Камчатка: SOS!
Save Our Salmon!
Спасем Наш Лосось!
Сохраним Лососей ВМЕСТЕ!

  • s1

    SOS – в буквальном переводе значит «Спасите наши души!».

    Камчатка тоже посылает миру свой сигнал о спасении – «Спасите нашего лосося!»: “Save our salmon!”.

  • s2

    Именно здесь, в Стране Лососей, на Камчатке, – сохранилось в первозданном виде все биологического многообразие диких стад тихоокеанских лососей. Но массовое браконьерство – криминальный икряной бизнес – принял здесь просто гигантские масштабы.

  • s3

    Уничтожение лососей происходит прямо в «родильных домах» – на нерестилищах.

  • s4

    Коррупция в образе рыбной мафии практически полностью парализовала деятельность государственных рыбоохранных и правоохранительных структур, превратив эту деятельность в формальность. И процесс этот принял, по всей видимости, необратимый характер.

  • s5

    Камчатский региональный общественный фонд «Сохраним лососей ВМЕСТЕ!» разработал проект поддержки мировым сообществом общественного движения по охране камчатских лососей: он заключается в продвижении по миру бренда «Дикий лосось Камчатки», разработанный Фондом.

  • s6

    Его образ: Ворон-Кутх – прародитель северного человечества, благодарно обнимающий Лосося – кормильца и спасителя его детей-северян и всех кто живет на Севере.

  • s7

    Каждый, кто приобретает сувениры с этим изображением, не только продвигает в мире бренд дикого лосося Камчатки, но и заставляет задуматься других о последствиях того, что творят сегодня браконьеры на Камчатке.

  • s8

    Но главное, это позволит Фонду организовать дополнительный сбор средств, осуществляемый на благотворительной основе, для организации на Камчатке уникального экологического тура для добровольцев-волонтеров со всего мира:

  • s9

    «Сафари на браконьеров» – фото-видеоохота на браконьеров с использованием самых современных технологий по отслеживанию этих тайных криминальных группировок.

  • s10

    Еще более важен, контроль за деятельностью государственных рыбоохранных и правоохранительных структур по предотвращению преступлений, направленных против дикого лосося Камчатки, являющегося не только национальным богатством России, но и природным наследием всего человечества.

  • s11

    Камчатский региональный общественный фонд «Сохраним лососей ВМЕСТЕ!» обращается ко всем неравнодушным людям: «Save our salmon!» – Сохраним нашего лосося! – SOS!!!

  • s12
  • s13
  • s14
  • s15
Добро пожаловать, Гость
Логин: Пароль: Запомнить меня
  • Страница:
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

ТЕМА: Аракчеев

Аракчеев 16 апр 2014 01:18 #4932

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
НОВЫЙ КУРС АЛЕКСАНДРА
А о России думать царю не хотелось, да и ехать туда он не стремился. Последнее десятилетие своего царствования он часто уезжал из страны в Европу, где подолгу оставался… Говорят, первое, что сделал «царь царей», вступив после победы на русскую землю, это собственноручно и жестоко избил какого-то неопрятного солдатика…

Н. Уткин. Граф А. А. Аракчеев
После разгрома Наполеона император Александр I был увлечен созданием нового миропорядка, во главе которого должны были стать Священный союз и Россия. Ни о каких внутренних реформах речи уже не шло. Он сделал для себя вывод, что в России с ее народом ни какие преобразования невозможны, хотя дал конституцию Финляндии, присоединенной к империи в 1808 году, а потом и Польше. Александр I был убежден, что только порядок, строгая дисциплина, а не свободы могут поправить дела в России. Для Александра I там был только один человек, которому он безусловно доверял. Его звали Алексей Аракчеев. С редкой доверительностью и даже тоской царь писал ему из-за границы:

…Я себя вижу после четырнадцатилетнего правления, после двухлетней разорительной и опаснейшей войны лишенным того человека, к которому доверенность была всегда неограниченна. Я могу сказать, что ни о ком я не имел подобной доверенности и ничье удаление мне столь не тягостно, как твое. Навек тебе верный друг Александр.

Настасья Федоровна Минкина, домоправительница графа Аракчеева
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
АЛЕКСЕЙ АРАКЧЕЕВ
«В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами – никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально… Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, – да что делать? Таким меня Бог создал! И мною круто поворачивали, а я за это остался благодарен. Мягкими французскими речами не выкуешь дело!» Так выразил Аракчеев свое незатейливое кредо.
Родился Алексей Андреевич Аракчеев в 1769 году под Бежецком в бедной дворянской семье, был «учен у дьячка на медные деньги», с большим трудом поступил в Кадетский корпус, не блистал там талантами и образованностью, но заметно выделялся исполнительностью. За это товарищи каждый день били его, но начальство оценило усердие Аракчеева и произвело его в сержанты, а потом оставило при корпусе. В это время наследник престола Павел Петрович решил в Гатчине основать свою артиллерию. Оказалось, что Аракчеев больше всех подходит на роль ее начальника. С этого момента началось, как он писал, его «тридцатилетнее счастие». Аракчеев был неразлучен с Павлом весь «гатчинский период» жизни цесаревича, был он рядом и когда Павел стал императором, удостоился наград и высоких назначений. Но век Аракчеева оказался недолог. За какой-то поступок по указу Павла I Аракчеева «выбросили» (так сказано в указе!) со службы и сослали в его поместье Грузино. Впрочем, вскоре Павел I вернул Аракчеева, сделал его графом, дал ему герб с девизом «Без лести предан» (злые языки переделывали его в «Бес, лести предан»), но через год – опять опала, ссылка в Грузино.
Александр I не только возвратил Аракчеева из ссылки в 1803 году, но и обласкал его, назначив военным министром. Они были знакомы давно. Аракчеев вообще питал особую слабость к Александру. При строгом Павле I Аракчеев в нарушение уставов спасал наследника от тягот службы, давая ему, как заботливый дядька, подольше понежиться в постели, словом, балуя. И Александр I это помнил. Он нуждался в таком человеке. Аракчеев казался царю единственным, кто предан ему без лести. Да, он не был умен и красив, но он был верен и любил государя больше чем кто-либо. Он не воровал, говорил правду, не умничал, никогда не поучал Александра I. Аракчеев буквально молился на императора, обожал его! При этом взгляды Аракчеева в эпоху либерализма начала царствования Александра I были крайне реакционны. Он люто ненавидел реформатора М. М. Сперанского за его идеи и попросту ревновал его к Александру I. Между тем и Сперанский, и Аракчеев, существуя рядом, были нужны царю. Они – как две ипостаси Александра I, в котором либерализм и консерватизм, гуманность и жестокость, свобода мысли и любовь к субординации тесно переплетались. И все же в 1812 году Аракчеев праздновал победу: Сперанского сослали!
Во внешнем виде Аракчеева не было ничего внушительного. Он выглядел пожилым гарнизонным офицером, говорил медленно, немного в нос и казался постоянно озабоченным. Его личная жизнь не была благополучной. Аракчеев был женат на Наталье Хомутовой, но недолго: деспотичный характер служаки привел к разводу. Впрочем, у него было немало любовниц, самой известной из которых была госпожа Пукалова. Аракчеев дружил с ее мужем и даже обделывал с ним какие-то денежные делишки.
А потом появилась знаменитая Настасья Минкина – красивая, волевая женщина, пленившая сердце своего господина. По одной из версий, Аракчеев купил ее по объявлению в газете – обычное для крепостнической России дело. Аракчеев глубоко любил ее и не видел в ней неприятных и даже отвратительных черт. Эти же чувства он перенес и на ребенка от Минкиной – Михаила, получившего фамилию Шумский. Но юноша оказался никудышным человеком и забулдыгой, кончившим жизнь в кабаке. В 1825 году в жизни Аракчеева произошла трагедия. Минкину зарезали крепостные, с которыми она зверски обращалась. Скорби Аракчеева не было конца. Он похоронил Настасью в церкви и каждое утро приходил поклониться ее могиле. Как писал современник, он совсем забросил государственные дела и «занимался истреблением дворни».
День 14 декабря 1825 года стал роковым не только для мятежников на Сенатской площади, но и для Аракчеева. Он проявил трусость и не решился выйти с новым царем Николаем I подавлять восстание. Сидя в одиночестве в Зимнем дворце, он испытывал не только страх, но и чувство вины. Ведь именно к нему в Грузино в июне 1825 года явился доносчик на декабристов Шервуд, но Аракчеев ему не поверил, потребовал дополнительных сведений, а тут убили Минкину… Позже Шервуд утверждал, что из-за этой проволочки временщика не удалось предотвратить бунт.
С 14 декабря Аракчеев был уже не временщик, а отставник. Ему было рекомендовано поправить пошатнувшееся здоровье «деревенским воздухом» Грузино. Со смертью Минкиной и Александра I мир Аракчеева рухнул. Ранее могущественный, всесильный, он стал ничем – удел всех временщиков. О нем мгновенно забыли при дворе. Его покинули даже самые верные и преданные ранее люди, и он остался совершенно один. Подавленный горем, Аракчеев бродил по пустому дворцу в Грузино… Он умер в Грузино в 1834 году. Известие о его смерти удивило многих – люди полагали, что Аракчеева уже давно нет на свете.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Аракчеев 16 апр 2014 01:20 #4938

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
Граф Алексей Аракчеев — как «образцовый» ЛСИ (логико-сенсорный интроверт) с гротескно усиленными чертами

