода своей жизни), а бриллианты отправил обратно. Также на его портретах мы не увидим знаков пожалованного императором Александром ордена Св. Андрея Первозванного, - высшей из наград, принятых Аракчеевым еще от Павла I, был орден Александра Невского.

Джордж Доу. Портрет А.А. Аракчеева. 1824 г.
Военная галерея 1812 года в Зимнем дворце. Государственный Эрмитаж

Итак, первоначальное образование под руководством сельского дьячка состояло в изучении русской грамоты и арифметики. К последней науке мальчик чувствовал большую склонность и усердно занимался ею.
Желая поместить своего сына в военно-учебное заведение, Андрей Андреевич Аракчеев (1732 - 1797) повез его в Санкт-Петербург. В 1783 г. по малолетству Аракчеев-младший мог рассчитывать на принятие сначала в «приуготовительные» классы Артиллерийского и инженерного корпуса. Как раз в это время (25 ноября 1782 г.) умер предыдущий директор корпуса, а новый назначен был лишь 22 февраля. Андрей Андреевич с сыном, собиравшийся уже оставить столицу, отправился в первый воскресный день к Санкт-Петербургскому митрополиту Гавриилу, который раздавал бедным деньги, присылавшиеся на этот предмет Екатериной II. На долю помещика Аракчеева достались от митрополита три серебряных рубля. Получив еще некоторое пособие от госпожи Гурьевой, Андрей Андреевич перед отъездом из Санкт-Петербурга решил вновь попытать счастья: вместе отец и сын явились к новоназначенному директору корпуса Петру Ивановичу Мелиссино. В течение нескольких месяцев они, подав прошение и практически голодая, ежедневно приходили в приемную, молча встречали Меллисино и покорно ждали ответа на свое прошение о зачисление мальчика в корпус. Однажды, 19-го июля, ребенок не выдержал, бросился к генералу, рассказал о своей беде и умолял Петра Ивановича принять его в корпус. Он был одним из тех бедных дворян, для которых только элементарные классы открывали путь к дальнейшему учению и офицерской службе в российской армии.
Быстрые успехи в науках, особенно в математике, доставили ему вскоре (в 1787 г.) звание офицера. В дальнейшем П.И. Меллисино, особенно полюбивший Алексея Андреевича за «исправность» в учебе и службе, рекомендовал его наследнику престола вел. кн. Павлу Петровичу для заведования гатчинской артиллерией. До конца своей жизни Аракчеев ценил и помнил, что именно Меллисино рекомендовал его, тогда безвестного офицера, будущему императору.
В свободное время Аракчеев давал уроки по артиллерии и фортификации сыновьям графа Николая Ивановича Салтыкова, которому он также был рекомендован Мелиссино. Спустя некоторое время наследник престола Павел Петрович обратился к графу Салтыкову с требованием дать ему расторопного артиллерийского офицера. Граф Салтыков указал на Аракчеева и отрекомендовал его с самой лучшей стороны. С сентября 1792 г. по просьбе будущего императора Павла I Аракчеев был прислан в Гатчину, и вскоре за усердие и успехи в артиллерийской службе назначен командиром гатчинской артиллерийской команды. Алексей Андреевич в полной мере оправдал рекомендацию точным исполнением возлагавшихся на него поручений, неутомимой деятельностью, знанием военной дисциплины, строгим подчинением себя установленному порядку, чем вскоре расположил к себе великого князя.
С 1794 г. Аракчеев - инспектор гатчинской артиллерии, с 1796 г. - одновременно и пехоты. Новый инспектор реорганизовал артиллерию цесаревича, разделив артиллерийскую команду на 3 пеших и 1 конное отделения (капральства), причем пятая часть их штата находилась на вспомогательных должностях; составил специальную инструкцию для каждого должностного лица в артиллерии. Аракчеев разработал план развертывания артиллерийских отделений в роты и создания четырехротного артиллерийского полка, ввел методику практического обучения артиллеристов и создал «классы для преподавания военной науки», принял деятельное участие в составлении новых уставов. Предложенные им нововведения были впоследствии внедрены во всей российской армии.
Алексей Андреевич был пожалован комендантом Гатчины и впоследствии начальником всех сухопутных войск наследника. Аракчеев любил и уважал императора Павла, благоговел перед его памятью.

Три императора Аракчеева -
Павел I Петрович
По восшествии на престол император Павел Петрович пожаловал Аракчееву немало наград: будучи полковником, он был пожалован 7 ноября 1796 г. (в день восшествия на престол императора Павла) петербургским комендантом; 8 ноября произведен в генерал-майоры; 9 ноября - в майоры гвардии Преображенского полка; 13 ноября - кавалером ордена Святой Анны 1-й степени; в следующем 1797 году 5 апреля, ему было пожаловано баронское достоинство и орден Св. Александра Невского. Кроме того, государь, зная недостаточное состояние барона Аракчеева, пожаловал ему две тысячи крестьян с предоставлением выбора губернии. Аракчеев выбрал село Грузино в Новгородской губернии.
Строгость и беспристрастие, соблюдение законности и стремление в точности исполнить решения монарха отличали Аракчеева при наведении порядка в войсках. Но недолго пришлось Аракчееву пользоваться расположением непостоянного в своих пристрастиях императора. 18 марта 1798 г. Алексей Андреевич был отставлен от службы с чином генерал-лейтенанта.
А потом был новый взлет. Аракчеев снова принят на службу в том же 1798 г. и зачислен в свиту императора Павла I. 22 декабря 1798 г. повелено ему состоять генерал-квартирмейстером, а 4 января 1799 г. он назначен командиром лейб-гвардии Артиллерийского батальона и инспектором артиллерии. 8 января 1799 г. пожалован командором ордена Святого Иоанна Иерусалимского, а 5 мая 1799 г. - графом Российской империи за отличное усердие и труды на пользу службы. Ему повелено присутствовать в Военной коллегии и навести порядок в Артилерийской экспедиции.
1 октября 1799 г. он во второй раз отставлен императором от службы и отослан в Грузино. Удаление Аракчеева из Санкт-Петербурга было выгодно тем представителям аристократии, которые начали в это время подготовку заговора против Павла I. На этот раз отставка продолжалась до нового царствования.

Три императора Аракчеева -
Александр I Павлович
В 1801 г. на престол взошел император Александр Павлович, с которым Алексей Андреевич хорошо сблизился по службе. В 1802 г. Александр вновь призвал его на службу, назначив членом Комиссии для составления примерных штатов артиллерии, а 14 мая 1803 г. - вновь инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии Артиллерийского батальона.
Опыт деятельности Аракчеева в «гатчинских войсках» цесаревича Павла пригодился, когда надо было создавать первую в гвардейской бригаде конную артиллерийскую роту. Конная артиллерия начала XIX века - вид полевой артиллерии, в которой не только орудия и боекомплект, но и каждый номер орудийного расчета перевозились лошадьми, в силу чего прислуга обучалась не только действиям при орудии, но и ведению боя в конном строю. Конная артиллерия предназначалась для огневой поддержки кавалерии и создания мобильного артиллерийского резерва, поэтому имела на вооружении облегченные единороги и шестифунтовые пушки. В 1803 - 1811 гг. Аракчеев подготовил и осуществил реформу российской артиллерии, в результате которой она превратилась в самостоятельный род войск, усовершенствовалась ее организация (полки и батальоны заменены артиллерийскими бригадами), создана первая комплексная система артиллерийского вооружения (полевая артиллерия ограничена орудиями четырех калибров облегченной конструкции, определен боекомплект каждого орудия, пересмотрены штаты, введена единая конструкторская документация, разработаны образцовые эталонные детали для изготовителей и т. п.). Армейским пехотным дивизиям были приданы пешие артиллерийские бригады 3-ротного состава (батарейная и 2 легкие), а кавалерийским - конные артиллерийские роты, созданы подвижные артиллерийские арсеналы.
Аракчеев установил экзамены для артиллерийских офицеров, написал для них ряд наставлений. Еще по прибытии в Гатчину к артиллерийским частям цесаревича Павла Петровича, Аракчеев обнаружил, что отсутствуют инструкции: что делает каждый номер при орудии. Артиллерист делал то, что приказывал офицер, приходившийся на два орудия. Аракчеев определил состав команд при орудиях, написал каждому номеру, что он делает, что он держит в руках, какая сумка на нем висит, и т.д. Офицерам гвардии, естественно, не нравилась столь детальная регламентация, соблюдение которой возлагалась на них.
Преобразованная артиллерия успешно показала себя во время наполеоновских войн. Строгий к нерадивым, он не скупился на поощрения исправно исполнявшим службу: на награды в Артиллерийской экспедиции расходовалось около 11 тыс. руб. в год. В декабре 1807 г. Аракчеев был назначен состоять при Александре I «по артиллерийской части», а через два дня император предписал считать свои повеления, объявляемые Аракчеевым, именными императорскими указаниями. В 1804 г. по его инициативе образован Временный артиллерийский комитет для рассмотрения научно-технических вопросов, переименованный в 1808 г. в Ученый комитет по артиллерийской части; начал издаваться «Артиллерийский журнал».
В 1805 г. А.А. Аракчеев находился при государе в Аустерлицком сражении.

Граф А.А. Аракчеев на фоне казарм. Художник Дж. Доу

В 1807 г. Аракчеев был произведен в генералы от артиллерии. Для наведения порядка в военном ведомстве 13 января 1808 г. Александр I назначил Аракчеева министром военно-сухопутных сил (до 1810 г.), кроме того, 17 января - генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии (до 1819 г.), с подчинением ему комиссариатского и провиантского департаментов. 26 января 1808 г. Аракчеев стал начальником императорской Военно-походной канцелярии и Фельдъегерского корпуса. Под его руководством завершилось введение дивизионной организации армии, улучшилось ее комплектование, снабжение и обучение войск. Во время управления министерством Аракчеевым были изданы новые правила и положения по разным частям военной администрации, упрощена и сокращена переписка, созданные рекрутские депо и учебные гренадерские батальоны готовили пополнение для линейных частей. Артиллерии была дана новая организация, приняты меры к повышению уровня специального образования офицеров, упорядочена и улучшена материальная часть. Положительные последствия этих улучшений не замедлили обнаружиться во время войн в 1812 - 1814 гг.
Гр. А.А. Аракчеев принимал деятельное участие в войне с Швецией. Александр повелел немедленно и решительно перенести театр войны на шведский берег, пользуясь возможностью (редчайшей в истории обычно незамерзающего залива) перебраться туда по льду. Поскольку ряд генералов, ввиду приказа государя перенести театр войны на шведский берег, выставляли разные затруднения, Александр I, крайне недовольный бездействием русского командования, направил в Финляндию своего военного министра. Прибыв 20 февраля 1809 г. в Або, Аракчеев настоял на скорейшем выполнении высочайшей воли. Аракчеев буквально «столкнул» генералов на лед Ботнического залива. На возражение Барклая де Толли о том, что может отстать продовольствие и боеприпасы, Аракчеев, вместе с самим Барклаем выстроил полную схему не только войск, но и подвижных складов, чтобы они, не отставая, двигались синхронно с войсками.
Много препятствий пришлось претерпеть русским войскам, но Аракчеев действовал энергично, в результате чего выступившие 2 марта к Аландским островам русские войска быстро овладели ими, а 7 марта небольшой русский конный отряд уже занял на шведском берегу деревню Гриссельгам (ныне входит в коммуну Норртелье).
Во время движения русских войск к Аландским островам в Швеции последовала перемена в правлении: вместо Густава-Адольфа, свергнутого с престола, королем Швеции стал его дядя, герцог Зюдерманландский. Защита Аландских островов была вверена генералу Дебельну, который, узнав о стокгольмском перевороте, вступил в переговоры с командиром русского отряда Кноррингом о заключении перемирия, что и было сделано. Но Аракчеев не одобрил поступка Кнорринга и при свидании с генералом Дебельном сказал последнему, что он прислан от государя «не перемирие делать, а мир».

Последующие действия русских войск были блистательны: Барклай де Толли совершил славный переход через Кваркен, а Шувалов занял Торнео. 5 сентября был подписан русскими и шведскими уполномоченными Фридрихсгамский мир, по которому отошли к России Финляндия, часть Вестерботтена до реки Торнео и Аландские острова. Можно смело утверждать, что именно прибытие Аракчеева в действующую армию в качестве личного представителя императора ускорило завершение русско-шведской войны.
1 января 1810 г. Аракчеев оставил военное министерство и был назначен членом вновь учрежденного тогда Государственного совета (в 1810 - 1812 и 1816 - 1826 гг. он был в нем председателем департамента военных дел), с правом присутствовать в комитете министров и Сенате. На пост военного министра, уходя с этой должности, Аракчеев рекомендовал Барклая де Толли.
31 марта Аракчеев был освобожден от должности председателя военного департамента Государственного совета, и 17 июня был назначен на должность начальника канцелярии Александра I. Теперь он был в курсе всех дел в стране. 7 декабря 1812 г. она была преобразована в Собственную Его Императорского Величества канцелярию - орган, который, как известно, сыграл огромную роль в истории страны. Аракчеев фактически стоял у его истоков, возглавляя его до 1825 г. Во многом его усилиями российская армия была хорошо подготовлена к Отечественной войне 1812 г.
14 июня 1812 г. ввиду приближения Наполеона, граф Аракчеев был снова призван к управлению военными делами.

С оного числа вся французская война шла через мои руки, все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления государя.
А.А. Аракчеев

Граф А.А. Аракчеев.
Художник И.Б. Лампи Старший
Во время Отечественной войны главным предметом забот Аракчеева было образование резервов и снабжение армии продовольствием. В ходе войны он ведал также комплектованием войск и пополнением артиллерийских парков, организацией ополчений и пр. После установления мира доверие императора к Аракчееву возросло до того, что на него было возложено исполнение высочайших предначертаний не только по вопросам военным, но и в делах гражданского управления. В 1815 г. Алексей Андреевич был назначен единственным докладчиком императору по делам Комитета министров и Государственного совета. С этого времени Александр I руководил империей через Аракчеева, который регулярно отчитывался перед ним, а фактически руководил страной. Аракчеев осуществил разработку необходимых нормативно-правовых актов, преобразовав все военное законодательство и завершив тем самым реформирование армии.
Именно Аракчеев сумел уговорить императора отказаться от претензий на верховное командование русскими армиями в Отечественной войне. Он очень благоволил Кутузову, и не исключено, что именно благодаря Аракчееву Кутузов был назначен командующим всеми русскими армиями в августе 1812 г.
Строгость и непреклонность Аракчеева при реализации замысла императора стала одной из причин формирования негативного отношения к нему лично, распространения порочащих графа слухов. Для Александра I же Аракчеев был своего рода «экраном», заслонявшим царя от возмущения подданных его ошибками, промахами, отрицательными последствиями царствования.
О значении Аракчеева Александр I говорил П.А. Клейнмихелю, бывшему тогда аракчеевским адъютантом: «Ты не понимаешь, что такое для меня Аракчеев. Все, что делается дурного, он берет на себя, все хорошее приписывает мне».

