Аракчеев Алексей Андреевич
Аракчеев Алексей Андреевич [23.9.(4.10).1769, Новгородской губернии, — 21.4.(3.5).1834, с. Грузино Новгородской губернии), генерал от артиллерии (1807), временщик при дворах Павла I и Александра I. Сын небогатого помещика Тверской губернии. В 1783—87 учился в Артиллерийском и инженерном шляхетском корпусе. С 1792 инспектор гатчинской артиллерии и пехоты, гатчинский губернатор, в 1796 петербургский городской комендант. При Павле I А. руководил реакционными преобразованиями в армии (насаждение прусских военных порядков, суровой палочной дисциплины, линейной тактики и т. д.). Вместе с тем ввёл некоторые улучшения в организацию и оснащение артиллерии. Несмотря на огромное влияние А. и награды, дважды увольнялся Павлом I в отставку (1798, 1799—1801). В 1803 восстановлен Александром I в должности инспектора артиллерии. В 1808—10 военный министр, с 1810 председатель департамента военных дел Государственного совета. С 1815 А. сосредоточил фактически в своих руках руководство Государственным советом, Комитетом министров и Собственной его императорского величества канцелярией, был единственным докладчиком царю по большинству ведомств. Проводил политику крайней реакции, полицейского деспотизма и грубой военщины, которая по имени А. получила название "аракчеевщины". Снискал всеобщую ненависть современников. Широко известна эпиграмма А. С. Пушкина на А.: "Всей России притеснитель, губернаторов мучитель... Полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести...". В царствование Николая I А. занимал лишь пост главного начальника военных поселений (с 1817), но аракчеевские методы продолжали сохранять свою силу.

Лит.: История СССР с древнейших времен до наших дней, т. 4, М., 1967, с. 168—73.

Граф (с 1799) Алексе[ch769]й Андре[ch769]евич Аракче[ch769]ев (23 сентября [4 октября] 1769, имение отца в Новгородской губернии — 21 апреля [3 мая] 1834, с. Грузино, Новгородской губернии) — русский государственный и военный деятель, пользовавшийся огромным доверием Павла I и Александра I, особенно во второй половине царствования Александра I («аракчеевщина»). Реформатор русской артиллерии, генерал от артиллерии (1807), главный начальник военных поселений (с 1817). Первый владелец дворцово-паркового ансамбля в Грузине (не сохранился). Большой любитель муштры и фрунта[2][3].

Содержание [убрать]
1 Место рождения
2 Ранние годы
3 Царствование Павла
4 Царствование Александра
5 Поздние годы
6 Послужной список
7 Оценки
7.1 Пушкин об Аракчееве
8 Аракчеевщина
9 Киновоплощения
10 Примечания
11 Ссылки

Происходил из дворянского рода Аракчеевых[4]. Точное место рождения неизвестно, имеются различные предположения. В Большой советской энциклопедии в качестве места рождения указана Новгородская губерния без конкретизации. Энциклопедия «Отечественная история» (М., 1994) не приводит сведений о рождении. Сборник «Знаменитые россияне» (Лениздат, 1996) также не содержит точных сведений. Священник Н. Н. Постников (1913), основываясь на собранных в Бежецком крае преданиях, местом рождения графа называет село Курганы — родовое село матери графа. Один из ранних биографов графа С. Н. Шубинский (1908) называет местом рождения Аракчеева сельцо Гарусово Вышневолоцкого уезда Тверской губернии без приведения каких-либо доказательств. Краевед Д. Л. Подушков приводит аргументы в пользу того, что граф Аракчеев родился и провел свои детские годы в сельце Гарусово на берегу озера Удомля (сегодня Удомельский район Тверской области)[5]. Современный биограф Алексея Андреевича Аракчеева В. А. Томсинов полагает, что точного ответа на вопрос, где он родился, «дать невозможно, потому что никаких документов о рождении Алексея не сохранилось. Его мать Елизавета Андреевна 23 сентября 1769 года — в день, когда он родился, — вполне могла находиться и в Гарусово, и в Курганах. А поскольку семья Аракчеевых проживала попеременно в обоих этих селениях, а зимою нередко обитала в своем бежецком доме, то и детство Алексея проходило и в Гарусово, и в Курганах, и в Бежецке» (Томсинов В. А. Аракчеев. — М., 2003. — С. 24-25).