«Без лести преданный» Аракчеев - командующий артиллерией при Павле I и затем всесильный министр во время Александра I, успешный реформатор русской артиллерии, непримиримый и столь же безуспешный борец с мздоимством чиновничества, строитель военных поселений с тотальной регламентацией быта крестьян. Отличался подозрительностью, бытовым садизмом, педантичностью, которая мелочно выстраивала все вокруг себя в ровные квадратики одинакового цвета. Мстительностью он был наделен также выше среднего (хотя не эта черта была самой его яркой как представителя типа ЛСИ, компенсируясь и известной его справедливостью — Аракчеев умел себя ставить в столь же жесткие логические рамки, как и других, и умел признавать свою ошибку - особенно в отношениях с явно ниже его стоящими подчиненными). Находился «под каблуком» у своей взбалмошной крепостной любовницы- «гамлетессы». Одним из первых личных жизненных уроков Аракчеева был тот, когда он вдвоем с обнищавшим отцом-дворянином прибыл в Петербург для поступления в кадетский корпус, и вынужден был неделями просить милостыню на паперти, потому что деньги кончились, а прошение о поступлении его в желанный ему кадетский корпус долго никто не хотел рассматривать, не говоря ни «да», ни «нет»... Аракчеев всегда это помнил, и, достигнув могущества, на любую просьбу отвечал в тот же день — все равно, отказать или уважить, но ответ давался им моментально. По этому поводу писатель В.Пикуль писал о нем так: «...Есть ли душа в машине? Наверное, иногда водится, как водятся и черти на болоте».
Аракчеев был не вполне типичным, то есть не «усредненным» ЛСИ - многие характерные черты ЛСИ были выражены в нем избыточно контрастно. Белая логика в Аракчееве была выражена чрезвычайно сильно, а черная логика, напротив, сильно сглажена относительно средних стандартов социотипа. В плане интроверсии он, судя по всему, вполне соответствовал средним стандартам своего психотипа, но по рациональности очень намного их превосходил. Однако именно из-за этой несколько пародийной выпуклости характера его биографические особенности могут послужить хорошим примером для того, чтобы рассмотреть проявления некоторых черт, обычных в той или иной мере для многих ЛСИ.
Энциклопедический словарь изд. Брокгауза и Эфрона (т.II, Спб, 1890) и дополнительный исторический материал, собранный писателем-историком Николаем Гейнце при написании им в конце 19-го столетия его исторического романа «Аракчеев», сообщают нам об Алексее Андреевиче Аракчееве следующее. С детства он чувствовал большую склонность и способность к занятиям арифметикой и математикой, однако, выросши, никогда не занимался математикой как научной дисциплиной, а только с точки зрения ее практического применения. Быстрые успехи в математике доставили ему вскоре (в 1787 году, в возрасте 18 лет) звание офицера. Чтобы прокормиться, в свободное время Аракчеев давал уроки математики и фортификации сыновьям графа Н.Салтыкова, который однажды и рекомендовал его наследнику престола Павлу Петровичу, когда тот обратился к Салтыкову с просьбой найти ему для его гатчинского гарнизона толкового артиллерийского офицера. Поворотным пунктом жизни Аракчеева стал тот случай, когда Павел велел выстроить перед гатчинским дворцом для смотра свои войска, а сам на весь день забыл об этом (подобное с ним иногда случалось, так как эгоцентричный Павел часто помнил только о том, что его лично в данный момент занимало, и легко выкидывал из головы чужие заботы). Адъютант не посмел вмешиваться в забывчивость великого князя, славившегося своим непредсказуемым бешенством, но известил об очевидной очередной забывчивости принца командиров, собравших на площади свои полки. Погодя некоторое время, все они распустили свои части в казармы. На плацу до самого вечера остался стоять вместе со своей батареей только аккуратист Аракчеев. Случайно обнаружив его батарею вечером перед своим дворцом, кое-что при этом вспомнив, а затем и выяснив, как было дело, простодушный, прямой и в то же время подозрительный Павел с того момента воспылал к молодому Алексею Аракчееву полным доверием. В этот момент началась стремительная карьера молодого офицера. Скоро он был пожалован полковником и комендантом Гатчины, затем командующим всеми сухопутными войсками наследника, а после восшествия Павла на престол сразу стал санкт-петербургским комендантом, генерал-майором, бароном и кавалером ряда орденов, а вскоре получил в дар и имение Грузино в Новгородской губернии с 2 тысячами крестьян. Уже на второй год царствования Павла Аракчеев стал генерал-лейтенантом, инспектором всей российской артиллерии и графом Российской империи. А еще через полгода Аракчеев внезапно попал в отставку и жестокую опалу, которая продолжалась вплоть до смерти Павла I. Причиной послужила мелкая служебная ошибка, допущенная близким родственником графа - Аракчеев должен был доложить о ней в ежедневном рапорте государю, а родственник умолял на коленях, чтобы Аракчеев его покрыл, не портил ему карьеры. Аракчеев, видимо, единственный раз в жизни внял подобной просьбе и изменил фамилию виновника происшествия в своем рапорте. Однако эта мелочь таки вышла наружу, и крайне мнительный Павел, больше всего потому ценивший в других честность (или то, что он за нее в людях принимал), был крайне разочарован в Аракчееве и разгневан, и в итоге указал тому убираться из столицы вон, навсегда, в свое имение Грузино. В этот период также и будущий двоедушно-лукавый император Александр I (ИЭИ), которому Павел до того завещал вечно дружить с замечательным офицером Алексеем Аракчеевым (и они дружили), тоже отметился в истории и охотно отозвался об Аракчееве как о завзятом мерзавце.
Однако после государственного переворота, закончившегося смертью Павла и возвышением Александра, об опальном «вечном друге» Аракчееве снова вспомнили и на третий год царствования Александра извлекли его из ссылки с назначением на прежнее место, то есть инспектором всей артиллерии. С 1808 года Аракчеев становится уже полновластным военным министром. Аракчеев снова политически «пришелся ко двору», с формальной стороны, потому, что при Павле он был в опале, но в первую очередь как раз по противоположной причине - он был Павлом Первым ценим, был давним личным приятелем юности Александра, и никак не принадлежал к группе устроивших переворот заговорщиков (многие из которых душили нового императора тяжелыми воспоминаниями, вечно на что-то претендовали, и раздражали его уже просто потому, что в большинстве своем не принадлежали к «бете» - от всех этих «реформаторов» Александр, по всем этим причинам, все более старался дистанцироваться). Придворное положение Аракчеева при Александре I с самого момента возвращения в Петербург все более упрочивалось благодаря еще двум обстоятельствам. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда» - такая, словами А.С.Пушкина, была репутация у Александра. Как ИЭИ, Александр не терпел возле себя «деловых логиков» (и даже ИЛИ Михаила Кутузова откровенно недолюбливал), однако при том крайне нуждался в сторонней белологической помощи — и для организационной работы в армии, и для контроля расходования финансов. В собственных занятиях Александр был прежде всего расположен к фантазиям с оттенком мазохизма и самобичевания, проводил много времени в религиозных молениях на коленях, но, несмотря на это, особенно любил личное щегольство на балах и военных парадах. Либеральному словоблудию со своей командой реформаторов он также уделял внимание, но с каждым годом все менее. Реальный талант он имел один: дипломатический, но в прочих делах был ленив. Александр был изворотлив и проницателен в общении с людьми, изящен в дипломатической переписке, но откровенно слаб особенно во всем организационном и требующем выделения главного, в принятии обоснованных взвешенных логических решений. Помимо того, душа императора порою начинала требовать себе внешнего сурового «бетанского» хозяина, перед которым она могла бы растечься лужицей рабского и униженного мазохистского умиления, но при том хозяина еще и обязательно впоследствии скромного, способного поддержать самобичевание императора когда надо сурово, а когда надо — и сентиментально, но главное — всегда сдержанно и без личных амбиций (такую роль «строгого и непреклонного хозяина-утешителя» во время вечерних царских чаепитий «тет-а-тет» потом не раз и выполнял Аракчеев, вперемену с несколькими строгими и властными допущенными в царское обиталище монахами, - случалось, что Александр под настроение ползал на коленях и норовил целовать их руки). Итак, всем этим требованиям - и необходимого в военно-организационных делах надежного царского заместителя, и требуемого «под настроение» сурового непреклонного господина (к тому же молчаливого, не склонного болтать лишнее) - вполне удовлетворял «старый друг» и неизменно «лично преданный» (без лести) Алеша Аракчеев.
Он оказался, к тому же, действительно полезным на своем месте работником («максимы» часто оказываются замечательны и во главе артиллерии, и во главе интендантства - только на верху гражданской властной пирамиды, требующей творческих отношений с живыми людьми, а не мертвыми функциями и вещами, от них происходит порою намного больше зла, чем пользы). Во время управления Аракчеевым военным министерством были изданы новые правила и положения по разным частям военной администрации, упрощена и сокращена переписка, учреждены запасные рекрутские депо и учебные батальоны. Особенным вниманием графа Аракчеева пользовалась артиллерия: он дал ей новую организацию, принял разные меры для возвышения уровня специального и общего образования офицеров, привел в порядок и улучшил материальную часть и т.д. Выгодные последствия этих улучшений не замедлили сказаться во время войн 1812-1814 гг. В 1810 г. граф Аракчеев оставил военное министерство и назначен председателем департамента военных дел во вновь учрежденном тогда Государственном совете, с правом присутствовать в Комитете министров и в Сенате. Во время Отечественной войны с Наполеоном главным предметом забот графа Аракчеева было образование резервов и снабжение русской армии продовольствием, а после водворения мира доверие императора к Аракчееву возросло до того, что на него было возложено исполнение высочайших предначертаний не только по вопросам военным, но и в делах гражданского управления.
В это время особенно стала занимать Александра I мысль о военных поселениях в обширных размерах. Как все ИЭИ, мечтающий о героических военных подвигах, и как все интуиты, весьма падкий на инновации, Александр где-то подцепил эту идею и на время увлекся ею — она обещала снизить дорогостоящее содержание армии и перевести ее на самоокупаемость, а благодаря сокращению расходов казны, вроде бы, позволяла и поднять численность армии в мирное время. Как все ЛСИ, Аракчеев отнесся к этой новации, обещавшей сумбурно перемешать чуждую гражданскую жизнь и близкие его сердцу военные дела, поначалу резко отрицательно. Но, исполнительно подчинившись приказу императора, а затем постепенно втянувшись в организацию и строительство самых первых военных поселений, он вдруг увидел ситуацию совершенно под иным ракурсом — он получил возможность на практике перестраивать гражданскую жизнь массы крестьян по военному образцу, с выкраской домов и палисадников по общему трафарету, с военной побудкой в назначенный час, с варением щей бабами тоже в единое назначенное начальством время. Это было счастье — треть России перестроить по образу своего собственного имения Грузино, где задолго до всех военных поселений аракчеевские крестьяне уже жили по такому же строгому регламенту. Как только в сознании Аракчеева случилось это озарение, с того момента и уже навсегда он стал горячим и искренним сторонником массового строительства военных поселений. Уже и император давно остыл к этой идее, далее поддерживаемый лишь энтузиазмом Аракчеева, а новые военные поселения по велению Аракчеева всё строились и строились, а противники их строительства, смевшие писать протестные записки императору — замалчивались, гнобились и даже физически уничтожались под покровом ночи (так и случилось с одним артиллерийским капитаном, посмевшим написать докладную записку императору — не только он сам, но даже его денщик бесследно пропали). ЛСИ Алеша Аракчеев вышел именно в это время на тот уровень гражданского руководства, на котором «максимы» (как мы выше уже предупреждали) обычно становятся опасными для общества.
Вернемся к описанию внешности и характера Аракчеева в работах Н.Гейнце и в энциклопедии Брокгауза и Эфрона: Граф Аракчеев был роста среднего, сухощав, имел вид суровый и глаза злые и огненного блеска. С детства угрюмый и необщительный, Аракчеев оставался таким и в продолжении всей жизни. С детства он вынес непоколебимую набожность, не смеющую сомневаться в приказах ни Бога, ни вышестоящего начальства, привычку к постоянному труду, сноровку требовать того же от людей, ему подчиненных, и неутомимое стремление к порядку. При недюжинном уме и бескорыстии он умел помнить и зло, и добро, когда-либо кем ему сделанное. Был справедлив в разбирательствах, а в наказаниях — жесток и глух к чужому страданию. Кроме угождения воле монаршей и исполнения требований службы, он ничем не стеснялся. Суровость его нередко вырождалась в жестокость, и время его почти безграничного владычества (последние годы первой четверти 19-го столетия) было своего рода террором, так как все трепетали перед ним. Вообще память по себе он оставил недобрую, хотя был не корыстен (но при том прижимисто-расчетлив) и любил строгий порядок.
Кажущаяся скромность Аракчеева проявлялась не только в его молчаливости, но и в том, что он, подобно Сталину, был равнодушен к внешней мишуре отличий — взяток не брал, порой отказывался от орденов, не стремился к богатству сверх уже подаренного ему имения Грузино, отказался и от дарования его матери звания придворной статс-дамы (на самом деле, похоже, Аракчееву просто не хотелось, чтобы эта деревенская старуха приехала в Петербург и начала себя при дворе показывать — о маме он не больно заботился). В то же время Аракчеев был очень жаден к той реальной власти, которая давалась его фактическим положением «серого кардинала» при дворе. Этой властью он и дорожил, и резко бил по рукам тем, кто на это влияние покушался. Зная характер Аракчеева, и зная характер Александра, который доносы на Аракчеева прекраснодушно переправлял тому же с надписью «Разберись, там, по-моему, очень много дельного», на это не многие и покушались.
С детства, с кадетского корпуса важной чертой Аракчеева стала безоговорочная преданность начальству с оттенком даже некоторой слащавости. Учиться и беспрекословно выполнять волю начальников было его утешением, и это же дало средство выйти из кадетского корпуса в люди. Служение непосредственно возвышающемуся над ним в иерархии начальнику всегда было принципом его жизни. Сохранились его слова, сказанные во время одного из сражений, когда Аракчеев рискнул пожертвовать успехом всей битвы, чтобы дополнительно обезопасить персону присутствующего при битве государя: «Что мне отечество? Мне государь дороже».
Петербургское жилье уже возвысившегося графа Аракчеева казалось мрачным и неприветным. У окон и кое-где вдоль стен в его личном кабинете стояла плетеная неуклюжая мебель, большой письменный стол был завален грудою бумаг. Недостаточность меблировки делала то, что комната казалась пустою и имела нежилой вид. Сгорбленная, мрачная, в наглухо застегнутом мундире, с большими мясистыми ушами, торчавшими над коротко остриженной головой, высокая и сутуловатая фигура Аракчеева всецело гармонировала с окружающей суровой обстановкой. Его обритое лицо с некрасивыми, вульгарными чертами сначала поражало отсутствием какого-либо мимического оживления, но за этим беспристрастно-холодным выражением сказывались железная воля и несокрушимая энергия. Нередко его обычно бесцветно-холодное выражение глаз и лица искажалось злобою. Мясистый, неуклюжий, слегка вздернутый нос «дулей» портил все его лицо, но зато глаза, с их тусклым цветом, производили странное впечатление. Всегда наполовину опущенные веки, скрывающие зрачки, придавали лицу несколько загадочное выражение, указывая на желание их обладателя всеми силами и мерами скрывать свои думы и ощущения, на постоянную боязнь, как бы кто-нибудь ненароком не прочел их в глазах и лице. Говорил Аракчеев наедине с собеседниками обычно тихо, медленно, вяло, глядя как бы сонными глазами на пустую стену. К музыке Аракчеев был бесчувственен, как и вообще многие выраженные логики.
Дворецкий его петербургского дома Степан был одногодком графа и в детстве рос его товарищем (был он сыном старого верного слуги отца Аракчеева и в годовалом возрасте стал сиротою) — в младенчестве их купали вместе в одном корыте. Но по мере того, как мальчики росли, отношения между ними все резче менялись. Аракчееву нравилось унижать Степана, и в основном ради этого он и держал его при себе — сначала в денщиках, потом в качестве дворецкого своего хмурого петербургского жилища. Граф всегда обращался со Степаном хуже, чем с другими своими дворовыми, пинки и зуботычины сыпались на него градом и с каким-то особенным остервенением. Историки отмечают, что садистское отношение графа к Степану было особенным и исключительным даже для того жестокого крепостного времени. Понятно, что Степан, воспитанный в детстве в холе, чувствовал себя постоянно обиженным и потому платил хозяину-сверстнику-графу той же монетой. Похоже, что именно этого и добивался от него граф — подсознательно нуждаясь в постоянной атмосфере чужого страха и вражды.
К женщинам Аракчеев был очень неравнодушен. Часто отбирал и покупал себе красивых крестьянок для утех, в своем имении Грузино построил для исключительно личных развлечений специальный порнографический павильон (на острове в центре прудов), где специальные эротические картины закрывались зеркалами, отворявшимися посредством потайных механизмов. Большая часть книг в его библиотеке также имела пикантно-эротическое содержание. К браку он уважения не питал и долго его избегал, имея привычку выбирать себе фавориток из низшего общественного круга. Зная привычки графа, можно предполагать, что в таком выборе его подкупало ощущение полной господской власти над своими сексуальными рабынями с возможностью, при желании, их садистского третирования. К женщинам в целом он относился злобно, любимой сентенцией его по адресу правнучек Евы было следующее: «Всякая девка- щенок, а всякий щенок — будущий пёс. И всякая-то баба — завсегда пёс». Это обстоятельство сильно беспокоило мать уже сорокалетнего Аракчеева, которая не упускала попыток его женить. Но прежде чем это произошло, сердцем его завладела (на всю оставшуюся жизнь) очередная наложница. Дворовая женщина Настасья Федоровна Минкина была взята им сначала горничной, и вскоре сделалась полновластной «барской бырыней». Формально она получила статус экономки его имения Грузино, фактически она стала правою рукою во всех делах Алексея Адреевича и первым самым дорогим его другом. По темпераменту она была весьма яркой «гамлетессой», и сыграла важную и роковую роль в жизни бедного и постоянно обманываемого ею Алексея Андреевича. Особой она была дородной, яркой, очень эмоциональной, демонстративно-истеричной, тиранической ко всем ближним, кроме графа, и глубоко безнравственной. Минкина особо полюбила устраивать экзекуции на конюшне, лично до полусмерти отхлестывая провинившихся перед ней девушек. Раз ее старшая горничная девушка Паша завивала кудри Минкиной горячими щипцами и нечаянно коснулась ими края уха Минкиной. Минкина взвилась и, выхватив щипцы, разодрала рубашку на груди Паши и стала хватать ими девушку за голую грудь, в клочья изрывая и издымляя раскаленными щипцами ее кожу. Один заезжий в Грузино иностранец метко назвал Настасью Федоровну Минкину «королевой преступниц» - прозвище, очень польстившее Минкиной. Графа как любовника она обманывала при каждом представившемся случае. В флигеле Настасьи в отсутствие графа происходили сцены самого безобразного и широкого разгула, и шампанское лилось рекой. При той аккуратности и строгой отчетности, которые были заведены в доме графа, нельзя было и думать о получении вин из барского погреба — там каждая бутылочка стояла за своим особым номером. Но Минкина наладила систему шантажа управителей входивших в имение деревень их мелкими грешками, и они покорно несли ей отступное и деньгами и натурою, в виде подарков.
В аракчеевском селе Грузине царил образцовый порядок — сам граф входил положительно во всё и, кроме того, за всеми следил зоркий глаз его экономки Минкиной. На улицах села была необыкновенная чистота, нигде не видно было ни сору, ни обычного в деревнях навозу, каждый крестьянин обязан был следить за чистотой около своей избы под опасением штрафа или телесного наказания. Господский дом был небольшой, деревянный. На нем с восточной стороны была надпись: «Мал, да покоен». Он стоял в конце глубокого двора, а с трех других сторон его окружал роскошный тенистый сад. Чистота двора и сада была изумительна. Любовь к порядку, унаследованная графом Аракчеевым от его матери, доходила у него до самых ничтожных мелочей. Несмотря на многочисленные обязанности, связанные с обширной деятельностью и бессонными ночами, он успевал замечать всякие мелочи не только по службе, но и в домашнем быту; он имел подробную опись вещам каждого из его людей, начиная с камердинера и кончая поваренком и конюхом. По этим спискам поверял он каждый год всё имущество, приказывал кое-что переделать, починить или вовсе уничтожить. Кроме этого, Алексей Анреевич вел ежегодно специальный штрафной журнал, в который аккуратно вписывались самые малейшие провинности дворовых людей и крестьян, причем три малых вины почитались за одну большую, которая и влекла за собой наказание, отмечаемое графом в отдельной рубрике журнала. Беременные крестьянки штрафовались, если рожали не мальчиков, а девочек. Если граф был в хорошем расположении духа, то имел обыкновение награждать исправных хозяек-крестьянок за чистоту пятачками, и эту награду ценили как царскую милость. Часто, во время бессонных ночей, граф, переодетый и замаскированный, ходил по Грузину, наблюдая за порядками в селе, нравами своих крестьян и выполнением его приказаний. Грузино состояло из 15 деревень, и граф входил в малейшие подробности жизни каждой из них: как и кому ходить в церковь, в какие колокола звонить, как ходить с крестным ходом и другими церемониями. Было среди установленных им правил и такое: каждая хата должна иметь четыре окошка, и на каждом окошке №4 должна непременно быть занавеска, задергиваемая на то время, когда в хате дети женского полу будут одеваться. В каждой деревне было лицо, обязанное каждой утро лично являться к графу (а в его отсутствие — к домоправительнице) и подробно рапортовать обо всем случившемся в течение суток. Разумно, но уж очень мелочно, и вызывало постоянные ехидные смешки в столице.
Будучи выраженным интровертом, граф страдал расстройством всей нервной системы и, по словам медиков той поры, «застоем печени и рефлективным страданием сердца». От этого происходила его мнительность, недоверчивость, бессонные ночи, тоска и биение сердца. Хотя вспыльчивость иногда доводила графа до злого исступления, но злопамятным и мстительным к людям, ниже его стоящим, он никогда не был. Это подтверждают записки о нем многих близко знавших его людей, даже далеко ему не симпатизировавших. Хотя об известной мстительности говорить можно — подчиненных, смевших оспаривать его точку зрения перед государем, граф порой и физически уничтожал, а после смерти своей возлюбленной домоправительницы Минкиной, узнав, что она его со многими мужчинами обманывала, велел раскопать могилу и выкопать ее гроб, чтобы специально в него плюнуть. При всей своей обычной эмоциональной бесчувственности граф был вместе с тем сентиментально впечатлителен. Так, при рассказе о какой-нибудь печальной истории он, бывало, прослезится, но, заметив, что у какой-нибудь десятилетней девочки дорожка в саду не так чисто выметена, в состоянии был приказать строго наказать ее плетьми, но, опомнившись, приказывал выдать ей пятачок.
Минкина, желая окончательно упрочить свое положение при графе, решила родить ему сыночка. И родила. В графе пробудились отцовские чувства, и в маленьком Мише он долго души не чаял. Спустя несколько лет (по доносу не терпевших вздорную садистку Минкину дворовых) выяснилось, что беременность ее была ложной, а сыночка для графа она отобрала у только что родившей замужней крестьянки Лукьяновой, для надежности определив последнюю в графский дом в кормилицы для Мишеньки. Чтоб вы думали — лесть и пронырство Минкиной сделали свое дело, и граф скоро вернул ей свое полное расположение. Ребенок остался в доме воспитанником, но граф к нему охладел. Практическим следствием этой истории стало то, что граф, окончательно решив завести себе законного наследника, все-таки женился — на хрупкой девушке знатного рода, и, судя по тому, что мы о ней знаем, ЭИИ по типу. Она, часто плачущая от своей несчастной судьбы рядом с фактически всем распоряжавшейся в графском имении барыней Минкиной, и стала главным защитником и опекуном мальчика Мишеньки. Соперничать с Минкиной перед всесильным графом за себя она, конечно, не могла.
Дворовые однажды таки убили допекшую их своими издевательствами Минкину, после чего граф тяжело душевно заболел, потеряв единственного в своей жизни друга (о ее постоянных изменах он еще не догадывался). Граф Алексей Андреевич вообще был страшно мнителен. Эта его мнительность, особенно за последние годы, искусно раздуваемая покойной Настасьей, дошла до своего апогея. Он мнил себя всюду и везде окруженным тайными и явными врагами, готовыми ежеминутно убить его из-за угла, подсыпать яд в его кушанье. Он и раньше ел и пил только то, что собственноручно было приготовлено им самим или Настасьей Федровной, кроме того, каждое кушанье, не исключая кофе, он прежде, нежели начать пить, давал своей маленькой любимой собачке или же просил попробовать собеседника. Теперь, после утраты любимой женщины, граф был убежден, что это дело врагов России, желавших лишить его личного «ангела-хранителя», подготавливающих этим и его собственную гибель, и гибель опекаемого им отечества. Привести графа в чувство помогли впоследствии только письма многочисленных любовников Минкиной, которые она, по присущей всем женщинам слабости, бережно сохраняла. Выяснилось даже, что ее собственные нежные письма к графу тоже составлялись, по причине ее малограмотности, ее любовниками, а затем ею лишь переписывались.
Аракчеев был горячим поклонником великого князя Николая Павловича (своего тождика) и относился к нему с восторженным благоговением. «Вот сильный ум и мощная рука! Воплощенная служба! Таким должен быть русский царь» - не стесняясь, так говаривал он о нем его брату, известному пофигисту, наследнику престола великому князю Константину (вероятно, СЛИ по психотипу). «Жизнь есть служба! - часто любил повторять слова своего кумира граф. - Великий князь Николай Павлович, - по обыкновению добавлял он, - совершенно разделяет мое мнение. Еще в молодости, после войны двенадцатого года, он сказал мне замечательные слова, которых я не забуду, пока жив. Я записал их слово в слово и выучил, как катехизис. «Знаешь ли, Алексей Андреевич, - сказал мне Великий князь, - я говорю это тебе, так как знаю, что ты совершенно поймешь меня. Здесь, между солдатами, посреди этой деятельности, я чувствую себя совершенно счастливым. Здесь порядок строгий, решительная законность, нет умничания и противоречия, здесь все одно с другим сходится в совершенном согласии. Никто не отдает приказаний, пока сам не выучится повиноваться; никто без установленных прав друг над другом не возвышается, все подчинено определенной цели, все имеет значение... Оттого у меня военное звание всегда будет в почете. В нем повсюду служба, и самый главный командир несет тоже службу. Всю жизнь человеческую я считаю ничем иным, как службою: всякий человек служит... Если бы на свете каждый нес только ту службу, которая выпала ему на долю, всюду были бы тишина и порядок; и когда бы от меня зависело, подлинно не было бы на свете никакого беспорядка, даже нетерпения. Посмотри, вон идет на смену караул: до обеда уже немного осталось, но еще не пришел час, и они идут не евши, и останутся на часах не евши, пока их не сменят. И ведь никто не жалуется. Служба!». Слезы неподдельного восторга всегда катились из глаз графа Аракчеева, когда он повторял эти слова великого князя, будущего государя Николая Первого.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Аракчеев 16 апр 2014 01:24 #4944