Мы все сделаем: от нас Русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного.
А.А. Аракчеев
Таким же требовательным он был, прежде всего, к самому себе. Этот принцип позволял Аракчееву вершить невозможное, но он же делал его чрезвычайно непопулярным в обществе.
Сам он сознавал это прекрасно. Д.В. Давыдов приводит в своих «Записках» слова А.А. Аракчеева, сказанные им генералу А.П. Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий». Фраза оказалась пророческой.
Аракчеев всю свою жизнь люто ненавидел традиционно укоренившееся в российском обществе взяточничество. Пойманные с поличным немедленно изгонялись с должностей, невзирая на лица. Волокита, вымогательство с целью получения взятки преследовались им беспощадно. Аракчеев требовал незамедлительного решения вопросов и строго следил за выполнением сроков исполнения, поэтому канцелярское сообщество ненавидело его. Чего же удивляться, что срез этого общества определял настроение писателей и публицистов, придумавших «аракчеевщину».
Но главное явление в военной жизни России, с которым связывают имя Аракчеева - устройство военных поселений. Графа Алексея Андреевича обыкновенно считают творцом этой системы. Однако военные поселения предложил сам Александр I, а Аракчеев был против этого проекта. Оформил же идею в указы и инструкции М. М. Сперанский. Аракчеев стал лишь исполнителем.
В войне 1812 года Александр I столкнулся с нехваткой обученных резервов, сложностью проведения все новых и новых рекрутских наборов, дороговизной содержания армии. Император выдвинул идею, что каждый солдат должен быть крестьянином, а каждый крестьянин должен быть солдатом. Первоначально это было сделано через введение солдат на постой в деревню.

Военные поселения

Александра I занимала мысль об устройстве военных поселений в обширных размерах. По некоторым сведениям, повторимся, Аракчеев сначала обнаруживал явное несочувствие этой мысли. Но ввиду непреклонного желания государя - в 1817 г. Александр I именно ему поручил разработку плана создания поселений - он повел дело круто, с беспощадной последовательностью, не стесняясь ропотом народа, насильственно отрываемого от вековых, исторически сложившихся обычаев и привычного строя жизни.
Возможно, военные поселения были попыткой Александра I создать в России класс, опираясь на который, царь мог бы осуществить либеральные реформы.

Аракчеев, верующий и благочестивый с молодых лет православный христианин, одаренный блестящими организаторскими способностями и административным талантом и, что, наверное, самое главное, трудившийся не ради корысти и славы, а также, как и Император, следуя своему нравственному долгу... такой сотрудник был бесконечно нужен Александру.
А. Зубов
«Император прекрасно знал слабости и недостатки своего гатчинского друга - малокультурность, обидчивость, завистливость, ревность к царской милости, но все это перевешивалось в глазах царя его достоинствами. Александр, Аракчеев и князь А.Н. Голицын втроем составили тот мощный рычаг, который чуть было не развернул Россию с пути к национальной катастрофе, намеченного деяниями «великих» монархов XVIII века - Петра и Екатерины». (Зубов А. Размышления над причинами революции в России. Царствование Александра Благословенного. Новый Мир. 2006, №7).
Целый ряд бунтов среди военных поселян был подавлен с неумолимой строгостью. Внешняя сторона поселений доведена до образцового порядка. До государя доходили лишь самые преувеличенные слухи об их благосостоянии. Многие из высокопоставленных лиц, или не понимая дела, или из страха перед могущественным временщиком, превозносили новое учреждение непомерными похвалами.

Аракчеев и Сперанский -
глазами Пушкина
Идея была императора, оформление этой идеи в более или менее цельную картину - работа Сперанского, а виноват во всем оказался один Аракчеев. Он всегда добросовестно исполнял все приказы своего императора, даже если считал их неправильными. В тех ситуациях, где другие генералы императору возражали (Кутузов), Аракчеев принимал приказ к исполнению, и выполнял его, прилагая к этому все усилия. Честный солдат строго выполнял свой долг.
Проблему усугубляло всеобщее взяточничество начальствующих лиц, начиная с офицеров: Аракчеев, требовавший от начальников в первую очередь внешнего порядка и благоустройства, не мог искоренить всеобщего грабежа, и только в редких случаях виновные подвергались заслуженному наказанию. Неудивительно, что среди военных поселян с каждым годом все увеличивалось глухое недовольство. В царствование императора Александра I оно выражалось только одиночными вспышками. При этом возмущение среди солдат и крестьян подавлялось силой. В тех военных поселениях, которыми занимался лично Аракчеев, солдатам и крестьянам жилось более или менее сносно.
С вступлением на престол Николая I граф Аракчеев вскоре удалился от дел, и во главе управления военными поселениями был поставлен граф Клейнмихель со званием начальника штаба военных поселений.

Аракчеев и Сперанский -
глазами современного художника
Менее известно про Аракчеева то, что 1818 г. он по поручению Александра I разработал один из проектов освобождения крестьян, который предусматривал покупку казной помещичьих имений вместе с крестьянами «по добровольно установленным ценам с помещиками» и предоставление крестьянам личной свободы. Конечно, проект этот, как и многие подобные планы Александровского царствования, остался нереализованным.
И, наконец, о порядочности Аракчеева свидетельствуют чистые подписанные бланки указов Александра I, которые царь оставлял Аракчееву, уезжая из столицы. Временщик мог использовать эти чистые бланки в своих целях для расправы с неугодными, ибо врагов у него было достаточно. Но ни один из доверенных царем бланков не был использован Аракчеевым в личных целях.
Современные исследователи часто характеризуют его как одного из наиболее эффективных в отечественной истории администраторов, и считают, что он был идеальным исполнителем, способным воплотить в жизнь грандиозные предначертания.
Влияние Аракчеева на дела и его могущество продолжалось во все царствование императора Александра Павловича. Будучи влиятельнейшим вельможей, приближенным государя, Аракчеев, имея орден Александра Невского, отказался от пожалованных ему других орденов: в 1807 г. - от ордена св. Владимира, а в 1808 г. - от ордена св. апостола Андрея Первозванного, и только оставил себе на память рескрипт о пожаловании. Также не принял он и чин генерал-фельдмаршала (1814 г.), хотя заслуги его в антинаполеоновских войнах были велики. Алексей Андреевич награжден был также прусскими орденами Черного и Красного Орла I ст., австрийским орденом Св. Стефана I ст., а также упомянутым выше портретом, бриллианты из которого вернул.
Говорят, будто бы император Александр Павлович пожаловал мать Аракчеева статс-дамою. Алексей Андреевич отказался и от этой милости. Государь с неудовольствием сказал: «Ты ничего не хочешь от меня принять!» - «Я доволен благоволением Вашего Императорского Величества, - отвечал Аракчеев, - но умоляю не жаловать родительницу мою статс-дамою; она всю жизнь свою провела в деревне; если явится сюда, то обратит на себя насмешки придворных дам, а для уединенной жизни не имеет надобности в этом украшении». Пересказывая об этом событии приближенным, Алексей Андреевич прибавил: «только однажды в жизни, и именно в сем случае, провинился я против родительницы, скрыв от нее, что государь жаловал ее. Она прогневалась бы на меня, узнав, что я лишил ее сего отличия».
Именем Аракчеева назван был подшефный ему Аракчеевский, позднее - Ростовский гренадерский принца Фридрида Нидерландского полк.

Три императора Аракчеева -
Николай I Павлович
Александр I скончался 19 ноября 1825 г. Аракчеев не принял участия в подавлении восстания декабристов, за что и был отправлен в отставку Николаем I. По другим сведениям, Аракчеев сам отказался от настоятельных просьб нового императора о продолжении службы.
Как бы там ни было, 20 декабря 1825 г. он был освобожден не благоволившим к нему Николаем I от дел Комитета министров и исключен из состава Государственного Совета, а в 1826 г. отстранен от начальства над военными поселениями. Уволен он был в бессрочный отпуск для лечения, и на службе числился до 1832 г. Аракчеев уехал за границу и самовольно выпустил там издание конфиденциальных писем к нему Александра I, вызвавшее скандал в российском обществе и правительственных кругах.
Преданный друг монархов Павла и Александра, достигший в их царствования невиданных высот, Аракчеев последние годы жизни посвятил своему имению Грузино. Вернувшись в 1827 г. в имение, Александр Андреевич занялся его обустройством, открыл госпиталь, занимался созданным им ранее крестьянским заемным банком, пытался в соответствии со своими представлениями регламентировать быт крепостных. Его стремление создать во всех отношениях образцовое хозяйство привело к самым благоприятным результатам. Начало строительства Грузина ознаменовал самый яркий и блестящий период расцвета русской усадьбы. Эта усадьба была лучшей для своего времени. Теперь от парадиза на берегу р. Волхов не осталось даже руин - все постройки уничтожены в ходе боевых действий 1941-1944 гг.

Грузино

Сохранив звание члена Государственного совета, Аракчеев отправился путешествовать за границу; его здоровье уже было надломлено. В 1833 г. Аракчеев внес в государственный заемный банк 50 000 руб. ассигнациями с тем, чтобы эта сумма оставалась в банке девяносто три года неприкосновенною со всеми процентами. Три четверти из этого капитала должны быть наградой тому, кто напишет к 1925 г. (на русском языке) лучшую историю царствования Александра I. Остальная четверть предназначена на издержки по изданию этого труда, а также на вторую премию, и двум переводчикам по равной части, которые переведут с русского на немецкий и на французский языки удостоенную первой премии историю Александра I. Аракчеев соорудил перед соборным храмом своего села великолепный бронзовый памятник Александру, на котором сделана следующая надпись: «Государю-Благодетелю, по кончине Его».
Последним делом Аракчеева на пользу общую было пожертвование им 300 тыс. рублей для воспитания из процентов этого капитала в Новгородском кадетском корпусе бедных дворян Новгородской и Тверской губерний, а также 50 тыс. руб. Павловскому институту для воспитания дочерей дворян Новгородской губернии. После смерти Аракчеева Новгородский кадетский корпус получил наименование Аракчеевского в связи с передачей ему имения Аракчеева и капитала в размере 1,5 млн. руб. Еще в 1816 г. Александр I утвердил духовное завещание Аракчеева, поручив хранение завещания Правительствующему сенату. Завещателю предоставлено было избрать наследника, но Аракчеев не исполнил этого. Николай I признал за лучшее средство отдать навсегда Грузинскую волость и всю принадлежащую к ней движимость в полное и нераздельное владение Новгородскому кадетскому корпусу, с тем, чтобы он обращал доходы, получаемые с имения, на воспитание благородного юношества и принял имя и герб завещателя.

Аракчеевский кадетский корпус

Здоровье Аракчеева между тем слабело, силы изменяли. Николай I, узнав о его болезненном состоянии, прислал к нему в Грузино лейб-медика Вилье, но последний не мог уже помочь, и накануне Воскресения Христова, 21 апреля (3 мая) 1834 г., Аракчеев скончался, «не спуская глаз с портрета Александра, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью Самодержцу Всероссийскому». Он все кричал, чтобы ему продлили жизнь хотя бы на месяц, наконец, вздохнув, проговорил: «Проклятая смерть», – и умер.
Перед похоронами на него надели холщовую рубашку, в которой умер император Александр, и облекли в парадный генеральский мундир. Прах выдающегося военного и государственного деятеля, графа и кавалера Алексея Андреевича Аракчеева, был похоронен в селе Грузино. О своей кончине и погребении граф Алексей Андреевич позаботился задолго до смерти. Гробница с эпитафией была подготовлена внутри столичного на вид Андреевского собора рядом с памятником императору Павлу. На похороны вызван был Аракчеевский полк и артиллерийская батарея.

Фрагмент черепа Аракчеева
Останки Аракчеева были найдены в результате раскопок в 2009 г. Обсуждались предложения перезахоронить их в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге, где покоятся многие соратники Аракчеева, а также в древнем Свято-Юрьевом монастыре XII в. близ Великого Новгорода. В конце 2008 г. администрация и общественность Чудовского района, на территории которого находится Грузино, обратились к руководству области с просьбой передать останки для повторного захоронения в бывшем графском имении.
С детства угрюмый и необщительный, Аракчеев оставался таким и в продолжение всей жизни. При недюжинном уме и бескорыстии он умел помнить и добро, когда-либо кем ему сделанное. Кроме угождения воле монаршей и исполнения требований службы, он ничем не стеснялся. Суровость его нередко вырождалась в жестокость, и время его почти безграничного владычества (последние годы, первой четверти XIX в.) характеризовалось своего рода террором, так как все трепетали перед ним. Вообще, память по себе он оставил недобрую.
Цари ценили в нем жесткость, доходившую до неумолимости, опыт и знания, особенно в области артиллерии, используя его услуги, когда следовало «навести порядок». В советское же время Аракчеева постоянно определяли как «реакционера, гонителя суворовской школы, царского холопа и угодника». Но уже в 1961 г. в статье об Аракчееве в Исторической энциклопедии появилось несколько строк о его заслугах в развитии русской артиллерии. Современные отечественные историки, оценивая его деятельность, признают, что Аракчеев был одним из самых достойных военных и административных деятелей в истории Российской импе

"Наука и жизнь" №9 2002 г.

ПСИХОЛОГИЯ ЗЛОДЕЯ
ПСИХОЛОГИЯ ЗЛОДЕЯ*
Криминальная антропология дала нам немало сведений о психологии преступного человека, но все же попытки объяснить нам психологию злодеев, не совершивших уголовного преступления, оказались совершенно неудачными.

Не задаваясь целью обрисовать психологию злодея вообще и объяснить его происхождение, хочу сделать первую попытку в изучении этой человеческой разновидности на примере графа Алексея Андреевича Аракчеева.

"История болезни" Аракчеева для психолога особенно завлекательна потому, что он вследствие отчасти случайных обстоятельств, отчасти особенностей исторической эпохи достиг исключительно высокого служебного положения и потому мог проявить вполне все свои душевные силы.

Крупная историческая роль, выпавшая на долю Аракчеева, свидетельствует, как велико значение аракчеевых, какого внимательного изучения заслуживает этот тип. Понимание хотя бы одной разновидности человека-злодея подвинет нас в изучении вредных для общежития типов.

Биограф Аракчеева в Энциклопедическом словаре Брокгауза - Ефрона говорит, что в корпусе "быстрые успехи в науках, и особенно в математике, доставили ему вскоре звание офицера". Но историк Ратч основательно сомневается в знаниях Аракчеева и приводит доказательства его полного невежества.

Приверженцы его могли говорить, что он "отличался в военно-математических науках", потому что, занимая высокое положение, Аракчеев мог скрывать свою ограниченность, но безграмот ность, однако, скрыть не мог.

В течение всей своей жизни он не прочел ни одной дельной книги. Как человек умный и тщеславный, он, конечно, знал, что его безграмотность все же ставится ему в упрек, но не мог хотя сколько-нибудь уменьшить число ошибок в письмах.

Его невежество "в военно-математических" науках тоже ясно сказалось в полном непонимании службы офицеров генерального штаба, он никогда не научился понимать даже съемку местности. Все свое внимание граф сосредоточил на табелях, ведомостях, отчетностях, в чем очень рано проявились основные свойства его характера - исполнительность, неутомимость и жестокость. Когда он был в старших классах корпуса, ему поручили наблюдение над товарищами, что он исполнял с нестерпимым зверством. Наставники оставались довольны таким деятельным исполнителем, чем, по всей вероятности, и объясняются "отличные успехи" Аракчеева. Известно, как кадеты неохотно наблюдают за товарищами, в корпусах очень силен дух товарищества, поэтому для начальства Аракчеев был просто клад.

Мертваго, хорошо знавший графа, говорит про него, "что имеет он ум нравиться тому, кому служит". Действительно, Аракчеев сумел втереться в доверие графу Салтыкову настолько, что, по его просьбе, Мелессино сделал 22-летнего грубого, невежественного молодого человека своим адъютантом. Мелессино держал Аракчеева в черном теле, но молодой офицер, так блистательно начавший свою карьеру, предусмотрительно подготовлял себе блестящую будущность. Так как охотников служить в Гатчине было мало, то Аракчеев легко добился того, чего желал, и в 1792 г. получил туда назначение. Здесь он оказался на своем месте и скоро заслужил полное благоволение. Неутомимость сделала его любимцем наследника. Аракчеев целыми днями учил солдат, проверял караулы, ночи проводил в кресле, одетый по форме, чтобы явиться немедленно по первому зову. За четыре года службы он приобрел такое доверие Павла Петровича, что в день восшествия на престол тот призвал великого князя Александра Павловича и после лестного отзыва об Аракчееве, сложив их руки, сказал: "Будьте друзьями и помогайте мне".