Ранние годы[править | править исходный текст]
Первоначальное образование под руководством сельского дьячка состояло в изучении русской грамоты и арифметики. К последней науке мальчик чувствовал большую склонность и усердно занимался ею.

Желая поместить своего сына в артиллерийский кадетский корпус, Андрей Андреевич Аракчеев (1732—1797) повёз его в Санкт-Петербург. Много пришлось испытать бедному помещику. При записи в военное училище предстояло заплатить до двухсот рублей, а денег у Андрея Андреевича не было. Андрей Андреевич с сыном, собиравшийся оставить столицу, отправился в первый воскресный день к Санкт-Петербургскому митрополиту Гавриилу, который раздавал бедным деньги, присылавшиеся Екатериной II на этот предмет. На долю помещика Аракчеева достались от митрополита три серебряных рубля. Получив ещё некоторое пособие от госпожи Гурьевой, Андрей Андреевич перед отъездом из Санкт-Петербурга решил попытать счастья: он явился к Петру Ивановичу Мелиссино, от которого зависела судьба сына его. Пётр Иванович благосклонно отнёсся к просьбе Андрея Андреевича, и молодой Аракчеев был принят в корпус. Быстрые успехи в науках, особенно в математике, доставили ему вскоре (в 1787) звание офицера.

В свободное время давал уроки по артиллерии и фортификации сыновьям графа Николая Ивановича Салтыкова, которому он был рекомендован первым его благодетелем, тем же Петром Ивановичем Мелиссино.

Спустя некоторое время наследник престола Павел Петрович обратился к графу Салтыкову с требованием дать ему расторопного артиллерийского офицера. Граф Салтыков указал на Аракчеева и отрекомендовал его с самой лучшей стороны. Алексей Андреевич в полной мере оправдал рекомендацию точным исполнением возлагавшихся на него поручений, неутомимой деятельностью, знанием военной дисциплины, строгим подчинением себя установленному порядку. Всё это вскоре расположило к Аракчееву великого князя. Алексей Андреевич был пожалован комендантом Гатчины и впоследствии начальником всех сухопутных войск наследника. Он был необходим Павлу как «непревзойдённый в России мастер муштры»[2].

Царствование Павла[править | править исходный текст]
По восшествии на престол император Павел Петрович пожаловал весьма много наград, особенно — приближённым. Аракчеев не был забыт: так, будучи полковником, он был пожалован 7 ноября 1796 года (год восшествия на престол императора Павла) петербургским комендантом; 8 ноября произведён в генерал-майоры; 9 ноября — в майоры гвардии Преображенского полка; 13 ноября — кавалером ордена Святой Анны 1-й степени; в следующем 1797 году 5 апреля, в 27 лет, ему было пожаловано баронское достоинство и орден Святого Александра Невского. Кроме того, государь, зная недостаточное состояние барона Аракчеева, пожаловал ему две тысячи крестьян с предоставлением выбора губернии. Аракчеев затруднялся в выборе имения. Наконец он выбрал село Грузино в Новгородской губернии, ставшее впоследствии историческим селом. Выбор был утверждён государем.

Но недолго пришлось Аракчееву пользоваться расположением императора. 18 марта 1798 года Алексей Андреевич был отставлен от службы — с чином, впрочем, генерал-лейтенанта. Не прошло нескольких месяцев, как Аракчеев был принят снова на службу. 22 декабря того же 1798 года ему велено было состоять генерал-квартирмейстером, а 4 января следующего года он был назначен командиром гвардии артиллерийского батальона и инспектором всей артиллерии; 8 января пожалован командором ордена Святого Иоанна Иерусалимского; 5 мая — графом Российской империи за отличное усердие и труды на пользу службы. 1 октября того же года Аракчеев был отставлен от службы в другой раз. На этот раз отставка продолжалась до нового царствования.