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
Е.Э. Лямина

Граф Аракчеев: Pro et Contra

Аракчеев - вероятно, один из наиболее негативно мифологизированных персонажей отечественной истории. Немногие имена русских государственных деятелей (за исключением, пожалуй, монархов) так безусловно красноречивы, мало за какими столь безотказно и мгновенно встает образ, - кроме Аракчеева это, может быть, Малюта Скуратов, Магницкий, Победоносцев, Распутин.

Человек-автомат - жестокий, бездушный, непреклонный в исполнении предначертанного, ревностно насаждавший палочную дисциплину. Идеальный бюрократ, регламентировавший всё без исключения, не знавший отдыха и развлечений и требовавший столь же нечеловеческой точности и порядка от всех подчиненных. Циник - злопамятный, мстительный, язвительный, грубый, не веривший ни людям, ни в людей, неспособный к искренности и бескорыстной симпатии. Свирепый бульдог, страшилище, которое кроткий Александр I по какой-то странной прихоти называл своим другом; коварный змей, рабски льстивший царю, обманывавший его и неусыпно охранявший от малейших посягательств свои исключительные права на его доверенность.

Все эти привычные для нас характеристики Аракчеева действительно зафиксированы в подавляющем большинстве свидетельств, оставленных о нем современниками. Однако стоит шагнуть от кратких выдержек из воспоминаний, писем и дневников к более пространным фрагментам из них же или выйти за пределы наиболее часто цитируемых источников, и картина немедленно и значительно усложнится.

Один мемуарист сообщает, что Аракчеев по ночам заходил в казармы "к солдатам смотреть, как они спят, все ли исправно у них, и тут его внимание обращалось на самые мелкие предметы", и добавляет: "солдаты любили его настолько, насколько не любили большинство им же поставленных над ними начальников";

- другой передает, что граф "сам был в числе недовольных" устройством военных поселений;

- у третьего поразительная работоспособность Аракчеева, быстрота, глубина и четкость его мышления вызывали неподдельное восхищение, и он без обиняков пишет, что "Аракчеев был человек необыкновенных природных способностей и дарований";

- четвертый в подробном психологическом портрете Аракчеева (которого он также называет "человеком необыкновенным") отмечает среди прочего, что тот стремился исполнять все, что обещал, а с подчиненными был "совершенно искрен";

- пятый повествует о том, что Аракчеев желал ввести его "в свой тесный домашний круг", но, столкнувшись с явным нежеланием молодого офицера сидеть за одним столом с Настасьей Минкиной, любовницей и домоправительницей графа, оставил эту мысль и "никогда не выражал <...> своей досады" ("и когда я даже один с ним обедал, то эта дама не появлялась к столу", - уточняет он);

- шестого в бытность его адъютантом Аракчеев каждый раз, когда тот "был у него поутру с рапортом, отпускал не иначе как благословляя крестом";

- седьмой в детстве был обласкан графом, определен в кадетский корпус и во время учебы регулярно проводил выходные в его петербургском доме - не будучи ни родственником Аракчеева, ни даже сыном его знакомых;

- восьмой рассказывает историю о том, как Аракчеев, нахмурив брови, холодно выслушал маловразумительные мольбы матери одного из служивших под его началом офицеров о смягчении участи сына, допустившего серьезный служебный проступок, - а через несколько месяцев "приговор военного суда о разжаловании в солдаты без выслуги смягчен был графом в шестимесячное крепостное заключение, и он спешил известить о том мать, помня, как говорилось в бумаге, ее ходатайство, столь хорошо рекомендующее сына";

- девятый живописует изысканную, на старинный манер, любезность Аракчеева, его занимательный разговор и живое гостеприимство.

Уже это эскизное сопоставление демонстрирует, что с течением времени, уносящим прочь детали, одни черты личности Аракчеева оказались канонизированы историческим сознанием в качестве основных, а другие, не менее выразительные, зато связанные с конкретными ситуациями и частной точкой зрения, перешли в разряд добавочных, второстепенных, необязательных и словно бы менее достоверных. В коллективной памяти поколений удержалось то, что прямо и без помех соотносилось с архетипическим образом временщика, "полудержавного властелина", со следующей колоритной картиной: "Недаром же в русском гербе двуглавый орел, и на каждой голове корона: ведь и у нас два царя: Александр I да Аракчеев I"1. По типологически близкой (только еще сильнее тяготеющей к обобщению) модели создавался образ Аракчеева в фольклоре. Народные песни о нем сочинялись в конце 1810-х - начале 1820-х гг. по образцу уже сложенных об астраханском воеводе князе Борисе Репнине, сибирском губернаторе М.П. Гагарине, князе Меншикове, т.е. о таких исторических деятелях, которые прославились в первую очередь казнокрадством. Получалось примерно следующее:

Как по речке, по речке,
По матушке, по Неве,
Лёхка лоточка плывет;
За собой лотка ведет
Тридцать восемь кораблев.
Во кажинном во корабле
По пяти сот молодцов,
Гребцов-песельничков.
Хорошо гребцы гребут,
Весёлы песни поют,
Разговоры говорят,
Все Рахчеева бранят.
"Ты, Рахчеев, осподин,
За столом сидишь един,
Перед ним водки графин,
Пропиваешь, проедаешь
Наше жалованьё,
Что другоё трудовоё,
Третьё денежноё.
Как на эти жо на деньги
Стал заводы заводить,
Стал палаты становить,
Белокаменны палаты,
Стены мнаморные,
Весь хрустальный потолок,
Что с подвырезом окошки,
Позолоченный конек,
Из Москвы первой домок,
И не хуже он, не лучче
Осударева дворца;
Только тем-то жо похуже,
Золотова орла нет.
"Тысяч сорок издержу,
Золотой орел солью,
Всю Расею удивлю,
Всю я чернедь разорю""

Здесь граф, несомненно представлявший интерес для народного сознания, оказывается предельно отвлеченным олицетворением власти в ее национальном понимании, хотя ни в пьянстве, ни в присвоении казенных денег он повинен не был. Лишь в желании сравняться с царем великолепием палат можно усмотреть некую отсылку к реальному Аракчееву, который действительно не жалел личных средств на украшение своего имения Грузино, - однако и эта, единственная более или менее индивидуальная черта в контексте песни теряет определенность и понимается как примитивная кичливость остающегося безнаказанным вора.