Павел I назначил Аракчеева комендантом Петербурга, ему отвели квартиру в Зимнем дворце. В декабре 1796 года Аракчееву пожаловали Грузинскую вотчину в 2000 душ, в следующем году - Александровскую звезду и баронское достоинство; а в 1799 он стал графом. Тем не менее за время царствования Павла I Аракчеев два раза подвергался опале: первый раз, 18 марта 1798 года его уволили без прошения в чистую отставку. Весьма вероятно, что государь был недоволен его жестокостью в Преображенском полку и квартирмейстерской части. Но 11 августа любимец императора вновь был "принят паки в службу с отданием старшинства и определением в свиту его величества".

Вследствие крайней ограниченности интересов внимание Аракчеева всецело сосредотачивается только на формальной, внешней стороне дела. Все бумаги он заготовлял вовремя, по установленной форме; все ведомости, таблицы и т. п. составлялись аккуратно, всякое упущение строго преследовалось. Его подчиненные работали как машина. Аракчеев создал школу администраторов, дотошно, до мельчайших подробностей осуществлявших приказания свыше, не рассуждая об их целесообразности. Лучший ученик Клейнмихель, усвоивший дух аракчеевщины, желая лично убедиться, правильно ли сделано священническое облачение, приказал директору департамента надеть его на себя, нашел упущения, на что сурово и указал виноватому.

От внимания, всецело сосредоточенного на внешности, на форме, естественно, ускользала сущность дела, да она и не интересовала Аракчеева, так как он даже не скрывал, "что мне до Отечества!". Когда ему поручили генеральный штаб, он по своему невежеству даже не догадывался, чем следует занять подчиненных, и засадил лучших офицеров нашей армии за притупляющую ум работу.

Те же качества проявились и при устроении военных поселений. Приказания отдавались вовремя; к бумагам, штатам, ведомостям никто не мог придраться. Но, оставляя даже в стороне, что военные поселения лишены были свободы более арестантов, самое хозяйство поселений ясно доказывает крайнюю узость ума Аракчеева. Представьте огромный дом с мезонином, в котором мерзнут люди и пища. Представьте, что корова содержится, как ружье, а корм в поле получается за 12 верст, что капитальные леса сожжены, а на строение покупаются новые из Порхова, с тягостнейшей доставкой. Притом от худого расчета или оттого, что корова в два оборота делает в день по 48 верст для пастбища, - определительно всякий год падало от 1000 до 2000 голов в полку. Читая одни приказы графа, чувствуешь уже невольный ужас.

Несомненно, что Аракчеев не сумел устроить военных поселений даже в хозяйственном отношении. В чисто утилитарном смысле они были невыгодны и не достигали цели. Я уже не говорю о тех совершенно бесцельных мучениях, которые переносили жертвы ограниченности графа и которых легко было бы избежать.

у людей с широким умом ассоциации очень богаты и разнообразны, поэтому они обладают многочисленными комбинациями представлений. Аракчеев обладал умом узким, и у него имелось немного ассоциаций. Эта особенность его непременно выражается в крайней аккуратности и педантизме. До сих пор ученые не обратили должного внимания на психологический анализ аккуратности и педантизма, не объяснили значение и состав этого явления.

Педант бессознательно избегает всего нового, стремится жить по установленному плану. Стойкость сочетаний проявляется во всех мелочах. Конечно, нетрудно соблюдать установленный порядок в одежде, в образе жизни, но почти невозможно избежать новых вопросов, нового освещения предмета. Поэтому педанты не любят ничего нового, особенно неясного. Их консерватизм чисто органический. По мере возможности они избегают всего требующего непривычных для них сочетаний представлений, теряются и делают грубые ошибки. Идти вперед - для них свыше их сил.

Только по недоразумению Аракчеева можно считать государственным деятелем. К этому он был и не подготовлен и совершенно не способен. Нужно отдать ему справедливость в том, что он и не претендовал на роль государственного мужа, а просто исполнял приказания: муштровал солдат, запарывал до смерти "взбунтовавшихся" военных поселян, "надзирал" над кабинетом министров. Аракчеев понял, что он не может работать сам в этом учреждении, и, пользуясь своим исключительным положением, заставлял за себя работать Львова, Марченко, Муравьева и Пукалова. Никакой системы, никакой программы у него, конечно, не имелось. Изучение деятельности Аракчеева показало, как вредны рабы, облеченные властью, как они вредят своему Отечеству, но, пока в рабах существует потребность, аракчеевых будет много.

Его религиозные чувствования очень слабо развиты, и религия не играла большой роли в его жизни. Со своей женой он разошелся без всяких колебаний и сомнений. Насколько Аракчеев не понимал религии и даже не уважал ее основных требований, можно судить по сделанной им надписи на могиле любовницы Минкиной: "Здесь похоронено тело мученицы Анастасии, убиенной дворовыми людьми села Грузина за беспредельную и христианскую любовь ее к графу".

Эстетические чувствования у Аракчеева тоже совершенно отсутствовали. Он не понимал и не любил красоты. Все произведенные им постройки отличаются полным безвкусием и едва ли не самые безобразные здания в России - по сути это настоящие казармы, граф совершенно не любил поэзии и ничего не понимал в живописи и музыке. Грубому вкусу сладострастного Аракчеева доступны только скабрезные картинки. Он устроил в парке павильон, стены которого украшали зеркала. С помощью секретных ключей они открывались, и Аракчеев любовался циничными сценами. Это же удовольствие он доставлял избранным посетителям поместья.

Под старость, тяготясь бездеятельностью, Аракчеев даже покровительствовал искусству, но его непонимание ясно выразилось в том, что он щедро платил лицам, напрочь лишенным таланта, например художнику Афанасьеву, поэту Олину и т. д. Располагая большими средствами и будучи крайне тщеславным, Аракчеев покупал дорогие вещи, но все они были так безвкусны, что при аукционе его имущества в Петербурге, по словам Шенига, продавались дешево.

Совершенно лишенный альтруизма, граф не сочувствовал страданиям людей. Слабость или недоразвитие его нравственных чувствований можно даже считать явлением патологическим. Особенно важно, что нравственная нечувствительность проявилась очень рано, а именно в отроческом возрасте, а может быть, и в детстве, чем и объясняется нелюбовь к нему его бабушки. Весьма возможно, что эти его качества - проявление вырождения. У одного брата было нравственное слабоумие, у другого - падучая болезнь и алкоголизм. Массон говорит, что Аракчеев уже в корпусе выделялся "возмутительной грубостью", а Бернгарди считал его жестоким до зверства.

Жестокость Аракчеева не оправдывалась даже высшими соображениями. Филипп II, Петр Великий совершили много жестоких казней, причинили много страданий, и Аракчеев сравнительно с ними может считаться кротким и благодушным чиновником, но его нельзя сравнивать с этими политическими деятелями. Они преследовали идеальные цели, боролись с врагами и расправлялись с теми, кто, по их убеждению, заслуживал наказания, мешал им достичь желаемого. Казни, пытки, наказания оправдывались высокой целью. Аракчеев никакой цели не преследовал, жестокость его была не только вполне излишня, но даже вредила ему самому.

Когда император Павел Петрович поручил Аракчееву исправление гвардии, тот нещадно колотил солдат тростью, вырывал у них усы. Вигель утверждает, что Аракчеев укусил одного гренадера за нос и вообще с нижними чинами обращался, "как бешеный бульдог".

Едва ли за все время существования у нас крепостного права были крепостные более несчастные, чем крестьяне села Грузина. Злоба Аракчеева по отношению к ним выражалась в систематической жестокости и неслыханном деспотизме. Правда, по жестокости Аракчеев не превосходил других злых помещиков уже потому, что это было невозможно; он даже уступал в жестокости известной Салтычихе и Измайлову. Но нужно принять в соображение, что Салтычиха безусловно душевнобольной человек; она страдала "психозом сомнения", так же, как и алкоголик Измайлов.

Жестокость Аракчеева ужасает именно тем, что она возведена в систему. Граф создал для своих крепостных уголовный кодекс и не допускал ни малейших отступлений. Лестница наказаний отличалась простотой: розги, всегда готовые и лежавшие в бочке, наполненной рассолом, палки, ужасная тюрьма, названная им Эдекул.

Нам неизвестно ни одного случая, доказывающего вспыльчивость Аракчеева: он всегда владел собою. Даже после убийства любовницы Минкиной, когда он, по-видимому, находился в сильнейшем аффекте, граф владел собою настолько, что не расправился с убийцами сам, а весьма ловко подстроил дело так, что его врагов подвергли мучительной казни "по закону". Аракчеев вышел сухим из воды, а новгородский губернатор, действовавший под влиянием графа, потерял место.

Хладнокровный злодей гораздо преступнее человека, совершающего безнравственные поступки лишь в состоянии аффекта.

Еще одна отличительная черта - трусость. В 1805 г. император взял с собою в поход Аракчеева, нужно думать, в качестве телохранителя. Но граф пришел от предложенной ему чести предводительствовать войсками в бою в неописуемое волнение и отклонил от себя столь лестное поручение. С тех пор государь отказался от мечты увенчать своего любимца военными лаврами и сделать из него героя.

Будучи трусом, Аракчеев не понимал и не ценил храбрости; для него величие души было вообще непонятно. А потому он даже не стыдился своей трусости.

Ницше с гениальной проницательностью указал на то, что властолюбие и храбрость нераздельны и неразлучны. Как ни различны идеалы, в борьбе за которые рисковали своею жизнью Сократ, Гус и Наполеон, но эти идеалы были им так дороги, что сама жизнь по сравнению с ними не имела для них большой ценности.

Аракчеев закончил свою государственную деятельность крайне позорно: трус и лжец и не мог окончить ее иначе.

Если бы Аракчеев не был таковым, он оставил бы службу с достоинством, как человек, не одобряющий новый режим, занял бы положение сановника, удалившегося от дел по собственному желанию; но "раб", пред которым трепетали почти все в течение многих лет, все же остался рабом, струсил и солгал.

К счастью человечества, аракчеевы составляют ничтожное меньшинство, но обидно то, что такое ничтожество, как Аракчеев, мог долго терроризировать всю Россию, что между его современниками не было энергичных и честных сановников, а потому он мог причинить так много зла.

* Реферат работы В. Ф. Чижа (т. 1), опубликованной впервые в 1906 г. в журнале "Вопросы философии и психологии".

Подробнее см.: http://www.nkj.ru/archive/articles/4734/ (Наука и жизнь, ПСИХОЛОГИЯ ЗЛОДЕЯ)

Наука и жизнь №9 2002 г.

МЕДИК И ЛИТЕРАТОР
Кандидат исторических наук Н. УНАНЯНЦ

Медицина не только наука, но и искусство.
В. Чиж

В течение почти полувека - с 80-х годов XIX столетия до 20-х годов ХХ-го - имя психиатра, доктора медицины, профессора Владимира Федоровича Чижа было широко известно не только в медицинских и университетских кругах России и Европы, но и в литературном мире, и среди образованной читающей русской публики. В. Ф. Чиж, ученый с мировым именем, представал в двух ипостасях. Как медик: теоретик и практик психиатрии, педагог, автор сотни трудов, в том числе десятка монографий, "Учебника по психиатрии", проблемных статей, публиковавшихся в самых престижных научных русских и зарубежных журналах.

Как гуманитарий: знаток отечественной истории и литературы, русской и зарубежной философии; автор серии патобиографий, в которых первым подверг психиатрическому анализу жизнь, творчество, личность великих русских писателей Пушкина, Гоголя, Достоевского, Тургенева, исторических лиц - Павла I, Аракчеева, Фотия Спасского, долгие годы бывшего настоятелем Юрьевского монастыря, и зарубежных философов - О. Конта и Ф. Ницше.

Столь плодотворная и многогранная деятельность объясняется, конечно, разносторонней одаренностью Владимира Федоровича, страстной любовью к науке, уникальной профессиональной подготовкой, которую ему посчастливилось пройти.

Чиж родился 9 июля 1855 года в дворянской семье в Смоленской губернии. Двадцати восьми лет от роду защитил в Военно-медицинской академии Петербурга докторскую диссертацию под руководством профессора И. П. Мержеевского - главы русской психиатрии. Для продолжения образования Чижа командировали за границу. В Бельгии, Германии, во Франции он занимался у корифеев тогдашней медицины. Завершил свое образование в Париже в клинике знаменитого врача и невролога Жана Мартена Шарко.

В 1882-1883 годах Шарко, автор работ по психологии творчества, лечил тяжело больного Тургенева, медленно умиравшего в Париже от рака спинного мозга (см. "Наука и жизнь" № 11, 1993 г.). Вполне возможно, двое ученых - молодой русский и маститый француз - обсуждали болезнь писателя и Шарко рассказывал Владимиру Федоровичу о последних днях жизни классика русской литературы. Быть может, именно тогда и зародился замысел будущих очерков.

В ноябре 1885 года Чиж вернулся в Петербург, и в 1891 году его пригласили в университет города Юрьева (ранее Дерпт, потом Тарту), славившийся высоким уровнем науки. В Юрьеве Чиж проработал четверть века, руководил кафедрой психиатрии, заведовал клиникой душевных и нервных болезней, читал многочисленные курсы, в том числе по судебной медицине - для того времени это было настоящей новацией. Кроме того, он одним из первых русских психиатров выступал с публичными лекциями, в частности по вопросам сексологии, воспринимавшейся тогдашним студенчеством как откровение.

Аудитории, в которых молодой профессор, наделенный редким лекторским даром, читал свои курсы, были всегда переполнены. Чиж увлекал молодежь новизной подхода к волновавшим тогда общество вопросам, как медицинским, так и философским, и даже юридическим. Он любил повторять, что "медицина не только наука, но и искусство", и постоянно развивал мысли о взаимосвязи психологии и психиатрии, о необходимости глубоко проникать в "ядро личности", внушал будущим медикам, что успех врача зависит от сочетания специальных знаний со знанием истории, искусства, литературы. Сам Чиж с его научным авторитетом, огромной эрудицией и высокой культурой был живым примером такого метода.

Особый интерес вызывали его медико-психиатрические "портреты" выдающихся личностей, потом публиковавшиеся в журналах или выходившие отдельными книжками: "Огюст Конт" (1898), "Тургенев как психопатолог" (1899), "Достоевский как криминолог" (1900), "Ницше как моралист" (1901).

В середине 1900-х годов, когда вышел его капитальный труд "Болезнь Гоголя", известность Чижа достигла своего пика.

На примерах, взятых из русской истории, Чиж решил рассмотреть проблемы общего характера: психологию властелина (Павел I), психологию злодея (Аракчеев) и психологию фанатика (монах Фотий).

Ученый считал: изучение истории психиатром имеет нравственное значение, ибо помогает понять взаимосвязь физического и душевного состояния исторического лица и принимаемых этим лицом политических решений, чтобы вынести справедливый приговор, отделив болезнь от издержек власти.

Во время Первой мировой войны Чиж в качестве врача находился до мая 1917 года на театре военных действий. В 1915 году вышла его последняя работа "Психология деревенской частушки".

В бурных событиях войны, революции, оккупации Эстонии немецкими войсками, вызвавших закрытие университета, следы Чижа теряются. Существует предположение, что он переехал в Киев, где заведовал психиатрическим отделением Красного Креста. Однако эти данные пока не получили никакого документального подтверждения.