Царствование Александра[править | править исходный текст]

Дом Аракчеева на Мойке у Зимнего дворца. Архитектор Ф. Демерцов.
В 1801 на престол взошёл император Александр Павлович, с которым Алексей Андреевич хорошо сблизился по службе ещё как с наследником престола.

14 мая 1803 Аракчеев был принят на службу с назначением на прежнее место, то есть инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии артиллерийского баталиона.

В 1805 находился при государе в Аустерлицком сражении. С 4 февраля 1806 года состоял в браке с дворянкой Натальей Федоровной Хомутовой[6], но вскоре с нею разошёлся. В 1807 произведён в генералы от артиллерии, а 13 (25) января 1808 назначен военным министром; 17 (29) января назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии с подчинением ему комиссариатского и провиантского департаментов. Во время управления министерством Аракчеевым были изданы новые правила и положения по разным частям военной администрации, упрощена и сокращена переписка, учреждены запасные рекрутские депо и учебные батальоны; артиллерии была дана новая организация, приняты меры к повышению уровня специального образования офицеров, упорядочена и улучшена материальная часть. Положительные последствия этих улучшений не замедлили обнаружиться во время войн в 1812—1814 годах.

В войне с Швецией принимал деятельное участие, в феврале 1809 он отправился в Або. Там некоторые генералы, ввиду приказа государя перенести театр войны на шведский берег, выставляли разные затруднения. Много препятствий пришлось претерпеть русским войскам, но Аракчеев энергично действовал.

Во время движения русских войск к Аландским островам в Швеции последовала перемена в правлении: вместо Густава-Адольфа, свергнутого с престола, стал королём Швеции дядя его, герцог Зюдерманландский. Защита Аландских островов была вверена генералу Дёбельну, который, узнав о стокгольмском перевороте, вступил в переговоры с командиром русского отряда Кноррингом о заключении перемирия, что и было сделано. Но Аракчеев не одобрил поступка Кнорринга и при свидании с генералом Дебельном сказал последнему, что он прислан от государя «не перемирие делать, а мир».

Последующие действия русских войск были блистательны: Барклай де Толли совершил славный переход через Кваркен, а Шувалов занял Торнео. 5 сентября был подписан русскими и шведскими уполномоченными Фридрихсгамский мир, по которому отошли к России Финляндия, часть Вестерботтена до реки Торнео и Аландские острова.

1 января 1810 года Аракчеев оставил военное министерство и назначен председателем департамента военных дел во вновь учреждённом тогда Государственном совете, с правом присутствовать в комитете министров и Сенате.

14 июня 1812 года ввиду приближения Наполеона снова был призван к управлению военными делами; «с оного числа, — по словам Аракчеева, — вся французская война шла через мои руки, все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления государя».

Во время Отечественной войны главным предметом забот Аракчеева было образование резервов и снабжение армии продовольствием, а после установления мира доверие императора к Аракчееву возросло до того, что на него было возложено исполнение высочайших предначертаний не только по вопросам военным, но и в делах гражданского управления.

В это время особенно стала занимать Александра I мысль о военных поселениях в обширных размерах. По некоторым сведениям, Аракчеев сначала обнаруживал явное несочувствие этой мысли; но ввиду непреклонного желания государя он повёл дело круто, с беспощадной последовательностью, не стесняясь ропотом народа, насильственно отрываемого от вековых, исторически сложившихся обычаев и привычного строя жизни. Целый ряд бунтов среди военных поселян был подавлен с неумолимой строгостью; внешняя сторона поселений доведена до образцового порядка; до государя доходили лишь самые преувеличенные слухи о их благосостоянии, и многие даже из высокопоставленных лиц, или не понимая дела, или из страха перед могущественным временщиком превозносили новое учреждение непомерными похвалами.

Влияние Аракчеева на дела и могущество его продолжалось во все царствование императора Александра Павловича. Будучи влиятельнейшим вельможей, приближённым государя, Аракчеев, имея орден Александра Невского, отказался от пожалованных ему других орденов: в 1807 от ордена св. Владимира и в 1808 — от ордена св. апостола Андрея Первозванного и только оставил себе на память рескрипт на орден Андрея Первозванного.