Образованных современников Аракчеев занимал ничуть не меньше, чем солдат и крестьян. И те и другие проявляли в этом случае естественное и безошибочное историческое чутье; подобно "сказочному людоеду", они чувствовали, что здесь скрывается некая загадка личности - а там, "где пахнет человечиной", историка, пусть даже стихийного, непрофессионального, ждет добыча

В целом ряде мемуарных свидетельств можно встретить намеки на таинственные флюиды, исходившие от графа и окутывавшие его обиталище, этот "волшебный дворец". Современников не могло не интриговать, "какою ворожбой сумел" Аракчеев с его мало располагавшей к себе внешностью и отсутствием тонкого воспитания приобрести и сохранить дружбу Александра I, человека капризного и легко менявшего свои привязанности; каким образом сумел "один из пятидесяти миллионов подданных приобрести неограниченное доверие такого государя, который имел ум образованнейший, обращение очаровательное и которого свойства состояли преимущественно в скрытности и проницательности"

Они предлагали разные объяснения этого поразительного феномена, от психологических и политических ("в первые годы царствования Александра Аракчеев стоял в тени, давая другим любимцам износиться, чтоб потом захватить государя вполне"; Аракчеев сначала был употреблен императором "как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание всей армии и под конец как мщение всему русскому народу" до сверхъестественных ("<...> в народе носился слух, будто она, <...> когда Александр бывал в Грузине, варила волшебный суп и для его стола, чтоб внушить ему благоволение и дружбу к графу"

Надо заметить, что сам Аракчеев вовсе не стремился "объяснять себя", а, напротив, подогревал общее любопытство, дразня публику контрастом между поношенным артиллерийским мундиром без всяких орденов, в котором он обычно ходил, отсутствием особняка в Петербурге, демонстративным отказом от престижнейших наград (алмазной звезды Андреевского ордена, фельдмаршальского жезла, звания статс-дамы, пожалованного его матери) - и колоссальной властью, неограниченным кредитом расположения монарха и внешними атрибутами этого: уникально быстрой ездой по России, подарками, которыми не могли похвалиться даже друзья детства Александра I (яхтой, чугунной колоннадой в виде греческого храма, великолепной люстрой в грузинский собор - кстати, единственный собор в частном имении), регулярными визитами императора и, главное, возможностью постоянно слышать от него слова: "друг мой Алексей Андреевич". В сохранившемся эпистолярии Аракчеева и свидетельствах современников варьируется единственная причина собственного успеха, которую считал нужным называть граф, - верная и честная служба. Очевидно, что эта лаконическая интерпретация скрывала куда более сложную картину.

Итак, достаточно чуть более пристального, чем обычно, взгляда, и итоговый, мифологизированный образ Аракчеева начинает буквально требовать анализа (то есть, в буквальном смысле термина, - разъятия), помещения в как можно более плотный ретроспективный контекст. Такое действие тем более оправданно, что современники графа как раз и стремились, зафиксировав факты, потом сформулировать, в чем состояло неповторимое своеобразие этой личности, и в итоге понять, какие именно черты Аракчеева привели его на высочайшую ступень власти при живом императоре, какую только знал русский XIX век.

Ни происхождение, ни детство Аракчеева не предвещали будущих головокружительных высот. Он родился 23 сентября 1769 г в сельце Гарусово, стоящем на берегу небольшой речки Волчины, на середине пути из Вышнего Волочка в Бежецк. Видимо, еще в те годы, когда он был малым ребенком, родители перебрались в Курганы - другое поместье, расположенное неподалеку. Места эти и сейчас тихи и немноголюдны, двести же с лишним лет назад иначе как глушью назвать их было нельзя.

Свой род Аракчеевы вели от Ивана Степановича Аракчеева, получившего при царевне Софье, в 1682 г., поместье в Бежецкой пятине Новгородской земли. Поместье многократно делилось между наследниками, и отцу будущего графа досталась деревенька в двадцать душ. В 1750-е гг. Андрей Аракчеев служил в Петербурге, в лейб-гвардии Преображенском полку, в 1762 г. вышел в отставку, уехал в свое поместье и вскоре женился на дочери одного из соседей, таких же, как он сам, малоземельных и небогатых дворян.

О родителях Аракчеева мы знаем немного; при этом больше сведений сохранилось о матери, чей характер, скорее всего, был сильнее и своеобразнее отцовского. Она умела вести дом так, чтобы семья не ощущала недостатка в продуктах собственного хозяйства, и при скудных средствах была гостеприимна. Достичь этого можно было лишь путем максимального упорядочения всей жизни, что выражалось, видимо, не только в строжайшей экономии, но и в четком распределении времени, совершенном отсутствии праздности, в педантической аккуратности и привычке к чистоте и опрятности. Есть свидетельства о том, что Алексей был любимым сыном матери: возможно, в нем она находила отражение своих достоинств и потому могла хотя бы отчасти быть спокойной за его будущее.

Впрочем, будущее это рисовалось из Курган довольно смутно. Впоследствии Аракчеев любил применять к себе известную поговорку, повторяя, что был учен в прямом смысле слова на медные деньги, поскольку родителям "все его воспитание обошлось в 50 руб. ассигнациями, выплаченных медными пятаками" дьячку сельской церкви. Отец его был почти беден, и содержать даже одного сына (а их было трое) в военной службе ему было не по силам. "Из меня, - рассказывал много позже сам Аракчеев, - хотели сделать подьячего <...> Не имея понятия ни о какой службе, я даже не думал прекословить отцу".

Здесь в ход его жизненного пути, казалось бы, заранее определенный и принадлежностью к сильно захудавшей (хотя и довольно старинной) дворянской фамилии, и рождением в захолустье, и убогим воспитанием, впервые вмешалась судьба. К соседу Аракчеевых, Г.И. Корсакову, приехали в отпуск сыновья, воспитанники Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса. Их "красные мундиры с черными лацканами и обшлагами", "рассказы об ученье, о лагерях, о пальбе из пушек" произвели на мальчика сильнейшее впечатление, и после долгих уговоров и слёз ему удалось добиться от отца согласия на перемену своей участи.

Прошение о зачислении в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус, поданное Аракчеевыми по прибытии в столицу в январе 1783 г., полгода пролежало мертвым грузом: директор П.И. Мелиссино недавно вступил в должность и не успевал разбираться с делами. Взятые с собой деньги отец и сын при всей привычке к экономии прожили; рубль, поданный в виде воскресной милостыни митрополитом петербургским Гавриилом, также был истрачен. Вероятно, из затеи стать кадетом ничего бы не вышло, если бы Аракчеев не сумел буквально схватить судьбу за руку - так же решительно, как она явилась ему в облике кадет Корсаковых. Он осмелился остановить Мелиссино на лестнице корпуса и, "едва сдерживая рыдания", проговорил: "Ваше превосходительство! Примите меня в кадеты! Мы более ждать не можем, потому что нам придется умереть с голоду...". Директор выслушал и набросал записку в канцелярию о принятии мальчика в число воспитанников.

Так произошло одно из трех важнейших событий, определивших всю дальнейшую жизнь Аракчеева. Другие поворотные точки - это осень 1792 г. (переход на службу в Гатчину, в артиллерийский батальон великого князя Павла Петровича) и ночь с 6 на 7 ноября 1796 г. (только что вступивший на престол Павел I вложил в руки старшего сына, цесаревича Александра Павловича, руку Аракчеева и произнес: "Будьте друзьями!"). Судьба, на каждом следующем витке вознося Аракчеева все выше, затем на время словно бы предоставляла его самому себе, давала ему возможность дотошно осваивать новое пространство, и когда все необходимое на этом этапе его жизни оказывалось сделанным, ставила запятую и меняла декорации.

Бывший тверской недоросль, определенный в корпус, принялся за освоение наук с тем большим жаром, что ему и в самом деле было что изучать. Реорганизация военно-учебных заведений, задуманная и начатая еще в середине царствования Елизаветы Петровны, была активно продолжена новой императрицей и не обошла стороной Артиллерийский корпус. При Мелиссино в программу было включено большое количество дополнительных специальных дисциплин и увеличено число изучаемых иностранных языков (в старших классах на них было переведено преподавание целого ряда предметов). Аракчеев, по всей видимости, сумел сразу выделиться не только успехами в учебе, но и прилежанием, исполнительностью и поразительной для подростка способностью всецело отдаваться делу. Начальство не замедлило оценить эти качества, и уже 9 февраля, через полгода с небольшим после принятия в корпус, Аракчеев был произведен в младшие командиры - капралы, 21 апреля - в фурьеры, а 27 сентября стал сержантом.

Он методично приобретал в корпусе необходимые знания и навыки, но явно предпочитал быть сам по себе. Вполне естественно, что рвение нового товарища, его очевидное стремление уже сейчас заложить основы дальнейшей карьеры, его усидчивость и "взрослость" вкупе с бедностью и симпатиями со стороны начальства вызывали у многих соучеников неприятие и раздражение. С.И. Маевский, приложивший к своим мемуарам составленную им "Историю графа Аракчеева из собственных его слов, сообщенных в течение всего нашего знакомства", так резюмировал ситуацию: "Товарищи ненавидели его за мрачный и уединенный характер, и не было дня, чтобы они его не били. <...> Но старшие любили его и ставили в образец другим; а этого и довольно было, чтоб в нем видеть виноватого и бить".

Он окончил курс восемнадцати лет, в сентябре 1787 г., получил первый офицерский чин поручика армии и был оставлен при корпусе в должности репетитора и учителя арифметики и геометрии. Чуть позже ему было поручено преподавать также артиллерию и заведовать корпусной библиотекой; кроме того, Мелиссино рекомендовал его генералу Н.И. Салтыкову (воспитателю великих князей Александра и Константина Павловичей), и Аракчеев стал заниматься математикой с его сыновьями. Теперь бить его, конечно, никто не осмеливался, но расстояние между ним и многими равными, а в особенности подчиненными ему людьми все росло; рос и градус ожесточения.

Через два года он был переименован в подпоручики артиллерии, что равнялось армейскому чину поручика, а в июле 1790 г. - теперь уже по протекции Салтыкова - его назначили старшим адъютантом к Мелиссино. Тот не без удовольствия покровительствовал Аракчееву и немало для него сделал, но своим адъютантом хотел бы видеть более родовитого, обаятельного и жизнерадостного молодого человека. Поэтому, как только представился удобный случай (запрос великого князя Павла Петровича, нуждавшегося в квалифицированном и толковом артиллерийском офицере), Мелиссино отправил Аракчеева в Гатчину.

В 1812 г., уже давно став графом и генералом, Аракчеев заказал талантливому архитектору Ф.И. Демерцову проект павильона на одном из насыпных островов, составлявших на прудах в Грузине целый архипелаг. Постройка, завершенная вскоре после Отечественной войны, была решена как маленький храм в греческом вкусе. Весьма глубоко, пусть и на свой лад, ощущая стилистические особенности ампира с его строгой и торжественной патетикой и ориентацией на античные декоративные образцы, Аракчеев посвятил это сооружение памяти своего наставника и благодетеля Мелиссино - что немаловажно, грека по происхождению.

Аракчеев вообще не скупился на разного рода материальные знаки, подчеркивавшие идею благодарности - доминанту его представлений о самом себе. Редкие мемуары обходятся без упоминания о воздвигнутых им в Грузине великолепных памятниках Павлу I и Александру I, о реликвиях, любовно разложенных в грузинском доме в специальных застекленных витринах (собственноручные записочки, письма и рескрипты императоров; рубашка, которой великий князь Александр в ночь восшествия Павла I на престол снабдил с ног до головы перепачканного Аракчеева, примчавшегося под дождем из Гатчины в столицу; портфель, в котором Аракчеев много лет подряд носил дела на доклад к Александру, и проч.) и расставленных в кабинете, который Александр I занимал, гостя в Грузине, а Аракчеев после смерти императора превратил в мемориал, снабдив едва ли не каждый предмет меблировки и каждую мелочь вроде пера или чернильницы табличкой с текстом следующего типа: "Этим пером блаженной памяти Государь и Благодетель Александр Благословенный писал, изволив посетить своего подданного графа Аракчеева ... дня ... года". При этом даже самые проницательные и непредвзятые современники не могли сказать наверняка, чего здесь было больше: признательности благодетелю или косвенного возвеличивания себя. Как правило, живое чувство переплеталось у Аракчеева со стремлением максимально упорядочить все окружающее, и эти составляющие не только не противоречили друг другу, но, напротив, сливались в единый гармонический аккорд.