К сожалению, ни точная дата смерти, ни причина смерти, ни место погребения нашего героя нам не известны. Приходится ставить знак вопроса после цифры "1928", указанной в последних официальных изданиях как год его кончины. Издательство "Республика", выпустившее два тома работ Владимира Федоровича Чижа, сделало большое дело. Эти труды позволяют заполнить лакуны в нашем представлении о развитии отечественной психологической науки.

Подробнее см.: http://www.nkj.ru/archive/articles/4733/ (Наука и жизнь, МЕДИК И ЛИТЕРАТОР)

Алексей Андреевич Аракчеев один из наиболее негативно мифологизированных персонажей русской истории. Немногие имена русских государственных деятелей так красноречивы и мало за кем столь безотказно и мгновенно встает образ.
Приведем привычные для нас характеристики Аракчеева зафиксированные в подавляющем большинстве свидетельств, оставленных о нем современниками:

"Человек-автомат - жестокий, бездушный, непреклонный в исполнении предначертанного, ревностно насаждавший палочную дисциплину. Идеальный бюрократ, регламентировавший все без исключения, не знавший отдыха и развлечений и требовавший столь же нечеловеческой точности и порядка от всех подчиненных. Циник - злопамятный, мстительный, язвительный, грубый, не веривший ни людям, ни в людей, неспособный к искренности и бескорыстной симпатии. Свирепый бульдог, страшилище, которое кроткий Александр I по какой-то странной прихоти называл своим другом; коварный змей, рабски льстивший царю, обманывавший его и неусыпно охранявший от малейших посягательств свои исключительные права на его доверенность".
А вот строгие, холодные слова из "Исторической" и "Большой советской" энциклопедий представляют собой, в сущности, все, что осталось в русской памяти от Аракчеева:

"Аракчеев Алексей Андреевич (23.9.(4.10) 1769, Новгородской губернии - 21.4.(3.5) 1834, село Грузино Новгородской губернии, генерал от артиллерии (1807), временщик при дворах Павла I и Александра I. Сын небогатого помещика Тверской губ. В 1783-1787 учился в Артиллерийском и инженерном шляхетском корпусе. С 1792 инспектор гатчинской артиллерии и пехоты, гатчинский губернатор, в 1796 петербургский городской комендант. При Павле I Аракчеев руководил преобразованиями в армии (насаждение прусских воен. порядков, суровой палочной дисциплины, линейной тактики и т.д.). Вместе с тем ввел некоторые улучшения в организацию и оснащение артиллерии. Несмотря на огромное влияние и награды, Аракчеев дважды увольнялся Павлом I в отставку (1798, 1799-1801). В 1803 восстановлен Александром I в должности инспектора артиллерии. В 1808-1810 воен. мин., с 1810 пред. департамента воен. дел Гос. совета. С 1815 А. А. Аракчеев сосредоточил фактически в своих руках руководство Гос. советом, Кабинетом министров и Собственной его императорского величества канцелярией, был единств, докладчиком царю по большинству ведомств. Проводил политику крайней реакции, полицейского деспотизма и грубой военщины, которая по имени Аракчеева получила название "аракчеевщины". Снискал всеобщую ненависть современников. Широко известна эпиграмма А.С. Пушкина на Аракчеева "Всей России притеснитель, губернаторов мучитель... Полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести..." В царствование Николая I Аракчеев занимал лишь пост главного начальника военных поселений (с 1817), но аракчеевские методы продолжали сохранять свою силу".
И спроси любого, каким был Аракчеев человеком - никто не знает, но всяк скажет "проводил политику крайней реакции, полицейского деспотизма и грубой военщины", т.е. "аракчеевщины". А ведь на самом деле не так жил Аракчеев, не столь прост и примитивен он был, как показывают энциклопедии. Заметим сначала, что не в Новгородской губернии он родился, а в Тверской (в деревне Гарусово Вышневолоцкого уезда). Не "инспектором гатчинской артиллерии" был с 1792 года, а командиром артиллерийской роты, не губернатором гатчинским стал позднее, а комендантом. Далеко не все преобразования в армии при Павле I были "реакционными", и не особенно-то насаждались в ней "прусские военные порядки". Многие из Павловских реформ заметно улучшили состояние русских войск. Не Аракчеев "руководил" преобразованиями в армии, а сам государь император.
Что же касается слов "проводил политику крайней реакции" и т. п., так они совсем не дают истинного представления о государственной деятельности Аракчеева и не содержат в себе никакой особенной характеристики, которая бы отличала его от других деятелей того времени. Да что собственно означает термин "реакционный"? Что плохого в нем? Разве "реакция" не есть неотъемлемое свойство всякого живого организма?
"Снискал всеобщую ненависть современников"? - Да, конечно, слыл граф Аракчеев среди своих современников злым и жестоким и выше мер был ими ненавидим. Но не всеми же и не всегда! Не было к нему в России "всеобщей" ненависти. Что же до эпиграммы Пушкина, то писал ее поэт в возрасте, которому вообще свойственны резкие суждения о людях. Да и не знал он Аракчеева, иначе бы не написал о нем строк: "без ума, без чувств, без чести". Четырнадцать лет спустя - 22 апреля 1834 г. - повзрослевший, посерьезневший наш поэт - отец семейства будет писать своей жене письмо, где между прочего сообщит о смерти Аракчеева и прибавит при сем с грустью: "Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним видеться и наговориться".
Однако если еще шагнуть от кратких выдержек из воспоминаний, писем и дневников к более пространным фрагментам из них же или выйти за пределы наиболее часто цитируемых источников, и картина немедленно и значительно усложнится. Один мемуарист сообщает, что Аракчеев по ночам заходил в казармы "к солдатам смотреть, как они спят, все ли исправно у них, и тут его внимание обращалось на самые мелкие предметы", и добавляет: "солдаты любили его настолько, насколько не любили большинство им же поставленных над ними начальников";
- другой передает, что граф "сам был в числе недовольных" устройством военных поселений;
- у третьего поразительная работоспособность Аракчеева, быстрота, глубина и четкость его мышления вызывали неподдельное восхищение, и он без обиняков пишет, что "Аракчеев был человек необыкновенных природных способностей и дарований";
- четвертый в подробном психологическом портрете Аракчеева (которого он также называет "человеком необыкновенным") отмечает среди прочего, что тот стремился исполнять все, что обещал, а с подчиненными был "совершенно искренен";
- пятый повествует о том, что Аракчеев желал ввести его "в свой тесный домашний круг", но, столкнувшись с явным нежеланием молодого офицера сидеть за одним столом с Настасьей Минкиной, любовницей и домоправительницей графа, оставил эту мысль и "никогда не выражал своей досады" ("и когда я даже один с ним обедал, то эта дама не появлялась к столу", - уточняет он);
- шестого в бытность его адъютантом Аракчеев каждый раз, когда тот "был у него поутру с рапортом, отпускал не иначе как благословляя крестом";
- седьмой в детстве был обласкан графом, определен в кадетский корпус и во время учебы регулярно проводил выходные в его петербургском доме, не будучи ни родственником Аракчеева, ни даже сыном его знакомых;
- восьмой рассказывает историю о том, как Аракчеев, нахмурив брови, холодно выслушал маловразумительные мольбы матери одного из служивших под его началом офицеров о смягчении участи сына, допустившего серьезный служебный проступок, а через несколько месяцев "приговор военного суда о разжаловании в солдаты без выслуги смягчен был графом в шестимесячное крепостное заключение, и он спешил известить о том мать, помня, как говорилось в бумаге, ее ходатайство, столь хорошо рекомендующее сына";
- девятый живописует изысканную, на старинный манер, любезность Аракчеева, его занимательный разговор и живое гостеприимство.
Уже это сопоставление демонстрирует, что с течением времени, уносящим прочь детали, одни черты личности Аракчеева оказались канонизированы историческим сознанием в качестве основных, а другие, не менее выразительные, зато связанные с конкретными ситуациями и частной точкой зрения, перешли в разряд добавочных, второстепенных, необязательных и словно бы менее достоверных. В коллективной памяти поколений удержалось то, что прямо и без помех соотносилось с архетипическим образом временщика, "полудержавного властелина", со следующей колоритной картиной: "Недаром же в русском гербе двуглавый орел, и на каждой голове корона: ведь и у нас два царя: Александр I да Аракчеев I".
Образованных современников Аракчеев занимал ничуть не меньше, чем солдат и крестьян. И те и другие проявляли в этом случае естественное и безошибочное историческое чутье; подобно "сказочному людоеду", они чувствовали, что здесь скрывается некая загадка личности - а там, "где пахнет человечиной", историка, пусть даже стихийного, непрофессионального, ждет добыча.
В целом ряде мемуарных свидетельств можно встретить намеки на таинственные флюиды, исходившие от графа и окутывавшие его обиталище, этот "волшебный дворец". Современников не могло не интриговать, "какою ворожбой сумел" Аракчеев с его мало располагавшей к себе внешностью и отсутствием тонкого воспитания приобрести и сохранить дружбу Александра I, человека капризного и легко менявшего свои привязанности; каким образом сумел "один из пятидесяти миллионов подданных приобрести неограниченное доверие такого государя, который имел ум образованнейший, обращение очаровательное и которого свойства состояли преимущественно в скрытности и проницательности". Они предлагали разные объяснения этого поразительного феномена, от психологических и политических ("в первые годы царствования Александра Аракчеев стоял в тени, давая другим любимцам износиться, чтоб потом захватить государя вполне"; Аракчеев сначала был употреблен императором "как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание всей армии и под конец как мщение всему русскому народу") до сверхъестественных ("... в народе носился слух, будто она (А. Минкина) когда Александр бывал в Грузине, варила волшебный суп и для его стола, чтоб внушить ему благоволение и дружбу к графу").

Надо заметить, что сам Аракчеев вовсе не стремился "объяснять себя", а, напротив, подогревал общее любопытство, дразня публику контрастом между поношенным артиллерийским мундиром без всяких орденов, в котором он обычно ходил, отсутствием особняка в Петербурге, демонстративным отказом от престижнейших наград (алмазной звезды Андреевского ордена, фельдмаршальского жезла, звания статс-дамы, пожалованного его матери) - и колоссальной властью, неограниченным кредитом расположения монарха и внешними атрибутами этого: уникально быстрой ездой по России, подарками, которыми не могли похвалиться даже друзья детства Александра I (яхтой, чугунной колоннадой в виде греческого храма, великолепной люстрой в грузинский собор - кстати, единственный собор в частном имении), регулярными визитами императора и, главное, возможностью постоянно слышать от него слова: "друг мой Алексей Андреевич". В сохранившемся эпистолярии Аракчеева и свидетельствах современников варьируется единственная причина собственного успеха, которую считал нужным называть граф, - верная и честная служба. Очевидно, что эта лаконическая интерпретация скрывала куда более сложную картину.

Итак, достаточно чуть более пристального, чем обычно, взгляда, и итоговый, мифологизированный образ Аракчеева начинает буквально требовать анализа, помещения в как можно более плотный ретроспективный контекст. Такое действие тем более оправдано, что современники графа как раз и стремились, зафиксировав факты, потом сформулировать, в чем состояло неповторимое своеобразие этой личности, и в итоге понять, какие именно черты Аракчеева привели его на высочайшую ступень власти при живом императоре, какую только знал русский XIX век.
Ни происхождение, ни детство Аракчеева не предвещали будущих головокружительных высот.
Свой род Аракчеевы вели от Ивана Степановича Аракчеева, получившего при царевне Софье, в 1682 г., поместье в Бежецкой пятине Новгородской земли. Поместье многократно делилось между наследниками, и отцу будущего графа досталась деревенька в двадцать душ. В 1750 году Андрей Аракчеев служил в Петербурге, в лейб-гвардии Преображенском полку, в 1762 г. вышел в отставку, уехал в свое поместье и вскоре женился на дочери одного из соседей, таких же, как он сам, малоземельных и небогатых дворян. О родителях Аракчеева известно немного; при этом больше сведений сохранилось о матери, чей характер, скорее всего, был сильнее и своеобразнее отцовского. Она умела вести дом так, чтобы семья не ощущала недостатка в продуктах собственного хозяйства, и при скудных средствах была гостеприимна. Достичь этого можно было лишь путем максимального упорядочения всей жизни, что выражалось, видимо, не только в строжайшей экономии, но и в четком распределении времени, совершенном отсутствии праздности, в педантической аккуратности и привычке к чистоте и опрятности. Есть свидетельства о том, что Алексей был любимым сыном матери: возможно, в нем она находила отражение своих достоинств и потому могла хотя бы отчасти быть спокойной за его будущее.
Впрочем, будущее это рисовалось довольно смутно. Впоследствии Аракчеев любил применять к себе известную поговорку, повторяя, что был учен в прямом смысле слова на медные деньги, поскольку родителям "все его воспитание обошлось в 50 руб. ассигнациями, выплаченных медными пятаками" дьячку сельской церкви. Отец его был почти беден, и содержать даже одного сына (а их было трое) в военной службе ему было не по силам. "Из меня, - рассказывал много позже сам Аракчеев, - хотели сделать подьячего. Не имея понятия ни о какой службе, я даже не думал прекословить отцу". Здесь в ход его жизненного пути, казалось бы, заранее определенный и принадлежностью к сильно захудавшей (хотя и довольно старинной) дворянской фамилии, и рождением в захолустье, и убогим воспитанием, впервые вмешалась судьба. К соседу Аракчеевых, Г. И. Корсакову, приехали в отпуск сыновья, воспитанники Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Их "красные мундиры с черными лацканами и обшлагами", "рассказы об ученье, о лагерях, о пальбе из пушек" произвели на мальчика сильнейшее впечатление, и после долгих уговоров и слез ему удалось добиться от отца согласия на перемену своей участи.
Прошение о зачислении в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус, поданное Аракчеевыми по прибытии в столицу в январе 1783 г., полгода пролежало мертвым грузом: директор П. И. Мелиссино недавно вступил в должность и не успевал разбираться с делами. Взятые с собой деньги отец и сын при всей привычке к экономии прожили; рубль, поданный в виде воскресной милостыни митрополитом петербургским Гавриилом, также был истрачен. Вероятно, из затеи стать кадетом ничего бы не вышло, если бы Аракчеев не сумел буквально схватить судьбу за руку - так же решительно, как она явилась ему в облике кадет Корсаковых. Он осмелился остановить Мелиссино на лестнице корпуса и, "едва сдерживая рыдания", проговорил: "Ваше превосходительство! Примите меня в кадеты! Мы более ждать не можем, потому что нам придется умереть с голоду...". Директор выслушал и набросал записку в канцелярию о принятии мальчика в число воспитанников. Так произошло одно из трех важнейших событий, определивших всю дальнейшую жизнь Аракчеева. Другие поворотные точки - это осень 1792 г. (переход на службу в Гатчину, в артиллерийский батальон великого князя Павла Петровича) и ночь с 6 на 7 ноября 1796 г. (только что вступивший на престол Павел I вложил в руки старшего сына, цесаревича Александра Павловича, руку Аракчеева и произнес: "Будьте друзьями!"). Судьба, на каждом следующем витке вознося Аракчеева все выше, затем на время словно бы предоставляла его самому себе, давала ему возможность дотошно осваивать новое пространство, и когда все необходимое на этом этапе его жизни оказывалось сделанным, ставила запятую и меняла декорации.
Бывший тверской недоросль, определенный в корпус, принялся за освоение наук с тем большим жаром, что ему и в самом деле было что изучать. Реорганизация военно-учебных заведений, задуманная и начатая еще в середине царствования Елизаветы Петровны, была активно продолжена новой императрицей и не обошла стороной Артиллерийский корпус. При Мелиссино в программу было включено большое количество дополнительных специальных дисциплин и увеличено число изучаемых иностранных языков (в старших классах на них было переведено преподавание целого ряда предметов). Аракчеев, по всей видимости, сумел сразу выделиться не только успехами в учебе, но и прилежанием, исполнительностью и поразительной для подростка способностью всецело отдаваться делу. Начальство не замедлило оценить эти качества, и уже 9 февраля, через полгода с небольшим после принятия в корпус, Аракчеев был произведен в младшие командиры - капралы, 21 апреля - в фурьеры, а 27 сентября стал сержантом.

Он методично приобретал в корпусе необходимые знания и навыки, но явно предпочитал быть сам по себе. Вполне естественно, что рвение нового товарища, его очевидное стремление уже сейчас заложить основы дальнейшей карьеры, его усидчивость и "взрослость" вкупе с бедностью и симпатиями со стороны начальства вызывали у многих соучеников неприятие и раздражение. С. И. Маевский, приложивший к своим мемуарам составленную им "Историю графа Аракчеева из собственных его слов, сообщенных в течение всего нашего знакомства", так резюмировал ситуацию: "Товарищи ненавидели его за мрачный и уединенный характер, и не было дня, чтобы они его не били. Но старшие любили его и ставили в образец другим; а этого и довольно было, чтоб в нем видеть виноватого и бить".
Он окончил курс восемнадцати лет, в сентябре 1787 г., получил первый офицерский чин поручика армии и был оставлен при корпусе в должности репетитора и учителя арифметики и геометрии. Чуть позже ему было поручено преподавать также артиллерию и заведовать корпусной библиотекой; кроме того, Мелиссино рекомендовал его генералу Н. И. Салтыкову (воспитателю великих князей Александра и Константина Павловичей), и Аракчеев стал заниматься математикой с его сыновьями. Теперь бить его, конечно, никто не осмеливался, но расстояние между ним и многими равными, а в особенности подчиненными ему людьми все росло; рос и градус ожесточения.
Через два года он был переименован в подпоручики артиллерии, что равнялось армейскому чину поручика, а в июле 1790 г. - теперь уже по протекции Салтыкова - его назначили старшим адъютантом к Мелиссино. Тот не без удовольствия покровительствовал Аракчееву и немало для него сделал, но своим адъютантом хотел бы видеть более родовитого, обаятельного и жизнерадостного молодого человека. Поэтому, как только представился удобный случай (запрос великого князя Павла Петровича, нуждавшегося в квалифицированном и толковом артиллерийском офицере), Мелиссино отправил Аракчеева в Гатчину. В 1812 году, уже давно став графом и генералом, Аракчеев заказал талантливому архитектору Ф.И. Демерцову проект павильона на одном из насыпных островов, составлявших на прудах в Грузине целый архипелаг. Постройка, завершенная вскоре после Отечественной войны, была решена как маленький храм в греческом вкусе. Весьма глубоко, пусть и на свой лад, ощущая стилистические особенности ампира с его строгой и торжественной патетикой и ориентацией на античные декоративные образцы, Аракчеев посвятил это сооружение памяти своего наставника и благодетеля Мелиссино - что немаловажно, грека по происхождению.
Аракчеев вообще не скупился на разного рода материальные знаки, подчеркивавшие идею благодарности - доминанту его представлений о самом себе.
Редкие мемуары обходятся без упоминания о воздвигнутых им в Грузине великолепных памятниках Павлу I и Александру I, о реликвиях, любовно разложенных в грузинском доме в специальных застекленных витринах (собственноручные записочки, письма и рескрипты императоров; рубашка, которой великий князь Александр в ночь восшествия Павла I на престол снабдил с ног до головы перепачканного Аракчеева, примчавшегося под дождем из Гатчины в столицу, портфель, в котором Аракчеев много лет подряд носил дела на доклад к Александру, и прочее) расставленных в кабинете, который Александр I занимал, гостя в Грузине, а Аракчеев после смерти императора превратил в мемориал, снабдив едва ли не каждый предмет меблировки и каждую мелочь вроде пера или чернильницы табличкой с текстом следующего типа: "Этим пером блаженной памяти Государь и Благодетель Александр Благословенный писал, изволив посетить своего подданного графа Аракчеева ... дня ... года". При этом даже самые проницательные и непредвзятые современники не могли сказать наверняка, чего здесь было больше: признательности благодетелю или косвенного возвеличивания себя. Как правило, живое чувство переплеталось у Аракчеева со стремлением максимально упорядочить все окружающее, и эти составляющие не только не противоречили друг другу, но, напротив, сливались в единый гармонический аккорд.
В этой связи уместно сказать немного об "аракчеевских изданиях". Так у библиофилов второй половины XIX - начала XX века именовался особый тип раритетов - небольшие (как правило, в восьмую или шестнадцатую долю листа) книжечки, которые Аракчеев выпускал малым тиражом обычно без указания времени и места выхода (с 1821 года они печатались в типографии Штаба военных поселений). Весьма характерно, что практически все они представляют собой разного рода каталоги: "Краткая ведомость о числе ревизских душ по последней ревизии, бывшей в 1816 году, о числе душ, платящих оброк, и о числе работников, домов семейных, торгующих семейств, рабочих лошадей и коров, в Грузинской волости состоящих" (1819), "Генеральный план Грузина с описанием находящихся в оном строений и памятников, снятый в 1815 году", "Указатель в селе Грузине для любопытных посетителей" (это мини-путеводитель - список семидесяти с лишним достопримечательностей резиденции Аракчеева, на которые он считал нужным обратить внимание приезжающих), "Опись церковной утвари, имеющейся в Грузинском соборе святого апостола Андрея Первозванного. Сделана и проверена в 1818 году". При этом классифицированию подвергалось даже то, к чему обычно данная операция не применяется: "Расписание, в какие дни именно какие употреблять для звона колокола при Грузинском соборе, учрежденное создателем святого храма сего графом Алексеем Андреевичем Аракчеевым" (1825). Особенно впечатляет тринадцатистраничная брошюра под названием "В Грузине мера саду в разных местах и расстояние деревень" (1818). Это набор маршрутов для прогулок - пеших, верхом или в экипаже, к примеру: "От деревянного дому мимо бюста Императора Павла I и чрез круг у липы, потом чрез каменной мостик и вниз по осиновой аллее до конца саду, и назад по липовой дорожке чрез руину до плотика и от оного вверх по еловой аллее до средины и прямо по средней аллее к деревянному дому - 320 сажень", "Круг гулянья от каменного дома в ворота у кухни и по ездовой дороге к летней горе и от оной кругом поля по дороге до циркуля у рябиновой аллеи и по оной к саду и потом спустясь вниз в ворота у библиотеки и садом к старой оранжерее и поднявшись на гору к банному флигелю и позади оного чрез новые чугунные ворота к дому составляет 2 версты 250 сажень". Обозрение любимых местечек и прогулок оказывается сродни перебиранию драгоценностей, книг, гравюр или монет из коллекции и порождает удивительный эффект трехмерности печатного текста: в каждой точке маршрута открывался новый вид, а историки искусства сходятся с мемуаристами в том, что ландшафт в аракчеевском поместье отличался редкой живописностью, мастерски использованной архитекторами.

Гатчина, куда Аракчеев приехал в сентябре 1792 г., была просто создана для людей со столь развитой привычкой к аккуратности и точности и принципиальным отказом от всякой фронды. Немаловажно также, что служба в батальонах Павла Петровича (хотя они размещались в трех принадлежавших ему тогда местах - на Каменном острове, в Павловске и в Гатчине, это войско называли гатчинским по месту основной дислокации давала совершенно уникальный - особенно, на фоне последних лет екатерининского царствования - опыт: окружающей действительности можно было придать разумность и устроенность, следовало лишь не пренебрегать никакими мелочами. В этом контексте равное значение приобретала красота строя на вахтпараде (разводе войск перед отправкой в караулы), безукоризненно вычищенная амуниция, на совесть заделанные раковины (дефекты отливки) в стволах артиллерийских орудий, вовремя запертая калитка сада. Современники сходились во мнении, что Аракчеев искренне любил Павла I (а некоторые прибавляли, что только его он и любил на самом деле, зато Александра ненавидел за соучастие, пусть вынужденное, в убийстве отца, но искусно скрывал истинные чувства под личиной преданности). Да и как было не любить государя, столь полно соответствовавшего представлениям мелкого дворянина о монархе как таковом, - благородного, милостивого, изящного и, наконец, щедрого? Скорее всего именно по этой причине даже небольшая провинность повергала Аракчеева в отчаяние (конечно же, он мог тосковать, видя, как меркнут при гневе великого князя карьерные перспективы, открывавшиеся с будущим его воцарением, но здесь следует помнить, что любые расчеты такого рода в первой половине 1790-х годах[ неизменно повисали в воздухе, ибо Екатерина II не скрывала своего намерения завещать трон в обход сына внуку, Александру Павловичу).
В ноябре-декабре 1796 года, после воцарения Павла I, гатчинские офицеры были повышены в чинах. Аракчеев, получивший 2000 душ в Новгородской губернии и произведенный в генерал-майоры, вскоре оказался сразу на трех ответственных должностях - комендант Петербурга, командир лейб-гвардии Преображенского полка и генерал-квартирмейстер всей армии. Педантической аккуратности, давно ставшей главным принципом его служебного и бытового поведения, он теперь мог требовать с большинства подданных нового императора.
Пожалуй, именно на этом отрезке жизни Аракчеев приобретает репутацию безжалостного солдафона. Он сам присутствовал на экзекуциях и после осматривал спины наказываемых ("и горе ежели мало кровавых знаков!"), был изощрен в оскорблениях, поскольку, "отлично зная людей, мастерски умел отыскивать и затрагивать чувствительнейшие струны человеческого сердца". Здесь мы имеем дело с жестокостью особого рода, оправданной в глазах Аракчеева делом государевой службы. И все же в марте 1798 г. эти качества обернулись против Аракчеева: оскорбленный им офицер покончил с собой, разразился скандал, и Павел I отставил его от всех должностей. Но летом этого года император расстался со многими лицами из своего ближайшего окружения: Ф. В. Ростопчин, С. И. Плещеев, Ф. Ф. Буксгевден, братья Куракины, Ю. А. Нелединский-Мелецкий один за другим попали в немилость; многолетняя фаворитка государя Е. И. Нелидова была заменена А. П. Лопухиной. Возле Павла I осталось слишком мало преданных людей, и в августе император вернул Аракчеева из Грузина, где тот коротал дни опалы. Ему был поручен надзор за всей артиллерией. Прошло чуть больше года, и Аракчеев вновь оказался в немилости, на этот раз из-за родственных чувств. В Арсенале во время дежурства его брата Андрея случилась кража, граф переложил вину на генерал-майора Вильде, был уличен в обмане и вместе с братом отставлен от службы. Он снова уехал в Грузино.

По преданию, за несколько дней до смерти Павел хотел вернуть Аракчеева, и тот будто бы даже выехал в Петербург, но был, по приказу П. А. Палена, одного из организаторов цареубийства, задержан у городской заставы. Хотя это не более чем слух, примечательно, что он так приковывал к себе внимание современников. Представьте: вечером 11 марта Аракчеев успевает в срок, и - император остается жив...
Собственно, Гатчина, как ни парадоксально это звучит, определила всю карьеру Аракчеева, в том числе и в следующее царствование. Хотя Александр I назначил его на официальные должности лишь в мае 1803 г., нет сомнения, что он помнил о преданном генерале и намеревался со временем приблизить его к себе. Вернувшись в Петербург, Аракчеев, по всей видимости, сумел проявить себя как виртуозный дипломат и психолог и ни словом, ни взглядом, ни интонацией не заступил за роковую, магическую черту, которой была обведена для Александра ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Таким образом, молодой император оказался в чрезвычайно комфортной и, что особенно важно, стабильной психологической ситуации: всё изменялось, один лишь Аракчеев оставался "верным гатчинским дядькой, стерегущим вечно юного царя от опасных влияний и соблазнов молодости". Никто иной не мог играть при Александре I эту роль хотя бы в силу чисто биографических обстоятельств.
А поскольку, несмотря на многочисленные перемены стилей поведения и всю загадочность и непредсказуемость своей натуры, император всегда оставался собой, то и Аракчееву была суждена долгая и беспримерно ровная - пусть и с некоторыми огорчениями - служба при нем, примерно с 1815 года превратившаяся в управление всеми внутренними делами государства. Немаловажно и то, что Аракчеев оказался своего рода орудием императорской власти в крайне сложных взаимоотношениях монарха с дворянством. Стремясь обуздать недальновидное и эгоистичное дворянское своеволие (проявлявшееся на самые разные лады: от активного неприятия конституционных начал в первые годы царствования, всеобщей исступленной ненависти к Сперанскому, генеральского фрондерства, процветавшего в кругу А. П. Ермолова, А. А. Закревского, П. Д. Киселева, И. В. Сабанеева, - до замыслов цареубийства), Александр I мог опираться на Аракчеева как на вассала, который был предан лично сюзерену, с равной неприязнью относился ко всем придворным группировкам (это не значит, что он не участвовал в интригах) и чуждался вельможной позы. Разумеется, репутация последнего в ходе этой напряженной борьбы не могла не деформироваться совершенно определенным образом: нелестные характеристики типа "всей России притеснитель" приросли к Аракчееву намертво.