В этой связи уместно сказать немного об "аракчеевских изданиях". Так у библиофилов второй половины XIX - начала XX в. именовался особый тип раритетов - небольшие (как правило, в восьмую или шестнадцатую долю листа) книжечки, которые Аракчеев выпускал малым тиражом обычно без указания времени и места выхода (с 1821 г. они печатались в типографии Штаба военных поселений). Весьма характерно, что практически все они представляют собой разного рода каталоги: "Краткая ведомость о числе ревизских душ по последней ревизии, бывшей в 1816 году, о числе душ, платящих оброк, и о числе работников, домов семейных, торгующих семейств, рабочих лошадей и коров, в Грузинской волости состоящих" (1819)15, "Генеральный план Грузина с описанием находящихся в оном строений и памятников, снятый в 1815 году", "Указатель в селе Грузине для любопытных посетителей" (это мини-путеводитель - список семидесяти с лишним достопримечательностей резиденции Аракчеева, на которые он считал нужным обратить внимание приезжающих), "Опись церковной утвари, имеющейся в Грузинском соборе святого апостола Андрея Первозванного. Сделана и поверена в 1818 году". При этом классифицированию подвергалось даже то, к чему обычно данная операция не применяется: "Расписание, в какие дни именно какие употреблять для звона колокола при Грузинском соборе, учрежденное создателем святого храма сего графом Алексеем Андреевичем Аракчеевым" (1825). Особенно впечатляет тринадцатистраничная брошюра под названием "В Грузине мера саду в разных местах и расстояние деревень" (1818). Это набор маршрутов для прогулок - пеших, верхом или в экипаже, к примеру: "От деревянного дому мимо бюста Императора Павла I-го и чрез круг у липы, потом чрез каменной мостик и вниз по осиновой аллее до конца саду, и назад по липовой дорожке чрез руину до плотика и от оного вверх по еловой аллее до средины и прямо по средней аллее к деревянному дому - 320 саж[ен]", "Круг гулянья от каменного дома в ворота у кухни и по ездовой дороге к летней горе и от оной кругом поля по дороге до циркуля у рябиновой аллеи и по оной к саду и потом спустясь вниз в ворота у библиотеки и садом к старой ранжерее и поднявшись на гору к банному флигелю и позади оного чрез новые чугунные ворота к дому составляет 2 в[ерсты] 250 саж[ен]". Обозрение любимых местечек и прогулок оказывается сродни перебиранию драгоценностей, книг, гравюр или монет из коллекции и порождает удивительный эффект трехмерности печатного текста: в каждой точке маршрута открывался новый вид, а историки искусства сходятся с мемуаристами в том, что ландшафт в аракчеевском поместье отличался редкой живописностью, мастерски использованной архитекторами16.

Гатчина, куда Аракчеев приехал в сентябре 1792 г., была просто создана для людей со столь развитой привычкой к аккуратности и точности и принципиальным отказом от всякой фронды. Немаловажно также, что служба в батальонах Павла Петровича (хотя они размещались в трех принадлежавших ему тогда местах - на Каменном острове, в Павловске и в Гатчине, это войско называли гатчинским по месту основной дислокации)17 давала совершенно уникальный - особенно на фоне последних лет екатерининского царствования - опыт: окружающей действительности можно было придать разумность и устроенность, следовало лишь не пренебрегать никакими мелочами. В этом контексте равное значение приобретала красота строя на вахтпараде (разводе войск перед отправкой в караулы), безукоризненно вычищенная амуниция, на совесть заделанные раковины (дефекты отливки) в стволах артиллерийских орудий, вовремя запертая калитка сада.

Социально-исторический типаж "гатчинского офицера" объединяет столь несхожие исторические фигуры, как А.С. Шишков, Г.Г. Кушелев, А.А. Боратынский, П.Х. Обольянинов. Однако из всех "gatchinois"18 именно Аракчеев выдвинулся наиболее значительно - видимо, потому, что по складу характера и личным амбициям лучше других соответствовал представлениям великого князя о преданности и исполнительности19. Современники сходились в мнении, что Аракчеев искренне любил Павла I (а некоторые прибавляли, что только его он и любил на самом деле, зато Александра ненавидел за соучастие, пусть вынужденное, в убийстве отца, но искусно скрывал истинные чувства под личиной преданности). Да и как было не любить государя, столь полно соответствовавшего представлениям мелкого дворянина о монархе как таковом, - благородного, милостивого, изящного и, наконец, щедрого? Скорее всего именно по этой причине даже небольшая провинность повергала Аракчеева в отчаяние (конечно же, он мог тосковать, видя, как меркнут при гневе великого князя карьерные перспективы, открывавшиеся с будущим его воцарением, но здесь следует помнить, что любые расчеты такого рода в первой половине 1790-х гг. неизменно повисали в воздухе, ибо Екатерина II не скрывала своего намерения завещать трон в обход сына внуку, Александру Павловичу).

В ноябре-декабре 1796 г., после воцарения Павла I, гатчинские офицеры были повышены в чинах. Аракчеев, получивший 2000 душ в Новгородской губернии и произведенный в генерал-майоры, вскоре оказался сразу на трех ответственных должностях - комендант Петербурга, командир лейб-гвардии Преображенского полка и генерал-квартирмейстер всей армии. Педантической аккуратности, давно ставшей главным принципом его служебного и бытового поведения, он теперь мог требовать с большинства подданных нового императора.

Пожалуй, именно на этом отрезке жизни Аракчеев приобретает репутацию безжалостного солдафона. Он сам присутствовал на экзекуциях и после осматривал спины наказываемых ("и горе <...>, ежели мало кровавых знаков!"20), был изощрен в оскорблениях, поскольку, "отлично зная людей <...> мастерски умел отыскивать и затрагивать чувствительнейшие струны человеческого сердца"21. Здесь мы имеем дело с жестокостью особого рода, оправданной в глазах Аракчеева делом государевой службы. И все же в марте 1798 г. эти качества обернулись против Аракчеева: оскорбленный им офицер покончил с собой, разразился скандал, и Павел I отставил его от всех должностей. Но летом этого года император расстался с многими лицами из своего ближайшего окружения: Ф.В. Ростопчин, С.И. Плещеев, Ф.Ф. Буксгевден, братья Куракины, Ю.А. Нелединский-Мелецкий один за другим попали в немилость; многолетняя фаворитка государя Е.И. Нелидова была заменена А.П. Лопухиной. Возле Павла I осталось слишком мало преданных людей, и в августе император вернул Аракчеева из Грузина, где тот коротал дни опалы. Ему был поручен надзор за всей артиллерией. Прошло чуть больше года, и Аракчеев вновь оказался в немилости, на этот раз из-за родственных чувств. В Арсенале во время дежурства его брата Андрея случилась кража; граф переложил вину на генерал-майора Вильде, был уличен в обмане и вместе с братом отставлен от службы. Он снова уехал в Грузино.
По преданию, за несколько дней до смерти Павел хотел вернуть Аракчеева, и тот будто бы даже выехал в Петербург, но был, по приказу П.А. Палена, одного из организаторов цареубийства, задержан у городской заставы. Хотя это не более чем слух, примечательно, что он так приковывал к себе внимание современников. Представьте: вечером 11 марта Аракчеев успевает в срок, и - император остается жив...

Собственно, Гатчина, как ни парадоксально это звучит, определила всю карьеру Аракчеева, в том числе и в следующее царствование. Хотя Александр I назначил его на официальные должности лишь в мае 1803 г., нет сомнения, что он помнил о преданном генерале и намеревался со временем приблизить его к себе. Вернувшись в Петербург, Аракчеев, по всей видимости, сумел проявить себя как виртуозный дипломат и психолог и ни словом, ни взглядом, ни интонацией не заступил за роковую, магическую черту, которой была обведена для Александра ночь с 11 на 12 марта 1801 г. Таким образом, молодой император оказался в чрезвычайно комфортной и, что особенно важно, стабильной психологической ситуации: всё изменялось, один лишь Аракчеев оставался "верным гатчинским дядькой, стерегущим вечно юного царя от опасных влияний и соблазнов молодости". Никто иной не мог играть при Александре I эту роль хотя бы в силу чисто биографических обстоятельств.

А поскольку, несмотря на многочисленные перемены стилей поведения и всю загадочность и непредсказуемость своей натуры, император всегда оставался собой, то и Аракчееву была суждена долгая и беспримерно ровная - пусть и с некоторыми огорчениями - служба при нем, примерно с 1815 г. превратившаяся в управление всеми внутренними делами государства. Немаловажно и то, что Аракчеев оказался своего рода орудием императорской власти в крайне сложных взаимоотношениях монарха с дворянством. Стремясь обуздать недальновидное и эгоистичное дворянское своеволие (проявлявшееся на самые разные лады: от активного неприятия конституционных начал в первые годы царствования, всеобщей исступленной ненависти к Сперанскому, генеральского фрондерства, процветавшего в кругу А.П. Ермолова, А.А. Закревского, П.Д. Киселева, И.В. Сабанеева, - до замыслов цареубийства), Александр I мог опираться на Аракчеева как на вассала, который был предан лично сюзерену, с равной неприязнью относился ко всем придворным группировкам (это не значит, что он не участвовал в интригах) и чуждался вельможной позы. Разумеется, репутация последнего в ходе этой напряженной борьбы не могла не деформироваться совершенно определенным образом: нелестные характеристики типа "всей России притеснитель" приросли к Аракчееву намертво.
Один из эпизодов этой службы Аракчеева государю (и уже потом - отечеству) пагубнее всего сказался на его облике в глазах современников и потомков. Речь идет о преобразовании армии, а точнее - о создании военных поселений. В глазах императора это мероприятие было не менее, а судя по тому, что устройство их было поручено лично Аракчееву, - возможно, и более важно, чем все другие государственные реформы.

Учреждение поселений было ответом на вопрос, возникший еще перед Петром I и в нерешенном виде перешедший к его наследникам: как содержать регулярную армию в мирное время без убытка для государственной казны? Павел I в 1770-е гг., в бытность цесаревичем, обдумывал проекты размещения армии на постоянных квартирах, где солдаты жили бы вместе со своими семействами, а их дети со временем заменяли бы отцов в строю. Но за свое недолгое царствование Павел не успел осуществить эти замыслы, и к началу XIX в. принципы комплектования, содержания и расположения армии оставались прежними: рекрутские наборы, при которых солдаты на долгое время отрывались от родных домов; частые переводы полков с одного места на другое; квартирование офицеров и солдат по обывательским домам. Строительство военных городков и поселение в них солдат вместе с их семьями решало бы задачи профессиональной подготовки; совмещение солдатами воинской службы с крестьянским трудом отменяло бы проблему обеспечения армии провиантом; по мере расширения числа военных поселений можно было бы постепенно сократить разорительные для крестьян рекрутские наборы, а затем и вовсе избавиться от них - такова была логика Александра I.

Первый опыт преобразования состоялся вскоре после административной реформы Сперанского - высочайший указ от 9 ноября 1810 г. предписывал переселить в Новороссию государственных крестьян нескольких деревень Климовичского уезда Могилевской губернии и в этих деревнях разместить запасной батальон Елецкого мушкетерского полка. В 1811 г. мужиков выселили, батальон разместили, но завершить эксперимент не удалось - следующим летом началась Отечественная война.

После победы Александр I вернулся к своей идее, несколько видоизменив ее. Могилевский опыт показал, что переселение крестьян в новые губернии - слишком дорогостоящее для казны дело. Поэтому решено было помещать солдат не вместо крестьян, а вместе с ними, формируя из мужиков новые военные части. В 1816 г. на землях государственных крестьян Новгородской губернии была поселена 1-я гренадерская дивизия, в 1817-м в Херсонской и Слободско-Украинской губерниях - 3-я Украинская и Бугская дивизии. Непосредственное начальство над украинскими поселениями император поручил генералу И.О. Витту, над новгородскими - Аракчееву, который, впрочем, по должности председателя Военного департамента Государственного совета и по личной просьбе монарха курировал организацию и ход всего дела. В 1821 г. военно-поселенческие части были объединены в Отдельный корпус под общим командованием Аракчеева, учрежден штаб этого корпуса и Совет "главного над военными поселениями начальника" (т.е. Аракчеева). К 1825 г. на военно-поселенческий режим было переведено около 150 тысяч солдат и 375 тысяч государственных крестьян; новые поселения были организованы в Петербургской и Могилевской губерниях.

Александру I, размышлявшему о поселениях, "рисовались в будущем идиллии Геснера, садики и овечки". Аракчеев демонстрировал императору и овечек, и садики, а тот, периодически осматривая поселения, оставался крайне доволен эстетическим порядком: стройными линиями связей (так назывались типовые дома на две семьи), четким режимом опрятных поселян (подъем - по гонгу, строевая служба - по гонгу, полевые работы - по гонгу, дойка коров - по гонгу и т.д.), чисто выметенными улицами, ровными дорогами, осушенными болотами, новыми мостами. Поселяне классифицировались по различным признакам: по оседлости различались коренные жители и поселенные солдаты, по возрастам - инвалиды, солдаты и кантонисты. Каждый разряд имел свое обмундирование; форма шилась и для детей, которых еще малолетними зачисляли в кантонисты и впоследствии обучали в специальных школах (женщины должны были каждый год прибавлять к новой породе людей по мальчику, а если рождалась девочка, - платить штраф). Духовные лица также были облачены по уставу военных поселений: "благочинные и старшие священники имели обязательно форменные рясы темно-зеленого сукна с красным подбоем, а рядовые священники и диаконы - рясы такого же сукна, но с голубым подбоем, причетники носили такие же подрясники, и волосы у них должны были быть заплетены в косу с голубой лентой".

Несомненно, Аракчеев обладал поистине колоссальной волей и работоспособностью, если под его руководством химерической идее императора за столь непродолжительное время удалось придать видимость реализации. Современников поражали масштаб и волшебная скорость изменений, которые происходили в Новгородской губернии, расположенной между двумя столицами и потому находившейся на виду: "Поселения удивительны во многих отношениях. Там, где за восемь лет были непроходимые болота, видишь сады и города". Административный почерк Аракчеева без труда читался в методах реализации проекта, и современники вполне обоснованно связывали устройство поселений с его именем, хотя инициатива здесь принадлежала императору, а сам граф неизменно подчеркивал, что он лишь беспрекословный исполнитель монаршей воли; чрезмерную жестокость, сопровождавшую введение поселений, он с характерной язвительностью объяснял излишним усердием своих подчиненных.

Негодование по поводу поселений было всеобщим, а обращенные в солдат новгородские крестьяне (они были в основном старообрядцами) не сомневались, что под видом графа ими и Россией управляет сам Сатана. Как бы то ни было, военные поселения оказались завершающим этапом демонизации Аракчеева, упрощения его образа до маски "мрачного идиота"30. Поэтому Николай I, даже не питая к графу личной неприязни, не мог без ущерба для собственной репутации оставить все так, как было при старшем брате, и потому уже 20 декабря 1825 г. уволил Аракчеева от дел Государственного совета, Комитета министров и Собственной канцелярии, сохранив за ним лишь должность главноначальствующего над военными поселениями. За две недели сдав все дела, Аракчеев весной 1826 г. уехал на лечение за границу. Отстранение было обставлено бесспорными знаками монаршего благоволения и признательности за совершенные труды: император пожаловал Аракчееву 50 000 рублей для лечения на карлсбадских водах, разрешил по-прежнему пользоваться яхтой, подарком покойного царя; после высочайших осмотров новгородских военных поселений (в конце апреля и середине июля 1826 г.) граф получил два милостивых рескрипта. Вплоть до кончины он не выходил в отставку и продолжал числиться в службе, оставаясь членом Государственного совета, сенатором, генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии, шефом полка своего имени и в качестве генерала от артиллерии командующим 2-й лейб-гвардейской артиллерийской бригадой.