Несколько слов о великолепном имении Аракчеева - селе Грузино.
Итак, 12 декабря 1796 года Аракчеев получил от Павла I Грузинскую волость с 2000 душ крестьян. Выйдя в отставку в 1799 году и до нового назначения в 1803 году Аракчеев безвыездно находился в Грузино и занимался его обустройством. На деятельности графа в своем имении остановимся подробнее. "Селение сие было самое безобразное, а при том чрезвычайно стесненное. Все жители помещались на одной только части горы, а потому не имели ни пространных дворов для скотоводства, ни огородов, для произрастания овощей, ни чистых улиц для удобного прохождения, но среди лета всегдашняя грязь и нечистота в Грузине", - писал первый историк Грузина священник Федор Малиновский.
Свои преобразования А. А. Аракчеев начал с того, что переселил жителей в другое более удобное место. Для крестьян построили новые дома, крытые тесом, а иногда и железом, выкрашенные краской, со стеклами в окнах. Стоимость домов была не слишком высокая, и потому крестьяне могли расплатиться со своим помещиком. Тем же, кто все-таки не мог во время этого сделать, Аракчеев, как правило, продлял срок выплаты, ссужал им в долг деньги, а наиболее бедным крестьянам, в конце концов, долги прощал. В соответствии с написанными им "Правилами хозяевам о содержании домов" крестьяне должны были следить за поддержанием дома и прилегающей территории в чистоте и порядке. В этом случае дом оставался ему навечно. Ленивых крестьян он переводил в отдалённые деревни, выплачивая им деньги за дом. Чаще всего крестьянин мог на эти деньги купить в новой деревне дом, так как в них они стоили дешевле, чем в Грузино. Следующей заботой А. А. Аракчеева были дороги. Позднее, в 1804 году "лежащая через оное село к Тихвину дорога с обеих сторон окопана двойными каналами, вынутою землею возвышена и просажена березовым просадом". Такие же хорошие дороги были проложены и ко всем другим деревням, а в 1818 году им было построено прямое шоссе от Чудова до Грузина. При устройстве своей вотчины Аракчеев сразу же приступил к увеличению количества пашенной земли, вырубая плохие леса, осушая болотистые земли. Позаботился он и о выделении крестьянам сенокосных угодий. Для того чтобы улучшить положение своих крестьян, Аракчеев стал поощрять их к покупке скота, причём делал это различными способами, в том числе и оригинальными. Бедным крестьянам он ссужал деньги на покупку коров и лошадей, если те не могли отдать их в срок, часто продлял его, а иногда и прощал долги. Оригинальным косвенным способом поощрения разведения скота явилось его "Положение о напитках". Согласно этому положению крестьянам разрешалось покупать вина по 14 штофа на каждую корову, а к свадьбе - по полуштофу. Об успехах Аракчеева в развитии скотоводства может служить показатель числа скота в его вотчине. На 1-е января 1826 года в вотчине насчитывалось 1469 лошадей, 5055 коров и 2780 овец.
Помогал А. А. Аракчеев своим крестьянам и в моменты стихийных бедствий. Так, 3 мая 1805 года сгорело дотла село Оскуй, а вместе с ним и деревянная церковь Рождества Богородицы. Убытки были велики. Аракчеев выдал оскуйским крестьянам денег в долг на стройку новых домов, купил на свои деньги муку и хлеб и раздал их. Многим крестьянам он долги потом простил. А в 1811 году на месте сгоревшей деревянной церкви построил на свои деньги новую каменную, установил вокруг нее красивую металлическую ограду. Весной 1807 года на Волхове был необычайно высокий весенний паводок. Все селения в вотчине, кроме села Оскуй и деревень Лисино, Озерово и Завижа, а также пашни и сенокосы оказались в воде. Размыло скотомогильники, и трупы животных плавали по воде. Людей умерло немного, но падеж скота был большой. И в этом случае Аракчеев взял убытки крестьян на себя. Он покупал хлеб барками и продавал нуждающимся крестьянам по низкой цене. Уплату денег он разрешил произвести через три года, от которой многие бедные крестьяне были освобождены. Всего им было куплено и роздано 5050 кулей хлеба. Граф купил и раздал свыше 200 коров и 100 лошадей с отдачей денег на тех же условиях.
В качестве еще одного примера старания А. А. Аракчеева подтянуть бедных крестьян к уровню жизни более богатых можно привести его "Правила о свадьбах". Один из пунктов "Правил" гласил: " для общей пользы крестьянского состояния стараться свадьбы соглашать, дабы богатые невесты выходили замуж в бедные семейства, а женихи богатых семейств брали бы дочерей из бедных...". Граф прекрасно понимал, что волей-неволей, а богатые семьи будут всячески стараться помочь и бедным, чтобы детям их жилось лучше. Другой пункт предписывал "докладывать графу о девках глупых и дурного поведения, дабы оных не выдавать замуж, в особенности в бедные семейства или в одинокие, где ей приходится занимать место хозяйки". А старшинам деревень Аракчеев наказывал смотреть, чтобы на свадьбах в бедных семействах "не было бы ничего излишнего и чтобы не платили дорого церковникам за свадьбу, дабы оным самым не подвергать оное семейство ещё большей бедности". Трудно не согласиться с разумностью этих "Правил".
Случившаяся в 1804 году в Грузине вспышка оспы, унесшая жизнь не одного человека, побудила графа обратить внимание на состояние здоровья своих крестьян. Он принял к себе на службу лекаря, построил госпиталь и аптеку. Крестьяне его вотчины лечились в госпитале бесплатно, им бесплатно выдавались в аптеке лекарства. В обязанности лекаря входили регулярные объезды деревень и лечение неопасно больных крестьян на дому. Начиная с 1804 года всем детям в вотчине делались бесплатно прививки против оспы. В течение 10 лет оспенные прививки были сделаны 1387 детям. Когда в январе 1821 года в вотчине умерло 7 человек, Аракчеев сделал такое замечание лекарю Ягодинскому: "много умерших, что не делает чести доктору".
Хотелось бы обратить внимание еще на один факт. За весь 1825 год, самый тяжелый для Алексея Андреевича Аракчеева, когда была убита его любовница Настасья Минкина и умер его покровитель император Александр I, согласно отчету Ягодинского, в госпитале находилось на излечении "с ранами после наказания" два, подчеркиваю - два человека. Судя по историческим источникам, Аракчеев без вины, просто так, никого не наказывал. Случавшиеся в волости неурожаи побудили Аракчеева завести в Грузине запасные хлебные магазины: мирской и господский, пожертвовав на закупку хлеба в них свои деньги, и завести общественную запашку. Крестьяне часто пользовались услугами этих магазинов. Часто в записях по отчётам магазинов встречаются пометки А. А. Аракчеева о прощении крестьянам зернового долга.
Еще одним полезным новшеством, введенным Аракчеевым для облегчения жизни крестьян, явилось учреждение им в июне 1820 года мирского заемного банка. На его заведение Аракчеев пожертвовал 10 тысяч рублей ассигнациями. Впоследствии крестьяне долго и с благодарностью вспоминали это учреждение. Но крестьяне и дворовые люди могли не только брать деньги из банка, но и хранить свои в нем, получая с них годовые проценты. На содержание госпиталя А. А. Аракчеев ежегодно расходовал 18 тысяч рублей. Оборот банка составлял внушительную сумму - свыше 200 тысяч рублей.

У Аракчеева в Грузине был составлен из своих дворовых людей хороший оркестр. На покупку инструментов для которого он затратил свыше 4-х тысяч рублей. Музыке графских людей обучали известные капельмейстеры. Крестьянин из деревни Хотилово Иван Семенов обладал хорошими способностями в рисовании и архитектуре. Узнав об этом, Аракчеев отдал его учиться в Санкт-Петербург в Академию Художеств, которую Семенов закончил с серебряной медалью. Затем он стал дворовым архитектором Аракчеева, что, впрочем, не спасало его иной раз от наказаний графа. Благодаря тяжелому труду не только крепостных людей, но и самого хозяина, Грузино в кратчайшее время было превращено в одну из красивейших в России помещичьих усадеб. И можно, наверное, согласиться с писателем Н.Полевым, который писал, что "простой русский народ относится к его памяти гораздо мягче и человечнее, нежели большинство представителей интеллигенции". Граф Аракчеев был глубоко верующим человеком. При устройстве своего имения от 5-го мая 1805 года вместо старой деревянной церкви заложил новую большую каменную. Строилась она очень быстро и уже 20-го сентября 1806 года была освящена протоиреем Санкт-Петербургского Сергиевского собора Петром Томилиным. Церковь была в плане квадратной со сторонами в 21,3 метра, имела 6-ти колонные портики на западной и восточной сторонах и массивный купол. В храме имелось три придела: главный был посвящен апостолу Андрею Первозванному. Его украшали Царские серебряные врата и богатый иконостас, золочение которого было закончено 12-го августа 1807 года. По обилию декора и красоте отделки он превосходил иконостасы многих столичных церквей. Иконы для него написал известный столичный художник А. Е. Егоров. Левый предел был освящён в честь апостолов Петра и Павла, правый - в честь святителей Петра, Алексея и Ионы.

Аракчеев не жалел денег на устройство церкви и оснащение ее всем необходимым для отправления служб. В апреле 1811 года он отправляет императору Александру I следующее прошение: "Всемилостивейший Государь! Новгородской губернии и уезда в вотчине под названием село Грузино сооружена мною каменная церковь во имя святого Апостола Андрея Первозванного и снабжена всею утварью... Осмеливаюсь испросить величайшее дозволение... церковь самую как двух причетную, отныне повелеть именовать Грузинским Собором и причислить сей собор ко второклассным церквам". Определение Грузинскому храму быть собором последовало 4-го июня 1811 года при новгородском митрополите Амвросиев присутствии члена Правительствующего Синода архиепископа Рязанского и Зарайского Феофилакта. А 26-го марта 1825 года митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим разрешил служить в Андреевском соборе литургию в праздничные и воскресные дни при открытых Царских вратах. Таким образом, графу Аракчееву удалось добиться невероятного: в России это был единственный собор в помещичьей усадьбе. Кроме уже упоминавшегося великолепного иконостаса в соборе находился выносной кипарисный крест, обложенный серебром. На правом столбе предалтарной арки располагался большой храмовый образ апостола Андрея Первозванного, на котором он был изображён во весь рост и в "чудесах". Покрывала его серебряная риза весом 12 футов 48 золотников, с позолоченным средником. В приделе находилась и родовая икона графа Аракчеева с 5-ю святыми, имена которых носили члены аракчеевской семьи: апостол Андрей, праведная Елизавета, святитель Петр митрополит Московский, мученица Анастасия и святитель Алексей. На левом столбе предалтарной арки висела большая старинная икона Покрова Божией Матери в серебряной ризе. Там же лежала на аналое ещё одна маленькая икона Андрея Первозванного превосходного письма 17-го века, заключенная в массивную рамку из позолоченной бронзы. На ней было изображено посещение апостолом Грузина и водружение здесь жезла. Имелась и другая икона апостола Андрея, которую поднесли Аракчееву грузинские крестьяне, как своему помещику при пожаловании ему вотчины 21-го декабря 1796 года. Иконостас правого придела был двух ярусный, простой столярной работы, но составлен из икон 17-го века. Оклад для иконостаса выполнил мастер Помо, употребив на него более 1-го пуда серебра. У клироса был установлен памятник офицерам и воинам полка графа Аракчеева, погибшим в сражениях 1812-1824 годов, изготовленный в 1816 году по рисунку Тома до Томана при участии Крылова. Левый придел имел оригинальный иконостас в виде римского круглого храма с 10-ю колонами. Между двух колон находились царские врата в виде большого креста с распятием и предстоящими. По обе стороны пред алтарной арки были помещены храмовые иконы апостолов Петра и Павла. В этом приделе стоял памятник императору Павлу 1-му, у подножия которого Аракчеев похоронил в 1825 году Настасью Минкину. На столбе рядом с памятником была сделана золотом надпись: "Сердце чисто и дух прав пред тобою". Под этим же памятником был похоронен и Аракчеев. Ещё при жизни им была заказана для себя надгробная плита с надписью: "Да пребудет и прах мой у подножия изображения твоего. На сем месте похоронен русский новгородский дворянин граф Алексей Андреевич Аракчеев.
Родился 1769 года сентября 23-го дня, умер 1834 апреля д.", (день смерти на плите так и не был выбит). В прошении императору Александру I граф выразил желание, чтобы каждый год 29-го июня в Грузине отмечался Петров день. Он внес 10 тысяч рублей в новгородский приказ общественного призрения с правом получать ежегодно с этой суммы проценты, составляющие 500 рублей, с условием, чтобы каждый год в Грузино к 29-му июня приезжал новгородский архиерей со свитой и в сослужении священников Андреевского собора, Оскуйской и Чудовской церквей совершал торжественное богослужение. В этот же день в соборе торжественно раздавались 500 рублей от имени графа Аракчеева: двум лучшим крестьянам вотчины по 200 рублей каждому и 100 рублей девушке примерного поведения, выходящей в следующее за Петровым днём воскресенье замуж.

Сторонник строжайшего порядка, Аракчеев и в отношении церковных служб не делал исключения. Им каждый год расписывался, например, "Церемониал на Святую Пасху". Так "Церемониал" представлял своего рода сценарий проведения Пасхи. Согласно ему в 12 часов ночи производился выстрел из пушки (в Грузине была батарея из 4-х орудий), после чего музыканты на музыкантской башне играли три мелодии. В половине первого ночи делался второй пушечный выстрел, а в час-третий. В это время от дворца до собора в два ряда выставлялись плошки. После 3-го выстрела начинался благовест к службе, продолжавшейся два часа. В половине второго ночи полагалось зажигать плошки и фонари у дворца и при входе в собор. Певчие должны были собраться в соборе к двум часам по полуночи, в это же время в соборе зажигались свечи в люстрах. "После обходу Крестов кругом Собора, когда запоют "Христос воскресе" священники, то начать пальбу из пушек и произвесть 20 выстрелов". После литургии вновь производилось 24 пушечных выстрела. Граф расходовал на содержание собора много средств, в отдельные годы сумма достигала 17 тысяч рублей.

Один из эпизодов этой службы Аракчеева государю и Отечеству пагубнее всего сказался на его облике в глазах современников и потомков. Речь идет о преобразовании армии, а точнее - о создании военных поселений. В глазах императора это мероприятие было не менее, а судя по тому, что устройство их было поручено лично Аракчееву, - возможно, и более важно, чем все другие государственные реформы. Учреждение поселений было ответом на вопрос, возникший еще перед Петром I и в нерешенном виде перешедший к его наследникам: как содержать регулярную армию в мирное время без убытка для государственной казны? Павел I в 1770-е гг., в бытность цесаревичем, обдумывал проекты размещения армии на постоянных квартирах, где солдаты жили бы вместе со своими семействами, а их дети со временем заменяли бы отцов в строю. Но за свое недолгое царствование Павел не успел осуществить эти замыслы, и к началу XIX в. принципы комплектования, содержания и расположения армии оставались прежними: рекрутские наборы, при которых солдаты на долгое время отрывались от родных домов; частые переводы полков с одного места на другое; квартирование офицеров и солдат по обывательским домам. Строительство военных городков и поселение в них солдат вместе с их семьями решало бы задачи профессиональной подготовки; совмещение солдатами воинской службы с крестьянским трудом отменяло бы проблему обеспечения армии провиантом; по мере расширения числа военных поселений можно было бы постепенно сократить разорительные для крестьян рекрутские наборы, а затем и вовсе избавиться от них - такова была логика Александра I.
Первый опыт преобразования состоялся вскоре после административной реформы Сперанского - высочайший указ от 9 ноября 1810 г. предписывал переселить в Новороссию государственных крестьян нескольких деревень Климовичского уезда Могилевской губернии и в этих деревнях разместить запасной батальон Елецкого мушкетерского полка. В 1811 году мужиков выселили, батальон разместили, но завершить эксперимент не удалось - следующим летом началась Отечественная война.
После победы Александр I вернулся к своей идее, несколько видоизменив ее. Могилевский опыт показал, что переселение крестьян в новые губернии - слишком дорогостоящее для казны дело. Поэтому решено было помещать солдат не вместо крестьян, а вместе с ними, формируя из мужиков новые военные части. В 1816 г. на землях государственных крестьян Новгородской губернии была поселена 1-я гренадерская дивизия, в 1817-м в Херсонской и Слободско-Украинской губерниях - 3-я Украинская и Бугская дивизии. Непосредственное начальство над украинскими поселениями император поручил генералу И.О. Витту, над новгородскими - Аракчееву, который, впрочем, по должности председателя Военного департамента Государственного совета и по личной просьбе монарха курировал организацию и ход всего дела. В 1821 году военно-поселенческие части были объединены в Отдельный корпус под общим командованием Аракчеева, учрежден штаб этого корпуса и Совет "главного над военными поселениями начальника" (т.е. Аракчеева). К 1825 году на военно-поселенческий режим было переведено около 150 тысяч солдат и 375 тысяч государственных крестьян; новые поселения были организованы в Петербургской и Могилевской губерниях.
Александру I, размышлявшему о поселениях, "рисовались в будущем идиллии Геснера, садики и овечки": Аракчеев демонстрировал императору и овечек, и садики, а тот, периодически осматривая поселения, оставался крайне доволен эстетическим порядком: стройными линиями связей (так назывались типовые дома на две семьи), четким режимом опрятных поселян (подъем - по гонгу, строевая служба - по гонгу, полевые работы - по гонгу, дойка коров - по гонгу и т. д.), чисто выметенными улицами, ровными дорогами, осушенными болотами, новыми мостами. Поселяне классифицировались по различным признакам: по оседлости различались коренные жители и поселенные солдаты, по возрастам - инвалиды, солдаты и кантонисты. Каждый разряд имел свое обмундирование; форма шилась и для детей, которых еще малолетними зачисляли в кантонисты и впоследствии обучали в специальных школах (женщины должны были каждый год прибавлять к новой породе людей по мальчику, а если рождалась девочка, - платить штраф). Духовные лица также были облачены по уставу военных поселений: "благочинные и старшие священники имели обязательно форменные рясы темно-зеленого сукна с красным подбоем, а рядовые священники и диаконы - рясы такого же сукна, но с голубым подбоем, причетники носили такие же подрясники, и волосы у них должны были быть заплетены в косу с голубой лентой".
Несомненно, Аракчеев обладал поистине колоссальной волей и работоспособностью, если под его руководством химерической идее императора за столь непродолжительное время удалось придать видимость реализации. Современников поражали масштаб и волшебная скорость изменений, которые происходили в Новгородской губернии, расположенной между двумя столицами и потому находившейся на виду: "Поселения удивительны во многих отношениях. Там, где за восемь лет были непроходимые болота, видишь сады и города". Административный почерк Аракчеева без труда читался в методах реализации проекта, и современники вполне обоснованно связывали устройство поселений с его именем, хотя инициатива здесь принадлежала императору, а сам граф неизменно подчеркивал, что он лишь беспрекословный исполнитель монаршей воли; чрезмерную жестокость, сопровождавшую введение поселений, он с характерной язвительностью объяснял излишним усердием своих подчиненных.
Негодование по поводу поселений было всеобщим, а обращенные в солдат новгородские крестьяне (они были в основном старообрядцами) не сомневались, что под видом графа ими и Россией управляет сам Сатана. Как бы то ни было, военные поселения оказались завершающим этапом демонизации Аракчеева, упрощения его образа до маски "мрачного идиота". Поэтому Николай I, даже не питая к графу личной неприязни, не мог без ущерба для собственной репутации оставить все так, как было при старшем брате, и потому уже 20 декабря 1825 года уволил Аракчеева от дел Государственного совета, Комитета министров и Собственной канцелярии, сохранив за ним лишь должность главноначальствуюшего над военными поселениями. За две недели сдав все дела, Аракчеев весной 1826 года уехал на лечение за границу. Отстранение было обставлено бесспорными знаками монаршего благоволения и признательности за совершенные труды: император пожаловал Аракчееву 50 000 рублей для лечения на карлсбадских водах, разрешил по-прежнему пользоваться яхтой, подарком покойного царя; после высочайших осмотров новгородских военных поселений (в конце апреля и середине июля 1826 года) граф получил два милостивых рескрипта. Вплоть до кончины он не выходил, в отставку и продолжал числиться в службе, оставаясь членом Государственного совета, сенатором, генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии, шефом полка своего имени и в качестве генерала от артиллерии командующим 2-й лейб-гвардейской артиллерийской бригадой.
Есть и другие мнения по поводу военных поселений. По исследованиям историка В. Папешина, вопреки распространенному мнению о голоде среди военных поселян, при жизни Александра 1-го и по его указу Аракчеев следил за тем, чтобы солдатам поселенных батальонов три раза в неделю, кроме великих православных постов, давали по полфунта мяса и чарке водки. Хотя конечно же труд их был очень тяжёл и изнурителен. Ведь им для увеличения пашенной земли приходилось вырубать и корчевать лес, осушать болота, строить мосты и дороги. Но зато до сих пор люди, живущие на правом берегу Волхова, пользуются результатами их труда.
Аракчеев предусмотрел столько льгот для военных поселян, что историк Щебальский в 1871 году писал: "Предупреждая социалистические теории нашего времени Аракчеев сделал всё человечески возможное для удовлетворения материальным потребностям людей и для благоустройства поселенной общины". И даже назвал графа "сановным коммунистом". Обходят вниманием историки и факт добровольного вступления крестьян даже из отдаленных от Новгородской губернии в военные поселения, причем зачастую целыми семействами. Один из офицеров, служивший в новгородском военном поселении, вспоминал, что "солдаты любили его настолько, настолько не любили большинство поставленных им же над ними начальников".
К весне 1827 года Аракчеев возвратился в Грузино, где и жил практически безвыездно, совершая время от времени непродолжительные поездки в Бежецк и Курганы. 12 апреля 1834 г. А.С. Пушкин записал в дневнике фрагмент своей беседы со Сперанским, у которого он недавно обедал: "Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: "Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гении Зла и Блага". Стилистическое чутье позволило поэту выстроить это тонкое сравнение как скульптурную композицию, стержнем которой служат образы гениев, популярные в искусстве 1810-х гг. и вместе со всеми дополнительными смыслами безусловно внятные Сперанскому, чья молодость и ранняя зрелость пришлись как раз на расцвет ампира. В этом разговоре Пушкин оглядывался назад - в недалекое, но уже бесповоротно минувшее время, превратившееся в часть истории. Аракчеев, 19 ноября 1833 года установивший на площади перед собором в Грузине памятник Александру I, где гении Веры, Надежды и Милосердия возносили к небесам скульптурный бюст императора, доживал последние дни (он умер через полторы недели, 21 апреля) в своей собственной истории, где все акценты были расставлены так, как он считал нужным.
Однако, обдумывая прожитую жизнь, он понимал, что мнение, сложившееся о нем у современников, далеко от сколько-нибудь непредвзятого. Не мог Аракчеев не отдавать себе отчета и в том, что его деятельность теснейшим образом связана с царствованием Александра I, а значит, ученый, который возьмется за сочинение капитального труда об этой эпохе, обязательно остановится и на его личности. Надеясь на то, что "нелицемерный судия - грядущее время и потомство - изречет всему справедливый приговор", и желая стимулировать историков, Аракчеев в 1833 году внес в Заемный банк 50 тысяч рублей. Он предполагал, что по истечении 101 года со дня смерти Александра I три четверти капитала (который с накопившимися процентами должен был составить около полутора миллионов рублей) будут вручены в качестве награды автору исторического сочинения об императоре, признанного Академией наук лучшим; остальная четверть отводилась на издание этого труда и его переводы на ряд европейских языков. После 1917 года эти деньги были национализированы, и церемония присуждения аракчеевской премии 12(24) декабря 1926 года (в день рождения Александра I) не состоялась.
Рост интереса к личности Аракчеева наметился со второй половины 1980-х гг. в связи с пересмотром многих традиционных исторических представлений. Он продолжается и сейчас. Статьи о нем, в том числе с привлечением новых архивных материалов, стали появляться в специальных и популярных изданиях, вышли посвященные ему монографии. В целом можно сказать, что стандартная оценка фигуры и деятельности Аракчеева постепенно размывается; видимо, процесс выработки новых критериев и нетривиального взгляда на эту личность будет довольно долгим.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ А. А. АРАКЧЕЕВА.
23 сентября 1769 - родился в селе Гарусово; именины праздновал 5 октября;
2 февраля 1782 (или 20 июля, или 10 октября 1783) - принят кадетом в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус;
27 сентября 1787 - получил чин поручика; начинает преподавать математику в корпусе, а также сыновьям Н. И. Салтыкова;
24 июля 1790 - назначен старшим адъютантом директора Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса П. И. Мелиссино;
1792 - определен к великому князю Павлу Петровичу в Гатчину;
8 октября 1792 - получил чин премьер-майора (капитана артиллерии);
5 августа 1793 - получил чин подполковника (майора артиллерии);
28 июня 1796 - получил чин полковника;
6 ноября 1796 - смерть Екатерины II; начало царствования Павла I;
8 ноября 1796 - получил чин генерал-майора; назначен петербургским комендантом;
9 ноября 1796 - назначен командиром сводного гренадерского батальона лейб-гвардии Преображенского полка;
13 ноября 1796 - кавалер ордена святой Анны;
12 декабря 1796 - получил во владение село Грузино Новгородской губернии;
5 апреля 1797 - пожалован титул барона.
19 апреля 1797 - назначен генерал-квартирмейстером всей армии;
10 августа 1797 - назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка;
1 февраля 1798 - за оскорбление квартирмейстерского подполковника Лена, покончившего с собой, уволен в отпуск (с сохранением должности генерал-квартирмейстера);
18 марта 1798 - отставлен от службы в чине генерал-лейтенанта;
11 августа 1798 - вновь призван Павлом I на службу;
22 декабря 1798 - снова занял должность генерал-квартирмейстера;
4 января 1799 - назначен инспектором всей артиллерии;
5 мая 1799 - пожалован титул графа; Павел I собственноручно прибавил к гербу Аракчеева девиз "Без лести предан";
1 октября 1799 - отставлен за ложное донесение о краже в Арсенале;
Ночь с 11 на 12 марта 1801 - убийство Павла I, начало царствования Александра I;
26 апреля 1803 - письмо Александра I к Аракчееву в Грузино с вызовом на службу;
14 мая 1803 - назначен инспектором всей артиллерии;
20 ноября 1805 - находился в свите Александра I во время Аустерлицкого сражения; участвовать в бою отказался;
4 февраля 1806 - женитьба;
27 июля 1807 - получил чин генерала от артиллерии;
13 января 1808 - назначен военным министром;
17 января 1808 - назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии;
26 января 1808 - директор военно-походной канцелярии императора;
30 августа 1808 - Александр I предписывает Ростовскому мушкетерскому полку носить имя Аракчеева;
Февраль - начало марта 1809 - организует наступление по льду Ботнического залива (на заключительном этапе Русско-шведской войны), сам в боевых действиях участия не принимает;
6 сентября 1809 - награжден орденом Андрея Первозванного; возвращает орден императору, оставляя у себя лишь рескрипт о награждении;
7 сентября 1809 - указ о воздавании почестей Аракчееву в присутствии императора;
Декабрь 1809 - недовольный тем, что государственные реформы готовятся без его участия, подает Александру I прошение об отставке; отставка не принята;
1 января 1810 - назначен председателем Военного департамента Государственного совета (пост военного министра занял М. Б. Барклай де Толли);
17 июня 1812 - военный министр (до 1814);
1813 - апрель 1814 - сопровождает Александра I во время заграничного похода;
31 марта 1814- император предлагает Аракчееву чин фельдмаршала, тот отказывается;
13 мая 1814 - уходит в отпуск "для поправления здоровья";
6 августа 18 14 - призван императором к исполнению службы;
30 августа 1814 - принял портрет Александра I для ношения на шее;
1816 - учреждение военных поселений в Новгородской губернии и на Украине;
30 июня - 2 августа 1819 - бунт военных поселян в Чугуеве, Аракчеев руководит из Харькова подавлением бунта;
3 февраля 1821 - военно-поселенческие полки объединены в Отдельный корпус с Аракчеевым во главе.;
10 сентября 1825 - убийство в Грузине Н. Минкиной, Аракчеев отходит от государственных дел; учиняет расправу над причастными к убийству;
19 ноября 1825 - Александр I умер в Таганроге;
30 ноября 1825 - Аракчеев принял присягу императору Константину и объявил о возвращении к делам;
14 декабря 1825 - приносит присягу Николаю I;
20 декабря 1825 - Аракчеев отставлен от дел Государственного совета, Комитета министров, Собственной его императорского величества канцелярии, за ним сохранена должность главноначальствующего над военными поселениями;
30 апреля 1826 - уволен в отпуск "для излечения болезни", а фактически в отставку (формально оставался на службе вплоть до кончины), главноначальствующим над военными поселениями назначен П. А. Клейнмихель;
Май-ноябрь 1826 - пребывание за границей;
21 апреля 1834 - умер в селе Грузино.

Зверская любовь
Опубликовано: 2 Апреля 2011 08:00
01408"Совершенно секретно", No.4/263
Сергей МАКЕЕВ

Граф А.А. Аракчеев (портрет работы Дж. Доу) и Настасья Минкина

Грузино. Дом графа Аракчеева

Роман графа Аракчеева и Настасьи Минкиной – двух самых жестоких людей своей эпохи

Одна из глав романа «Мастер и Маргарита» называется «Великий бал у Сатаны». Как помнит читатель, Маргарита была королевой этого бала, она встречала гостей – знаменитых злодеев и злодеек. Почти все приглашённые были реальными историческими лицами. Вот Коровьев представляет очередную гостью:
« –…Госпожа Минкина, ах как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь лицо горничной щипцами для завивки! Конечно, при этих условиях зарежут!..»
Прежде чем приступить к рассказу о Настасье Минкиной, необходимо вспомнить её знаменитого любовника – графа Аракчеева, самого влиятельного человека в период правления императора Александра I.

Карьера «беса лести»
«Аракчеевщина» стала обозначением жесткого командования и палочной дисциплины. Это в основном верно, ведь и сам Аракчеев был убеждён: «Только то и делается, что из-под палки». Его репутация как тупого и жестокого сатрапа сложилась ещё при жизни Аракчеева. Пушкин написал на него три злые эпиграммы, притом две из них с выразительными отточиями вместо матерных слов.
Алексей Андреевич Аракчеев был выходцем из мелкопоместных дворян. В детские годы учился у сельского дьячка и к четырнадцати годам знал только, по собственным словам, «русскую грамоту и четыре правила арифметики». В 1783 году, после многочисленных прошений, Алексея приняли в кадеты Артиллерийского и Инженерного шляхетского корпуса. Учился он блестяще, был на лучшем счету у начальства. Но кадеты не любили Аракчеева за тяжелый и нелюдимый характер, его постоянно изводили и даже частенько били. Аракчеев недолго терпел обиды: как только его назначили старшим по корпусу, он отыгрался сполна и мстил всем без разбора. Кадеты так возненавидели Аракчеева, что устроили на него покушение: установили на верху лестницы тяжёлый камень и, когда Аракчеев вступил на нижнюю ступеньку, сбросили его вниз.
Через два года после поступления в корпус кадет Аракчеев уже стал унтер-офицером, а при выпуске получил чин поручика. Вскоре его заметил наследник престола великий князь Павел Петрович и назначил командовать своей артиллерией – у Павла в Гатчине было собственное небольшое войско, вроде петровских «потешных» полков. Аракчеев благоговел перед Павлом и,однажды, в припадке какого-то мистического восторга ,пал перед ним на колени и воскликнул:
– У меня только и есть, что Бог да Вы!
С воцарением Павла I началось стремительное возвышение Аракчеева. В двадцать семь лет он был уже полковником и комендантом Санкт-Петербурга, император подарил ему имение Грузино в Новгородской губернии с окрестным селом Оскуя и девятнадцатью деревнями, а также две тысячи душ крестьян. В день коронации императора Аракчеев был возведён в баронское достоинство. В течение четырех последующих лет чины, должности и ордена сыпались на него непрерывно. В 1799 году император назначил Аракчеева командующим всей артиллерией и пожаловал ему графское достоинство Российской Империи. Кроме титула, Павел I даровал своему любимцу герб с девизом: «Без лести предан». Вскоре остряки подправили девиз, переменив в первом слове всего одну букву, «з» на «с», и вышло, что Аракчеев – бес, преданный лести.
Справедливости ради надо заметить, что Аракчеев, в отличие от других царских любимцев, заслужил милость государя знаниями, способностями и тяжкими трудами. Везде, где он появлялся в качестве начальника, через малое время воцарялся порядок. Это был «эффективный менеджер» своей страны и своего века. Само собой, добивался он этого методами сугубо аракчеевскими. Площадная брань и пощечины были самыми мягкими «методами». А Аракчеев по своему положению имел дело не с рядовыми и унтерами, а со старшими офицерами, часто весьма заслуженными.
Однажды во время смотра лейб-гвардии Преображенского полка Аракчеев особенно грубо оскорбил офицеров, и они через влиятельного однополчанина пожаловались государю. С тех пор в отношении Павла I к Аракчееву появилась холодность. Вскоре Аракчеев влепил пощечину молодому офицеру своего штаба фон Фитингофу. Наконец, случилась настоящая трагедия: Аракчеев смертельно оскорбил подполковника Лена, суворовского ветерана, награждённого за подвиг Георгиевским крестом. Лен сдержался и молча выслушал брань, а после службы зарядил два пистолета и отправился к Аракчееву, но не застал его. Вернувшись домой, Лен написал письмо обидчику и застрелился.