К весне 1827 г. Аракчеев возвратился в Грузино, где и жил практически безвыездно, совершая время от времени непродолжительные поездки в Бежецк и Курганы.

12 апреля 1834 г. А.С. Пушкин записал в дневнике фрагмент своей беседы со Сперанским, у которого он недавно обедал: "Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: "Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гении Зла и Блага". Стилистическое чутье позволило поэту выстроить это тонкое сравнение как скульптурную композицию, стержнем которой служат образы гениев, популярные в искусстве 1810-х гг. и вместе со всеми дополнительными смыслами безусловно внятные Сперанскому, чья молодость и ранняя зрелость пришлись как раз на расцвет ампира. В этом разговоре Пушкин оглядывался назад - в недалекое, но уже бесповоротно минувшее время, превратившееся в часть истории. Аракчеев, 19 ноября 1833 года установивший на площади перед собором в Грузине памятник Александру I, где гении Веры, Надежды и Милосердия возносили к небесам скульптурный бюст императора, доживал последние дни (он умер через полторы недели, 21 апреля) в своей собственной истории, где все акценты были расставлены так, как он считал нужным.
Однако, обдумывая прожитую жизнь, он понимал, что мнение, сложившееся о нем у современников, далеко от сколько-нибудь непредвзятого. Не мог Аракчеев не отдавать себе отчета и в том, что его деятельность теснейшим образом связана с царствованием Александра I, а значит, ученый, который возьмется за сочинение капитального труда об этой эпохе, обязательно остановится и на его личности. Надеясь на то, что "нелицемерный судия - грядущее время и потомство - изречет всему справедливый приговор", и желая стимулировать историков, Аракчеев в 1833 году внес в Заемный банк 50 тысяч рублей. Он предполагал, что по истечении 101 года со дня смерти Александра I три четверти капитала (который с накопившимися процентами должен был составить около полутора миллионов рублей) будут вручены в качестве награды автору исторического сочинения об императоре, признанного Академией наук лучшим; остальная четверть отводилась на издание этого труда и его переводы на ряд европейских языков. После 1917 года эти деньги были национализированы, и церемония присуждения аракчеевской премии 12(24) декабря 1926 года (в день рождения Александра I) не состоялась.
Рост интереса к личности Аракчеева наметился со второй половины 1980-х гг. в связи с пересмотром многих традиционных исторических представлений. Он продолжается и сейчас. Статьи о нем, в том числе с привлечением новых архивных материалов, стали появляться в специальных и популярных изданиях, вышли посвященные ему монографии. В целом можно сказать, что стандартная оценка фигуры и деятельности Аракчеева постепенно размывается; видимо, процесс выработки новых критериев и нетривиального взгляда на эту личность будет довольно долгим.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ А. А. АРАКЧЕЕВА.
23 сентября 1769 - родился в селе Гарусово; именины праздновал 5 октября;
2 февраля 1782 (или 20 июля, или 10 октября 1783) - принят кадетом в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус;
27 сентября 1787 - получил чин поручика; начинает преподавать математику в корпусе, а также сыновьям Н. И. Салтыкова;
24 июля 1790 - назначен старшим адъютантом директора Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса П. И. Мелиссино;
1792 - определен к великому князю Павлу Петровичу в Гатчину;
8 октября 1792 - получил чин премьер-майора (капитана артиллерии);
5 августа 1793 - получил чин подполковника (майора артиллерии);
28 июня 1796 - получил чин полковника;
6 ноября 1796 - смерть Екатерины II; начало царствования Павла I;
8 ноября 1796 - получил чин генерал-майора; назначен петербургским комендантом;
9 ноября 1796 - назначен командиром сводного гренадерского батальона лейб-гвардии Преображенского полка;
13 ноября 1796 - кавалер ордена святой Анны;
12 декабря 1796 - получил во владение село Грузино Новгородской губернии;
5 апреля 1797 - пожалован титул барона.
19 апреля 1797 - назначен генерал-квартирмейстером всей армии;
10 августа 1797 - назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка;
1 февраля 1798 - за оскорбление квартирмейстерского подполковника Лена, покончившего с собой, уволен в отпуск (с сохранением должности генерал-квартирмейстера);
18 марта 1798 - отставлен от службы в чине генерал-лейтенанта;
11 августа 1798 - вновь призван Павлом I на службу;
22 декабря 1798 - снова занял должность генерал-квартирмейстера;
4 января 1799 - назначен инспектором всей артиллерии;
5 мая 1799 - пожалован титул графа; Павел I собственноручно прибавил к гербу Аракчеева девиз "Без лести предан";
1 октября 1799 - отставлен за ложное донесение о краже в Арсенале;
Ночь с 11 на 12 марта 1801 - убийство Павла I, начало царствования Александра I;
26 апреля 1803 - письмо Александра I к Аракчееву в Грузино с вызовом на службу;
14 мая 1803 - назначен инспектором всей артиллерии;
20 ноября 1805 - находился в свите Александра I во время Аустерлицкого сражения; участвовать в бою отказался;
4 февраля 1806 - женитьба;
27 июля 1807 - получил чин генерала от артиллерии;
13 января 1808 - назначен военным министром;
17 января 1808 - назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии;
26 января 1808 - директор военно-походной канцелярии императора;
30 августа 1808 - Александр I предписывает Ростовскому мушкетерскому полку носить имя Аракчеева;
Февраль - начало марта 1809 - организует наступление по льду Ботнического залива (на заключительном этапе Русско-шведской войны), сам в боевых действиях участия не принимает;
6 сентября 1809 - награжден орденом Андрея Первозванного; возвращает орден императору, оставляя у себя лишь рескрипт о награждении;
7 сентября 1809 - указ о воздавании почестей Аракчееву в присутствии императора;
Декабрь 1809 - недовольный тем, что государственные реформы готовятся без его участия, подает Александру I прошение об отставке; отставка не принята;
1 января 1810 - назначен председателем Военного департамента Государственного совета (пост военного министра занял М. Б. Барклай де Толли);
17 июня 1812 - военный министр (до 1814);
1813 - апрель 1814 - сопровождает Александра I во время заграничного похода;
31 марта 1814- император предлагает Аракчееву чин фельдмаршала, тот отказывается;
13 мая 1814 - уходит в отпуск "для поправления здоровья";
6 августа 18 14 - призван императором к исполнению службы;
30 августа 1814 - принял портрет Александра I для ношения на шее;
1816 - учреждение военных поселений в Новгородской губернии и на Украине;
30 июня - 2 августа 1819 - бунт военных поселян в Чугуеве, Аракчеев руководит из Харькова подавлением бунта;
3 февраля 1821 - военно-поселенческие полки объединены в Отдельный корпус с Аракчеевым во главе.;
10 сентября 1825 - убийство в Грузине Н. Минкиной, Аракчеев отходит от государственных дел; учиняет расправу над причастными к убийству;
19 ноября 1825 - Александр I умер в Таганроге;
30 ноября 1825 - Аракчеев принял присягу императору Константину и объявил о возвращении к делам;
14 декабря 1825 - приносит присягу Николаю I;
20 декабря 1825 - Аракчеев отставлен от дел Государственного совета, Комитета министров, Собственной его императорского величества канцелярии, за ним сохранена должность главноначальствующего над военными поселениями;
30 апреля 1826 - уволен в отпуск "для излечения болезни", а фактически в отставку (формально оставался на службе вплоть до кончины), главноначальствующим над военными поселениями назначен П. А. Клейнмихель;
Май-ноябрь 1826 - пребывание за границей;
21 апреля 1834 - умер в селе Грузино.
Последнее редактирование: 06 фев 2016 07:25 от Super User.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Аракчеев 16 апр 2014 01:59 #4950

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
Старец Павел Таганрогский и старец Федор Кузьмич Томский

Кто вы?

Часть 2 Аракчеев.

Граф (с 1799) Алексей Андреевич Аракчеев (23 сентября [4 октября] 1769, имение отца в Новгородской губернии — 21 апреля[3 мая] 1834, с. Грузино Новгородской губернии) — русский государственный и военный деятель, пользовавшийся огромным доверием Александра I.

Первоначальное образование под руководством сельского дьячка состояло в изучении русской грамоты и арифметики. К последней науке мальчик чувствовал большую склонность и усердно занимался ею.

Желая поместить своего сына в артиллерийский кадетский корпус, Андрей Андреевич Аракчеев (1732—1797) повёз его в Санкт-Петербург. Много пришлось испытать бедному помещику. При записи в военное училище предстояло заплатить до двухсот рублей, а денег у Андрея Андреевича не было. Андрей Андреевич с сыном, собиравшийся оставить столицу, отправился в первый воскресный день к Санкт-Петербургскому митрополиту Гавриилу, который раздавал бедным деньги, присылавшиеся Екатериной II на этот предмет. На долю помещика Аракчеева достались от митрополита три серебряных рубля. Получив ещё некоторое пособие от госпожи Гурьевой, Андрей Андреевич перед отъездом из Санкт-Петербурга решил попытать счастья: он явился к Петру Ивановичу Мелиссино, от которого зависела судьба сына его. Пётр Иванович благосклонно отнёсся к просьбе Андрея Андреевича, и молодой Аракчеев был принят в корпус. Быстрые успехи в науках, особенно в математике, доставили ему вскоре (в 1787) звание офицера. [2]

Спустя некоторое время наследник престола Павел Петрович обратился к графу Салтыкову с требованием дать ему расторопного артиллерийского офицера. Граф Салтыков указал на Аракчеева и отрекомендовал его с самой лучшей стороны. Алексей Андреевич в полной мере оправдал рекомендацию точным исполнением возлагавшихся на него поручений, неутомимой деятельностью, знанием военной дисциплины, строгим подчинением себя, установленному порядку. Всё это вскоре расположило к Аракчееву великого князя. Алексей Андреевич был пожалован комендантом Гатчины и впоследствии начальником всех сухопутных войск наследника.

Павел вызвал к себе сына Александра, он соединил его руку с рукой Аракчеева и повелел: «будьте друзьями!»

Он заботился о быте солдат - проверял, хорошо ли кормят, водят ли в баню, чисто ли в казармах. Строго наказывал офицеров, ворующих солдатские деньги. Его пытались умаслить подарками - он отсылал их обратно.

Многие стали искать покровительства грозного генерала. Среди них был сам цесаревич Александр, которого отец не раз распекал за нерадивость в воинской службе. Аракчеев упорно защищал своего подопечного, пока сам не попал под горячую руку Павла. [2]

Герб Аракчеева украсил знаменитый девиз «Без лести предан», который дал ему сам Павел первый. Но попав в опалу, отбыл в свое имение. узнав о заговоре против Павла I, он поспешил в столицу - предупредить императора, однако главарь заговорщиков граф Пален велел задержать его на въезде в город. Два года опалы Аракчеев провел в Грузине, где с обычным рвением взялся за хозяйство. Крестьянские избы были снесены, вместо них вдоль идеально прямых улиц вытянулись в шеренгу каменные дома. лучшим работникам выдавал денежные награды, старостам образцово-показательных деревень жаловал одежду со своего плеча. Из Петербурга был выписан доктор, который бесплатно лечил крестьян. В школе их детей учили грамоте. [2]

В 1801 на престол взошёл император Александр Павлович, с которым Алексей Андреевич хорошо сблизился по службе. И как с наследником престола. 14 мая 1803 Аракчеев был принят на службу, с назначением на прежнее место. Инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона. В 1805 находился при государе в Аустерлицком сражении. С 4 февраля 1806 года состоял в браке с дворянкой Натальей Федоровной Хомутовой,[5] но вскоре с нею разошёлся. В1807 произведён в генералы от артиллерии, а 13 января 1808 назначен военным министром; 17 января назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии с подчинением ему комиссариатского и провиантского департаментов. Во время управления министерством Аракчеевым были изданы новые правила и положения по разным частям военной администрации, упрощена и сокращена переписка, учреждены запасные рекрутские депо и учебные батальоны; артиллерии была дана новая организация, приняты меры к повышению уровня специального образования офицеров, упорядочена и улучшена материальная часть. Положительные последствия этих улучшений не замедлили обнаружиться во время войн в 1812—1814 годах. [1]

В дальнейшем Аракчеев отмечал: «Вся французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления императора!» Его можно ставить в один ряд с Александром 1, М.И. Кутузовым, М.Б. Барклаем де Толли… ( www.rusinst.ru Большая Энциклопедия русского народа ) после водворения мира, доверие императора к Аракчееву возросло до того, что на него было возложено исполнение высочайших предначертаний не только по вопросам военным, но и в делах гражданского управления.

Член Государственного Совета. Возглавлял военный поселения государства (вспомните переписку старца Федора Кузьмича с Бароном Дмитрием Остен-Сакеном, членом Государственного Совета и возглавлявшего военные поселения юга России).

Влияние гр. Аракчеева на дела и могущество его продолжалось во все царствование императора Александра Павловича. Будучи влиятельнейшим вельможею, приближенным государя, гр. Аракчеев, имея орден Александра Невского

Вспомним, как старец Федор отмечал день памяти князя Александра Невского

Отказался от пожалованных ему других орденов: в 1807 г. от ордена св. Владимира и в 1808 - от орд. св. апостола Андрея Первозванного и только оставил себе на память рескрипт на орден Андрея Первозванного. Удостоившись пожалования портрета государя, украшенного бриллиантами, гр. Алексей Андреевич бриллианты возвратил, а самый портрет оставил. Обратим внимание, после смерти старца, в его вещах была найдена цепь от ордена Андрея Первозванного.

Государь с неудовольствием сказал: "Ты ничего не хочешь от меня принять!" - "Я доволен благоволением Вашего Императорского Величества" - отвечал Аракчеев. Александр говорил о своем любимце: «Все, что делается дурного, он берет на себя, все хорошее приписывает мне».