Нашли друг друга
И этот человек-машина был, оказывается, тайным сластолюбцем. По правде сказать, любовник он был незавидный, ни внешностью, ни приятностью в обхождении никогда не блистал. Вот его словесный портрет: «По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист: в его складе не было ничего стройного, так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было изучать анатомию жил, мышц и т.д. Сверх того он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет его лица был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший...» Прибавьте к этому неприятный голос, как тогда говорили, фистулою (род старинной флейты).
Конечно, и внешне некрасивый мужчина может быть неотразимым. Но это своего рода талант, а Аракчеев был бездарен в науке любви и не утруждал себя волокитством. В Грузине он покупал у соседей-помещиков красивых крепостных девок и делал своими наложницами. Натешившись очередной рабыней, он выдавал её замуж, снабдив небольшим приданым.
Но вот случилось чудо: Змей Горыныч, пожиратель девиц, влюбился в одну из своих пленниц. Её звали Настасья Федоровна Минкина, она была дочерью кучера, в её жилах текла также и цыганская кровь. Видно, оттого она уродилась черноглазой, смуглой брюнеткой с вьющимися волосами. Круглолицая и статная, она сразу приворожила Аракчеева. Крестьяне говорили про неё: «…как граф её купил, так туман на него напустила и в такую силу попала, что и не приведи Господи».
Девятнадцатилетняя Настасья стала последним удачным приобретением графа. Она оказалась на редкость сообразительной, быстро вникла в домовое хозяйство, умела считать, вскоре выучилась довольно грамотно писать. Аракчеев доверял любовнице всецело и поручил ей вести дом и командовать дворней.
Тут и сказался тяжелый, под стать аракчеевскому, характер Минкиной. Сначала она изводила только возможных соперниц, а потом стала мучить всех дворовых. Это был Аракчеев в юбке. Но если в жестокости хозяина содержался какой-то административный смысл, то в изуверстве Минкиной – только мелочная бабья злоба и упоение властью.
Настасья старалась ещё крепче привязать к себе любовника. Но забеременеть ей все не удавалось. Она уговорила одну беременную крестьянку отдать ей будущего ребенка. Изобразить собственную беременность Настасье было нетрудно, тем более что граф бывал в имении наездами. В 1803 году Минкина будто бы «разродилась» мальчиком. Радости Аракчеева не было предела. Мальчика окрестили Михаилом. Обманутый отец приказал своему адъютанту любыми средствами выправить для Мишеньки дворянство. Посланец графа купил в Витебске документы на имя Михаила Шумского – мальчик-шляхтич с таким именем только что умер. С тех пор и Настасья Минкина стала подписываться подложной фамилией – Шумская.
Чувства Аракчеева не угасали с годами, он всячески угождал Настасье, построил для неё отдельный флигель напротив господского дома. Там бывал даже император Александр I и пил чай с барской наложницей – трогательное единение государя со своим народом. В 1806 году граф увековечил любовь к Минкиной, воздвигнув в своем имении своеобразный памятник в виде роскошной чугунной вазы. Металл, из которого льют пушки, показался ему предпочтительней бронзы и мрамора.

Ханжа-сладострастник
И в том же году Аракчеев… женился. Мать его Елизавета Андреевна давно сокрушалась, что сын до сих пор не женат. Да и неприлично было столь высокому сановнику ходить в холостяках. Ему сосватали восемнадцатилетнюю Наталью Хомутову из небогатой семьи ярославских дворян. Супруги жили в Петербурге, но теперь Аракчеев ещё реже появлялся в свете – не хотел показывать хорошенькую жену столичным вертопрахам. Тем более граф запрещал Наталье выезжать куда-либо одной.
Обедал Аракчеев обычно дома, за столом, кроме жены, всегда было несколько приглашенных офицеров. Граф иногда пребывал в веселом настроении и сыпал в адрес жены армейскими шуточками, от которых молодым адъютантам становилось неловко. А графиня краснела и молчала.
Грубость и ревность Аракчеева довершили разрушение семьи. Однажды граф уехал в войска, вскоре Наталья Федоровна велела заложить карету, чтобы ехать куда-то. Лакей доложил, что хозяин запретил возить её куда-либо, кроме матери и других родственников. Графиня приказала везти её к матери и осталась там. Аракчеев, вернувшись в столицу, тотчас поехал за женой, но она отказывалась вернуться к нему. Граф ездил за ней каждый день и, наконец, уговорил. Сели в карету, поехали. Что происходило в карете, неизвестно, но на полпути Аракчеев вышел и пошёл домой пешком, а жена, теперь уже, можно сказать, бывшая, вернулась к матери навсегда.
Говорили, что с тех пор отношение Аракчеева к браку стало просто нетерпимым. Современник уверял, что он препятствовал даже бракам своих крепостных: «Граф расставлял их попарно – жениха с выбранною им невестою; Иван становился с Матрёною и Сидор с Пелагеею. Когда все таким образом установятся, граф приказывает перейти Пелагее к Ивану, а Матрёну отдает Сидору и так прикажет повенчать их. Отсюда в семействах раздоры, ссоры и разврат».
В действительности дело происходило не совсем так. Аракчеев, в соответствии с составленными им «Правилами о свадьбах», строго экзаменовал новобрачных по закону божьему и, если кто ошибался, откладывал венчание на год. Пересдавали, случалось, по несколько лет.
В Санкт-Петербурге у Аракчеева тоже бывали любовницы – искательницы чинов и должностей для мужей и родственников. Долгая связь была у графа с женой обер-прокурора Синода с забавной фамилией Пукалов. Аракчеев дружил с мужем Иваном Антоновичем и сожительствовал с его молодой супругой Варварой Петровной. Об этой связи многие знали: «…он (Пукалов) ум и совесть считал товаром и продавал их тому, кто больше даёт денег; тело супруги также отпускал напрокат, да граф Алексей Андреевич Аракчеев абонировал тело г-жи Пукаловой на бессрочное время. Иван Антонович, наконец, уклонился от службы по собственному желанию, но как абонемент тела супруги его продолжался, то он был у графа домашним человеком, другом дома и занимался промышленностью – доставлением желающим табуреток (табуретками Пукалов называл орденские звезды) и миндалий (миндалями он называл медали) [ch224] pris fixe (по установленной цене). Табуретка стоила 10 000 руб., миндаль – 5000 руб.»

При всех условиях – зарежут!
Но никакие амурные похождения в столице не заслонили в сердце Аракчеева любимую Настасью. Даже когда он в 1819 году каким-то образом проведал, что Михаил не их сын, – простил и никогда не упрекал любовницу за обман. Правда, и она пускала в ход все свои чары, ластилась и заискивала. Она постоянно посылала графу «отчёты о проделанной работе», как то: «У нас в доме, слава Богу, хорошо – люди здоровы, а также скот и птицы благополучны…»
Но главным образом писала о личном:
«О, друг, граф, дай Бог, чтоб вы были здоровы и я могла б вам служить. Одна мысль утешает меня – люби меня, не миняй на времиных обажательниц которые все свои хитрости потребляют для улавления любви, а вы знаете свое здоровье. Сие мучит вернова и преданова друга и слугу. Цалую ручку несколько рас». (Орфография и пунктуация сохранены.)
Здоровье Аракчеева, действительно, было подорвано. Он подчиненных не жалел, но и себя не щадил. Его мучила бессонница, он становился всё более капризным и раздражительным. Бывало, позовет врача, тот пощупает пульс.
– Ну что, я болен? Отчего я болен?
– Не знаю, ваше сиятельство!
– Ну, так я тебе скажу: оттого, что ты дурак!
Обругав доктора, граф иногда успокаивался и засыпал. А наутро опять работал как заведённый. Сбавить обороты человек-машина не может: остановка для него это смерть.
Да ещё постоянно огорчал приёмный сын Михаил. Был он добрым, но безвольным человеком. В Пажеском корпусе учился плохо, ленился. Неизвестно, когда Шумский узнал правду о своем происхождении; говорят, с тех пор и стал он прикладываться к бутылке. А главное, начал сторониться приёмного отца. Однако по протекции графа был зачислен в камер-пажи, а вскоре назначен флигель-адъютантом. Его много раз видели на службе пьяным, пока он не попался в таком виде на глаза государю. Александр I отправил Михаила служить под началом Аракчеева и, дабы утешить графа, присвоил юноше чин поручика.
С тех пор Шумский находился постоянно либо на глазах приёмного отца, либо в Грузино под присмотром Настасьи. Там он без помех предавался пьянству. Говорили, что в отсутствие графа начала попивать и Настасья Минкина – один из гостивших в Грузине описывал её как «пьяную, толстую и злобную женщину».
Общее напряжение и нервозность возрастали в этом странном семействе. Жестокость Минкиной становилась нестерпимой. По пустячным поводам она избила сестер Татьяну и Федосью Ивановых, а Прасковью Антонову приговорила к порке розгами. Минкина теперь всегда сама руководила экзекуциями. На этот раз ей показалось, что Прасковье мало розог и приказала бить её вдобавок батогами. Девушку унесли едва живую. Выхаживали её брат Василий, работавший на барской кухне, и его жена Дарья, которая была старше мужа на десять лет (причуды аракчеевских брачных игрищ). У постели собрались все почти дворовые. Пришел фельдшер Степан Исаков, смазал окровавленную спину девушки мазью, наложил бинты. Всеми овладело отчаяние.
– Надо злодейку извести, мочи нет терпеть, – решили крепостные.
Василий Антонов вызвался «пострадать за обчество».
На рассвете десятого сентября 1825 года Василий взял кухонный нож и вошёл в спальню «барыни». Настасья проснулась, пыталась сопротивляться, заслонялась руками. Василий схватил её за волосы и полоснул ножом по горлу…
В столице в эту самую минуту проснулся граф Аракчеев. С мрачным предчувствием он начал готовить секретные бумаги для государя. Александр I недавно уехал в Таганрог, где его супруга поправляла здоровье. Аракчеев должен был выехать туда следом; императору и временщику предстояло важное государственное дело – пресечь заговор, разгромить тайные общества. Списки дворян-заговорщиков и все секретные нити были уже у них в руках. Император намеревался сделать это, как всегда, укрывшись за спиной Аракчеева. А граф готов был подставить грудь, зная, что ненависть заговорщиков направлена и против него лично.
Он еще не ведал, что заговор – в его собственном доме.
Но вот Аракчееву доложили, что из Грузино прискакал нарочный с известием: Настасья Федоровна опасно больна. Граф тотчас сел в коляску и помчался в Грузино. С ним поехали доктор Даллер и полковник фон Фрикен – оба уже знали от нарочного, что произошло на самом деле, и ломали голову над тем, как подготовить Аракчеева к убийственной правде. Не доезжая нескольких верст, встретился им офицер по фамилии Кафка. Аракчеев велел остановиться и спросил его о состоянии Настасьи Федоровны. Кафка ответил как есть:
– Ничего, ваше сиятельство, голова осталась на одной только кожице.
Аракчеев не сразу уразумел смысл сказанного. А потом завыл, бросился из коляски наземь, катался по траве, выдирал её с корнем, потом начал рвать на себе волосы и кричать:
– Убили, убили её, так убейте же и меня, зарежьте скорее!
Его с трудом усадили в коляску. Но уже в имении, увидев труп Минкиной на столе, граф опять пришёл в неистовство. Он бегал по двору перед собравшимися крестьянами и вопил:
– Злодеи! Режьте и меня! Вы отняли у меня всё!
До похорон Аракчеев пребывал в каком-то оцепенении. Когда же гроб опустили в могилу, он словно очнулся и бросился в яму с криком:
– Без неё мне жизнь не нужна! Зарежьте меня!
В письме к императору мнительный Аракчеев намекал на заговор непосредственно против него: «…дабы сделать меня неспособным служить вам и исполнять свято вашу, батюшка, волю, можно еще, кажется, заключать, что смертоубийца имел помышление и обо мне…»
Следствие арестовало всех дворовых Аракчеева, допросы велись с пристрастием. Скоро были определены и главный виновник, и соучастники. Но следователи, находясь под давлением всесильного Аракчеева, стремились привлечь к ответственности как можно больше крепостных, превышали полномочия и нарушали законы. По словам А.И.Герцена, сам Аракчеев, повязанный окровавленным платком, снятым с трупа Минкиной, приходил допрашивать несчастных. Нашёлся один порядочный исправник, который отказался сечь беременную крестьянку. «Исправник был арестован и подал в отставку; душевно жалею, что не знаю его фамилии, да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту – скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое чувство», – писал Герцен.
Всех, кого следствие посчитало виновными, приговорили к наказанию кнутом и каторжным работам. Секли в Грузине, на площади перед собором, в присутствии всех крепостных, старых и малых. Василия Антонова и его сестру запороли тут же насмерть, еще одна женщина умерла через несколько дней. Остальные вынесли экзекуцию и после заживления ран отправились по этапу в Сибирь.

Покаяние по-аракчеевски
Аракчеев не сумел насладиться местью, его постиг новый удар – в Таганроге скончался император Александр I. К тому же, погруженный в своё горе, а затем занятый возмездием, граф не исполнил своего долга, попросту говоря, прозевал восстание декабристов. Граф понял, что на благосклонность нового государя Николая I ему рассчитывать не приходится.
Разбирая бумаги покойной Минкиной, граф сделал горькое открытие – Настасья изменяла ему, об этом свидетельствовали любовные записки молодых офицеров. Значит, она не любила его, притворялась много лет!
Кроме того, граф нашёл во флигеле Минкиной множество просительных писем и подарков от столичных сановников, искавших милости у графа. Таких подношений набралось сорок возов! Аракчеев приказал вернуть подарки, но, поскольку дарители не признавались, то граф пригрозил напечатать списки в газетах с приложением прошений вельмож к крепостной девке Настасье. Разобрали моментально!
Аракчеев вышел в отставку. До конца своих дней он не оправился от стольких жестоких ударов судьбы.
Михаил Шумский по-прежнему печалил графа – продолжал пить и повесничать. В 1826 году, то есть вскоре после описанных событий, он появился в театре пьяный с разрезанным арбузом. Он устроился в партере и начал пожирать арбуз, доставая мякоть прямо рукой. Впереди сидел купец с лысой головой. Шумский аплодировал оригинальным способом – хлопая ладонью по лысине старика. А когда тот возмутился, нахлобучил ему арбуз на лысину и громко объявил:
– Старичок, вот тебе и паричок!
Буяна арестовали и вскоре «за неприличные поступки», как было сказано в приказе, перевели на Кавказ. Там он храбро воевал, писал Аракчееву покаянные письма и через год был возвращён с Кавказа. Но снова запил, и, в конце концов, его окончательно уволили из армии якобы «по болезни». Шумский бродяжничал, то возвращался в Грузино, то уходил. Наконец, обосновался в монастыре. Аракчеев положил ему щедрое содержание в сто рублей в месяц, а впоследствии Шумский получал пенсию от императора 1200 рублей в год. Он сменил несколько монастырей и умер в 1851 году.
В последние годы жизни характер Аракчеева смягчился. Перед смертью в 1834 году он завещал значительные суммы на благотворительность. Последние его слова были: «Простите меня, кого я обидел».
А новым поколениям правителей России он оставил в наследство перлы административной мудрости: «Мы всё сделаем: от нас Русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного».
«Для того, чтобы заставить русского человека сделать что-нибудь порядочное, надо сперва разбить ему рожу».
«Касательно же толков людских, то на оное смотреть не должно, да они ничего важного не сделают».
n

Сергей МАКЕЕВ: www.sergey-makeev.ru, Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Смотрите оригинал материала на сайте "Совершенно секретно" : http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2750/