Не понятно только о каком влияние идет речь. Когда человек выполняет всю грязную работу, не за страх, а за совесть. Он просто ангел-хранитель, что и доказал будучи уже старцем Федором. В этой статье я специально не описываю негативных отзывов об А.А. Аракчееве, ибо одни написаны от зависти, другие от злобы, а третьи от незнания обстановки той эпохи. Сейчас я приведу такое мнение, т.к. оно описывает наружний облик графа, а это нам нужно. Саблуков М.А.:

По наружности Аракчеев похож на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист; в его складе не было ничего стройного; так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было бы изучать анатомию жил, мышц и т. п. Сверх того, он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие, мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет лица его был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший. Чтобы дорисовать его портрет — у него были впалые серые глаза, и всё выражение его лица представляло странную смесь ума и злости[1]

На сайте википедии есть портрет, любопытствующие могут сравнить. Хочу обратить ваше внимание на цвет глаз старца Федора и А.А. Аракчеева.

Осенью 1825 года император дал ему новое важное поручение - расследовать доносы на тайное общество и арестовать дворян-заговорщиков. О, это была подлинная стихия Аракчеева. (вспомним старца Федора разоблачившего беглого убийцу- каторжника)

И, как знать, случилось бы декабрьское восстание на Сенатской площади, если бы Алексея Андреевича не сразила пришедшая из Грузина весть. [2]

И все-таки, как же вовремя пришла эта весть, не жалели декабристы денег, и слуги, наверное, надеялись на другой исход своего преступления, после государственного переворота, который закончился бы амнистией. Но не повезло. Устав терпеть издевательства Настасьи Шумской (Минкиной) (гражданской жены Аракчеева), графские слуги скинулись и за 500 рублей подговорили повара Василия Антонова убить ненавистную фаворитку. Утром 10 сентября Василий забрался в барский дом и перерезал ей горло кухонным ножом. [2]

Деревенские бабы считали ее ведьмой, приворожившей сурового барина. С Настасьей он быт нежен, осыпал подарками, брал с собой в путешествия. Она быстро стала ему не просто подругой, но и помощницей- фактически, управляла именем, о всех непорядках сообщая Аракчееву. По ее доносам немилосердно секли тех, кто пьянствовал, ленился, пропускал церковные службы или притворялся больным. [2]

Это издевательства Настасьи! Сначала её жалование было 300р. в год. Но по мере усердия, выросло до 2400р. в год. Богатые были графские слуги. В 1823—24 Аракчеев выступил с санкции Императора фактическим главой «православной оппозиции» или «русской партии», которая смогла добиться в 1822 запрета масонских лож…. в России защита русских интересов почти всегда была занятием проигрышным, вплоть до лишения жизни. И это упоминание еще больше объясняет причины той вражды, которая преследовала гр. Аракчеева безостановочно. Не трудно представить себе, что предпринимали другие "партии”, чтобы парализовать деятельность их общего врага — "русской партии”, а в особенности ее возглавителя» [6]

Аракчеев был в отчаянии…. Пока граф занимался расследованием, пришло известие о кончине императора в Таганроге, 19 ноября 1825 года.

Ожидаемый в Таганроге Аракчеев, между тем, не приехал. Он был поражен убийством своей Анастасии Минкиной (Шумской)… [5]

Александр его ждал, но времени уже не было, и уход из светской жизни, он начал без А.А. Аракчеева. Аракчеев не принял участия в подавление декабрьского восстания, оставив, как и Александр, все на суд Божий. Новый царь передал ему негласный приказ- просить отставки. Аракчеев так и сделал, после чего уехал в свое имение.

Закат бывшего временщика был серым и тоскливым. Летом он еще руководил строительством и полевыми работами, зимой наваливалась скука. Гости к нему не приезжали, хотя от столицы было не так уж далеко - Петербург постарался как можно скорее забыть о «чудовище». У себя в имении он создал настоящий культ Александра I. Комнату, где однажды переночевал император, украсил его мраморный бюст с надписью: «Кто осмелится тронуть сие, да будет проклят». Тут же хранились перо царя, его письма и рубаха, в которой Александр умер - в ней Аракчеев завещал похоронить себя. Перед собором в Грузине поставили бронзовый памятник «государю-благодетелю», сохранившийся до советских времен. Здоровье гр. Аракчеева между тем слабело, силы изменяли. Император Николай Павлович, узнав о его болезненном состоянии, прислал к нему в Грузино лейб-медика Вилье, но последний не мог ему уже помочь (кстати это, тот самый лейб-медик Вилье, который находился при умирающем Александре 1, и он же подписал свидетельство о смерти Павла 1 от «Апоплексического» удара). [2]

«Не спуская глаз с портрета Александра, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью Самодержцу Всероссийскому». Умирая он сказал: «Теперь я все сделал и могу вернуться к императору Александру" (Ковалевский Н.Ф. История государства Российского)

Буквально на следующий день, после его смерти, в Грузино прибыл гренадерский полк его имени, и привезены были пушки. Под грохот пушечной пальбы, опустили графа в им самим приготовленную могилу в соборе.[7]

После смерти графа, через 2 года в 1836г. в Пермской губернии появился Федор Кузьмич. Если обобщить данные приведенные в этом очерке: физическая сила, рост, серые глаза, не сгибаемый характер, близость к императору, скоропостижный уход из жизни в 65 лет, при могиле самим собой изготовленной в соборе, есть основания утверждать, что граф А.А.Аракчеев и старец Федор Томский- это один человек. Это значит Аракчеев умер не в 65 лет, а прожил долгую и интересную жизнь, и умер в 95 лет 20 января (1 февраля) 1864 в г. Томске. Зная, что Александр 1 и старец Павел это одно лицо, и слова Аракчеева: «могу вернуться к императору Александру», означают что граф по примеру своего благодетеля, инсценировал свою смерть и ушел в народ.

P.S. Я даже предполагаю, что через барона Дмитрия Остен-Сакена, между старцем Федором и старцем Павлом Таганрогским велась переписка. Старец Павел и сам ходил в Киев, и послушников туда часто посылал.

Поэт Петр Андреевич Вяземский сказал тогда: «Считаю, что Аракчеева… Должно без пристрастия судить, а не так, что бы прямо начинать с его четвертования…», но какое может быть беспристрастие у господ либералов? Нет! Посмертный суд над Аракчеевым начат был именно с его четвертования. Аракчеев щедро раздавал тайную милостыню.

В декабре 1825г. Алексей Андреевич подал прошение об отставке. «С людьми я быть не как не могу, сказал он в личной беседе Николаю Павловичу- всей жизни я существую лишь единственной ко всевышнему просьбою, дабы он скорее меня соединил с покойным благодетелем.» (В.Н. Чистяков «Под самым прекрасным флагом»)

По кончине Алексея Андреевича среди его вещей оказалась небольшая икона Спаса Нерукотворного в богатой серебряной, вызолоченной ризе, украшенной драгоценными камнями. Когда осматривали эту икону, то на лицевой стороне ее, внизу под ликом Спасителя, нашли надпись, выполненную мастером по воле Аракчеева: «Господи! Даждь милость ненавидящим мя, и враждующим мне, и поношающим меня, да никто от них мене ради постраждет ни в нынешнем, ни в будущем веце, но очисти их милостию Твоею и покрый их благодатию Твоею, озари их и просвети во веки веков. Аминь. Ноября дня 1825 г. Г.А.»

Отзываясь на кончину Аракчеева, Пушкин писал жене: «Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться»

С уважением Март 2013г. Возыка Андрей Анатольевич

1) Аракчеев, Алексей Андреевич http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%...

2) Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) http://www.istorya.ru/person/arak4eev.php

3) http://az.lib.ru/k/korolenko_w_g/text_1010-1.shtml

4)Алексей Андреевич Аракчеев – биография http://to-name.ru/biography/aleksej-arakcheev.hthttp://andrejvozyka.ucoz.ru/blog/starec_pavel_taganrogskij_starec_fedor_kuzmich_kto_vy/2013-03-15-2

4) «Алесандр I» Москва 1991г. А. Валлоттон

5) «История города Таганрога» 1996г. П.П. Филевский

6) Большая Энциклопедия русского народа www.rusinst.ru

6) Владимир Иванович Левченко (Аракчеев Алексей Андреевич. «Помощник трех царей» – Павла I, Александра I, Николая I).
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Аракчеев 16 апр 2014 02:18 #4954

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
Письма Н. Ф. Минкиной к графу А. А. Аракчееву
В ОПИ ГИМ хранится небольшой архив графа Алексея Александровича Аракчеева (1769—1834), генерала от артиллерии, военного министра, видного государственного деятеля при дворах императоров Павла I и Александра I. Фонд состоит из материалов, поступивших из коллекции Щукина и Черткова.
Среди корреспонденции Аракчеева имеется два письма Настасьи Федоровны Минкиной, домоуправительницы и фаворитки графа.
Сведения о происхождении Минкиной и о первом ее знакомстве с Аракчеевым очень неполны и противоречивы. Из всех рассказов о ней можно с достоверностью утверждать только то, что она была крестьянкой, дочерью кучера и в 1792 г. была куплена Аракчеевым у помещика Шляттера. Настасья Минкина сразу же понравилась графу не только внешностью, но и расторопностью и аккуратностью. Бойкая и сметливая, она скоро поняла загадочный для других характер своего грозного барина, изучила его вкусы и привычки, угадывала и предупреждала все его желания. Она получила звание экономки в имении графа Грузино Новгородской губернии. Влияние Минкиной на графа было так велико, что перед ней заискивали и дарили ей подарки высокопоставленные лица, посещавшие Грузино. Сам император Александр I заходил к ней пить чай. Желая
77
окончательно привязать к себе графа, она симулировала беременность и взяла у крестьянки Лукьяновой новорожденного ребенка, которого выдала за своего сына, впоследствии получившего дворянство под фамилией Шумский. Настасья Федоровна добилась образцового порядка в имении Аракчеева, но управление хозяйством у Минкиной основывалось на жестокости, грубости и насилии по отношению к крестьянам и дворовым. Ее отношение к дворовым людям, находившимся в полном ее распоряжении, отличалось такой жестокостью, что нередко доводило их до самоубийства. Дворовые люди предприняли несколько неудачных попыток отравить фаворитку. В 1825 г. они организовали заговор, в результате которого 10 сентября Минкина была убита.
Живя постоянно в Грузино, Настасья Федоровна регулярно посылала отчеты Аракчееву о состоянии дел в имении. В журналах «Русская Старина» (1887, т. 41, ч. 3) и «Русский Архив» (1868, № 6) были опубликованы 12 писем Н. Ф. Минкиной к графу Аракчееву, датированные 1816—1820 гг. Два письма, публикуемые в настоящем издании, относятся к более позднему периоду. Они носят личный характер, а также содержат некоторые сведения о хозяйственных делах в имении.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Аракчеев 16 апр 2014 02:57 #4958

  • Сергей Вахрин
  • Сергей Вахрин аватар
  • Не в сети
  • Живу я здесь
  • Сообщений: 1067
  • Спасибо получено: 5
  • Репутация: 2
Аракчеев и "Аракчеевщина"
Рэм БОБРОВ

"Солдафон, царский сатрап, мечтавший превратить Россию в большую казарму с фельдфебелями по углам... "

"Его неутомимая, всесторонняя и несомненно полезная для государства деятельность, бескорыстие и старание всюду добиться правды,
и, наконец, железная воля и разумная строгость - качества, необходимые для кормчего русского государственного корабля,
плывшего в то время в водовороте бурных иноземных течений..."

Эти две взаимоисключающие характеристики относятся к одному и тому же человеку -
генералу Алексею Андреевичу Аракчееву, чье имя в XIX веке стало для многих россиян нарицательным.

Судить о людях лучше спустя столетия после их смерти. Человеку, находящемуся в пути, надо непременно останавливаться время от времени, оглядываться, вспоминать, сравнивать. Тогда он меньше совершит ошибок и вернее достигнет намеченной цели. Итак, Алексей Андреевич Аракчеев, родился он 23 сентября 1769 года в Бежецком уезде Тверской губернии, в имении отца, происходившего из старинного, но очень небогатого дворянского рода. Свое дворянство Аракчеевы вели от Ивана Степанова Аракчеева, которому в 1684 г. царь Алексей Михайлович пожаловал вотчины в Бежецкой пятине Новгородского уезда. Это были небольшие деревенские хозяйства в Модлинепустоши, Санникове, Игначихе, деревни в Клобуках и Шепиловке, и деревеньки в Петровском уезде Тихвинского погоста, да в слободке Березинской на реке Волчьих пустошь Пушенная. Прадед будущего генерала и графа принял смерть капитаном, дед погиб в турецком походе армейским поручиком, а отец, выйдя в отставку в 1762 г., поселился в деленном, переделенном прадедовском имении, в котором на его долю досталось всего 20 крепостных крестьян в Вышневолоцком уезде Тверской губернии. Женился Андрей Андреевич удачно, на женщине исключительно хозяйственной и заботливой. Благодаря усердию и бережливости Елизаветы Андреевны семья отставного поручика недостатков в семейном бюджете не знала, хотя и потребности мелкопоместных дворян того времени были самые что ни есть житейские. Аракчеевы, как любила повторять матушка Елизавета Андреевна, жили вполне прилично и во многом благодаря ее распорядительности, расчетливости, трудолюбию, похвальному, хотя и не частому на Руси, искреннему почтению к порядку. Качества эти, так же, как неприязнь к воровству, лжи и пьянству, Елизавета Андреевна передала своим трем сыновьям сполна. Мать всегда самый усердный и запоминающийся учитель.

Портрет Аракчеева А.А.

27 сентября 1787 г. сын отставного поручика Аракчеева - Алексей с величайшими трудностями зачислен в Артиллерийский шляхетский корпус, который окончил в числе лучших его воспитанников в 1789 г. Был произведен в поручики и оставлен при кадетском корпусе сначала преподавателем математики и заведующим библиотекой, а затем, опять же в числе лучших офицеров, переведен в гатчинскую артиллерию. Артиллерию Алексей Аракчеев знал и любил.
Надо заметить, что при императрице Екатерине II гатчинский гарнизон являлся чем-то вроде государства в государстве, переданном в полнейшее управление цесаревичу Павлу Петровичу, будущему императору Павлу I, который на манер настоящего императора проводил в своих малочисленных войсках смотры и учения. На одном из таких смотров поручика Аракчеева и заметил будущий император. Объявленный смотр по забывчивости Павла Петровича чуть было не сорвался: большая часть его участников после долгих бесполезных ожиданий разошлась по казармам. Только батарея Аракчеева "в полной готовности к боевому применению" оставаться на определенных ей позициях. Заметив ее, Павел Петрович вспомнил о смотре и, заслушав четкий доклад командира батареи, проникся к нему искренним уважением и доверием.
Вскоре Аракчеев стал комендантом дворца, к обязанностям которого относился все с той же исполнительностью и усердием. Нельзя сказать, что внешностью своей комендант соответствовал роскошной красоте дворцовым интерьеров: был он высок, сутул, худ, с большими мясистыми ушами, торчащими над коротко остриженной головой; бритым лицом с некрасивыми, вульгарными чертами лица, мясистым неуклюжим носом "дулей". Зато этот комендант всегда был на службе, в любое время суток. И днем и ночью Аракчеев находился "при исполнении", держал марку государева человека. Его глаза с наполовину опущенными веками смотрели на собеседника бесстрастно, умно и внимательно, а в голове моментально созревал план самого разумного исполнения очередного императорского поручения.
В 1792 году А.А. Аракчеев назначен старшим адъютантом инспектора гатчинской артиллерийской команды в чине полковника. 28 сентября 1798 года произведен в генералы от артиллерии, с возложением на него обязанностей начальника квартирмейстерской части для улучшения артиллерии. При Павле I А.А. Аракчеев был комендантом и Гатчины, и Санкт-Петербурга. За успехи по службе награжден 2 тысячами крестьян в Новгородской губернии. В день коронации Павла Петровича 5 апреля 1797 г. новый император жалует бедному, худородному, но поистине образцовому своему офицеру баронский герб, в который тот, с разрешения императора, вписал девиз: "Без лести предан". И сколько бы ни злорадствовали по этому поводу острословы, - Аракчеев действительно был предан без лести делу и тому, кому присягал на верную службу.
Еще через две недели после коронации Павла I Аракчеев назначен генерал-квартирмейстером уже всей российской армии. Бывали в России генералы и помоложе, но то из старой вельможной знати. Алексей Андреевич - двадцативосьмилетний генерал из захолустной российской провинции. И не случайно он практически сразу же стал объектом зависти и злых шуток придворных. Впрочем, Аракчеев мало на то обращал внимания, продолжая с предельным усердием исполнять свой служебный долг.
Тлевшие на западе очаги войны между тем все ближе подступали к границам Российской империи. Уязвимым местом российской армии на старте XIX века по-прежнему были артиллерийские ее подразделения. Именно эта часть вооруженных сил страны и была передана А.А. Аракчееву для полного ее переустройства. О том, как Аракчеев исполнил свое поручение, можно судить по словам будущего противника России Наполеона, испытавшего на себе силу русской артиллерии уже под Прейсиш-Эйлау:

"Видно, прошло то время, - писал он, - когда с 40 пушками можно было выигрывать генеральные сражения".

Завистников у А.А. Аракчеева всегда хватало. По части его трудов с перевооружением артиллерии - так же. И тем не менее, вспомним, что именно при А.А. Аракчееве с 1804 г. начались в России практические артиллерийские учения, а в 1805 г. составлены современные правила об артиллерийских маневрах, запрещена международная торговля порохом и селитрой, в 1806 г. учреждены артиллерийские бригады и батареи, сведенные в дивизии, в 1807 г. появились конно-артиллерийские роты, в 1808 г. составлены правила приема орудий и снарядов, начато издание "Артиллерийского журнала", в 1809 г. учреждены специальные юнкерские и фейерверкские школы, стандартизированы орудия, усовершенствованы лафеты к ним, модернизируются артиллерийские заводы.
1810г. А.А. Аракчеев - председатель департамента военных дел Государственного совета. Не было ни одного большого или малозначительного артиллерийского дела, в которое бы лично не вникал генерал А.А. Аракчеев. В 1812 г. Алексей Андреевич находится в действующей армии. Участвует в боях под Люцерной и Бауценой. С 1815 по 1825 г. он - правая рука и первый советник руководителя государства: редко какое из важных государственных решений принималось Императором без его одобрения. После окончания войны А.А. Аракчеев продолжает заниматься перевооружением войск и командует российской артиллерией. Было чем заняться в армии и по части укрепления дисциплины. Особенно по борьбе с казнокрадством, к которому после войны попривыкли некоторые офицеры. Надо ли говорить, сколько врагов нажил А.А. Аракчеев в этой борьбе, сколько легенд сложилось о его непреклонности и жестокости при этом? Появилось хлесткое определение "аракчеевщина", под которым "страдатели о былой вольнице" подразумевали "режим реакционного полицейского деспотизма и грубой военщины, грубого произвола, палочной муштры и "бесчеловечности" А.А. Аракчеева по отношению к тем, кто плохо помнил свой гражданский и служебный долг. Трудно судить обо всем этом спустя столетия. Только где-то прав был и А. Н. Толстой, заметивший, что без порядка не может быть государства и "человека приходится ради его же пользы либо дрессировать, либо просвещать".

"Человечество по природе своей склонно больше к осуждению, чем похвальбе", - писал итальянский мыслитель и писатель Макиавелли (1469-1527), потому "Не с ненавистью судите, а с любовью, если хотите истины", - читаем мы эпитафию на могиле известного адвоката Плевако.
Чехов, этот эталон писательской совести заметил, что "дело писателя - быть адвокатом человеков, прокуроров же хватает и без нас". Касается это всех, в том числе и людей, стоящих во главе государства. Так что будем и мы снисходительны к генералу А.А. Аракчееву. Он имел почти все высшие награды России: орден Святого Владимира I степени; Святой Анны I степени; Мальтийский крест и 3 иностранных ордена. И слыл не просто ловцом чинов и наград: после взятия Парижа Аракчеев отказался от фельдмаршальского жезла и от высшего ордена союзных армий - "Большого черного орла". Да и прижизненные свои награды А.А. Аракчеев не очень-то ценил. Выходя в отставку, он вернул в герольдию орденскую все заслуженные на полях сражений ордена и награды мирных лет службы. При себе оставил только орден Святого Александра Невского, врученный ему самим императором.
Не был А.А. Аракчеев и стяжателем: завещанием своим он вернул в казну полученное в начале службы имение "Грузино", в которое генерал при жизни вложил немало сил и времени.
После смерти Аракчеева император передал имение генерала новгородскому кадетскому корпусу, присвоив ему имя дарителя.

Чертеж дома военного поселения на юге России
с автографом Аракчеева
Нельзя не упомянуть еще одно значительное государственное дело, в котором А.А. Аракчеев употребил немало труда и которое, собственно, подвинуло нас к этому очерку. Имеются в виду те огромные военные поселения, что были созданы в России в начале XIX века под его управлением.
Из войны 1812 - 1815 гг. Россия вышла с гордостью и заслуженной славой, но с огромными финансовыми прорехами в бюджете. Содержать армию в прежней боевой готовности страна была должна, но уже не могла. Тогда-то и появилась идея военных поселений, способных в мирное время кормить себя, а в случае войны незамедлительно выступить в очередной военный поход.
В военных поселениях просматривалась не одна военная и финансовая стратегия. Угадывались в них еще и перспективы социальные, способствующие эффективному продвижению в стране просвещения и распространения в народе передовых приемов хозяйствования.
Европа в начале XIX в. уже была свободной от крепостничества. Участь его скорейшей отмены была неизбежной и для России. Но для осуществления таких реформ надо было иметь хорошо подготовленных людей, способных самоорганизовываться на принципах равноправия и свободы. Крепостной мужик в барском поместье - все одно раб, при любых императорских послаблениях. Мужик, одетый в военный мундир, формально уже не крепостной. Он - слуга царю, человек государственный. Военные поселения создавали новое российское сословие - военное. Оказавшиеся в нем бывшие солдаты становились людьми почти свободными да и с крышей над головою в случае увечья и старости. Нет, не такое простое дело - эти военные поселения. Они - резерв, школа будущего государственного переустройства. Аракчеев понял это и полностью поддержал их создание.

Первыми и самые крупные военные поселения сложились в Новгородской губернии по соседству с имением Аракчеева - Грузиным. Затем они появились в Харьковской, Херсонской, Подольской губерниях на границе с вечно мятежной Польшей. Численность военных поселений достигла 700000 душ.
Солдаты военных поселений наряду с несением военной службы вели сельское и лесное хозяйство. На поселении каждому хлебопашцу давался пахотный надел в 6 десятин и 2 десятины сенокосу. Дом строится за счет казны. Полагалась поселенцу верхняя и нижняя одежда, каждой семье прикуплены были 1-2 лошади и коровы. В случае надобности каждой хлебопашеской семье приходилось пускать к себе двух постояльцев. За право пользования всем этим имуществом поселянин должен был 2-4 дня в неделю трудиться на общих работах, а остальное время заботиться о собственном хозяйстве и пропитании своих домочадцев (жены и одного ребенка). На всех остальных полагался государственный прокорм (четверть муки и 1,5 гарнца крупы в месяц). Поселенцы-ремесленники жили либо на постое у хлебопашцев, либо при заводе - в домах-казармах квартирного типа. Служба тех и других заканчивалась после 25 лет выслуги. Дети поселян по достижении школьного возраста в военных поселениях переводились в особые школы, в которых обучались прежде всего военным, да и штатским дисциплинам, пополняя собой ряды пока еще малочисленного класса специалистов: фельдшеров, лесников, телеграфистов, мастеровых различных профилей.
Главным начальником военных поселений Александр I назначает А.А. Аракчеева. В создании их последний проявил все ту же настойчивость и требовательность. Входил во все мелочи, испрашивал самые подробные отчеты, а главное - строил дороги, казармы, дома, школы. Через несколько лет российские военные поселения превратились в образцовые сельские поселки.

А.А. Аракчееву был свойствен хозяйственный талант. Умение вести дело он доказал на примере собственного имения Грузине. По тем временам Аракчеев сделал его прибыльным хозяйством, ориентированным не на барщину и оброк, а на доход от продажи готовой продукции - сена, фуражного зерна и товарной древесины.
При всей своей строгости порядок в имении А.А. Аракчеев наводил не столько палками, но и методами экономическими. В Грузино крестьяне трудились на бригадном подряде с тарифной оплатой, чем всерьез занялись в России спустя полтора столетия. Часть дохода Аракчеев вкладывал в земельные улучшения. Это, кстати, подтверждают и записи, оставленные Императором во время очередных его инспекторских поездок: "Граф Алексей Андреевич! Устройство и порядок, которые я самолично видел в деревнях ваших при посещении вас на обратном пути моем из Твери, доставили мне истинное удовольствие. Доброе сельское хозяйство есть первое основание устройства государственного. Посему я всегда с особым вниманием взираю на все селения, доходящие ко мне, о благоустройстве частных сельских учреждений, и всегда желаю, чтобы число добрых и попечительных помещиков в отечестве нашем умножалось... Быв личным свидетелем того благоустройства, которое без принуждения, одним умеренным и правильным распределением крестьянских повинностей и тщательным ко всем нуждам их вниманием, успели вынести в вашем селении, я поспешил изъявить вам истинную мою признательность за удовольствие, которое вы мне сим доставили: когда с деятельною государственной службою сопрягается пример частного доброго хозяйства, когда и служба, и хозяйство получают новую цену и уважение.
Пребываю к вам благосклонным. Александр".

Порадоваться в имении Грузино действительно было чему. А.А. Аракчеев привел в порядок принадлежащие ему селения, оставив 32 лучших из них и проложив между ними хорошо устроенные шоссейные дороги.
Существенным недостатком северо-западных российских земель был избыток влаги. Осушение болот составляло меру, необходимую в Санкт-Петербургской, Новгородской, Тверской, Ярославской, Минской и других губерниях, где стоячие воды, занимая огромные пространства, вредно действовали на климат, портили леса, затрудняли земледелие и препятствовали развитию скотоводства.В связи с чем в аракчеевских имениях и в целом на землях военных поселений осушению уделялось особое внимание. В Новгородских имениях Аракчеева проложены были сотни километров канав. Работы по осушению и строительству канав и дорог отличались высоким качеством. При прокладке канав расширялись лесные просеки, строились мосты. Уже наш современник, ученый-лесовод Г.М. Пятин доказал высокую лесохозяйственную эффективность мелиоративных и дорожных работ, выполненных при Аракчееве.
Осушительные системы, построенные в Старорусском, Грузинском и Новгородском лесничествах, частично сохранились до нашего времени. Благодаря дорогам и противопожарному устройству пожары в лесах прекратились.

После смерти Александра I Аракчеев практически отошел отдел государственных. Он много ездит по загранице - учится. И занимается исключительно своим имением, на примере которого доказывает рентабельность сельского хозяйства даже на таких бедных в плодородном отношении землях, как земли новгородские. Всякая культура начинается с личной инициативы энтузиастов. Примеру А.А. Аракчеева следовали и другие землевладельцы: Данилевский, Полторацкий, Энгельгард и многие другие. И их хозяйственные начинания, в первую очередь, начинались со строительства дорог. Отмена крепостного права впоследствии не застала таких землевладельцев врасплох. Они не разорились, как это случилось после 1861 года с тысячами других помещиков. Имения их не оказались "под опекой", в закладе, а затем на аукционах. Имения помещиков предпринимателей типа А.А. Аракчеева надежно перерастали в товарные хозяйства рыночного уклада.

Умер А.А Аракчеев в Грузино Новгородской губернии 21 апреля 1834 года. К сожалению, мало что осталось в Грузино от его многолетних трудов. Разве что дороги и каналы до сих пор облагораживающие небогатые новгородские земли. Пусть они и дальше остаются зримыми памятниками старому заслуженному русскому генералу от артиллерии Алексею Андреевичу Аракчееву.
Что же касается его грехов и заслуг, то история рассудит.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
  • Страница:
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
Время создания страницы: 0.539 секунд