В 1814 году Аракчеев отказался от звания фельдмаршала[7].

Удостоившись пожалования портрета государя, украшенного бриллиантами, Алексей Андреевич бриллианты возвратил, а самый портрет оставил. Говорят, что будто бы император Александр Павлович пожаловал мать Аракчеева статс-дамою. Алексей Андреевич отказался от этой милости. Государь с неудовольствием сказал: «Ты ничего не хочешь от меня принять!» — «Я доволен благоволением Вашего Императорского Величества, — отвечал Аракчеев, — но умоляю не жаловать родительницу мою статс-дамою; она всю жизнь свою провела в деревне; если явится сюда, то обратит на себя насмешки придворных дам, а для уединённой жизни не имеет надобности в этом украшении». Пересказывая об этом событии приближенным, Алексей Андреевич прибавил: «только однажды в жизни, и именно в сём случае, провинился я против родительницы, скрыв от неё, что государь жаловал её. Она прогневалась бы на меня, узнав, что я лишил её сего отличия» (Словарь достопамятных людей русской земли, изд. 1847).

Поздние годы[править | править исходный текст]
См. также: Дело об убийстве Настасьи Шумской

Дом Аракчеева в усадьбе Грузино
19 ноября 1825 года скончался Александр I.

Аракчеев не принял участие в подавлении восстания декабристов, за что и был отправлен в отставку Николаем I. Сохранив звание члена Государственного совета, Аракчеев отправился путешествовать за границу; его здоровье было надломлено отставкой и убийством дворовыми в Грузине Н. Ф. Минкиной — наложницы Аракчеева и управительницы его имением (см. «Дело об убийстве Настасьи Шумской»). В 1833 Аракчеев внёс в государственный заёмный банк 50 000 рублей ассигнациями с тем, чтобы эта сумма оставалась в банке девяносто три года неприкосновенною со всеми процентами: три четверти из этого капитала должны быть наградою тому, кто напишет к 1925 году (на русском языке) лучшую историю царствования Александра I, остальная четверть этого капитала предназначена на издержки по изданию этого труда, а также на вторую премию, и двум переводчикам по равной части, которые переведут с русского на немецкий и на французский языки удостоенную первой премии историю Александра I. Аракчеев соорудил перед соборным храмом своего села великолепный бронзовый памятник Александру, на котором сделана следующая надпись: «Государю-Благодетелю, по кончине Его». Последним делом Аракчеева на пользу общую было пожертвование им 300 000 рублей для воспитания из процентов этого капитала в Новгородском кадетском корпусе бедных дворян Новгородской и Тверской губерний.

Здоровье Аракчеева между тем слабело, силы изменяли. Николай I, узнав о его болезненном состоянии, прислал к нему в Грузино лейб-медика Вилье, но последний не мог ему уже помочь, и накануне Воскресения Христова, 21 апреля 1834 года, Аракчеев скончался, «не спуская глаз с портрета Александра, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью Самодержцу Всероссийскому». Лейб-медик, присланный Николаем I, ничем не мог помочь ему, а он все кричал, чтобы ему продлили жизнь хотя бы на месяц. Наконец, вздохнув, проговорил: «Проклятая смерть», — и умер. Прах Аракчеева покоится в храме села Грузина, у подножия бюста императора Павла I.

Послужной список[править | править исходный текст]
В службе:

10 (21) октября 1783 года — кадетом в Артиллерийском кадетском (впоследствии — 2-й) корпусе;
9 (20) февраля 1785 года — пожалован капралом;
27 сентября (8 октября) 1785 года — сержантом;
27 сентября (8 октября) 1787 года — произведён в подпоручики армии в том же корпусе;
11 (22) января 1789 года — переименован в поручики в том же корпусе;
24 июня (5 июля) 1790 года — назначен адъютантом, чина армии капитана, в штаб артиллерии-генерала Мелиссино;
8 (19) октября 1792 года — произведён в капитаны;
5 (16) августа 1793 года — в майоры;
28 июня (9 июля) 1796 года — в подполковники, в батальоне Его Императорского Величества;
8 (19) ноября 1796 года — в генерал-майоры;
18 (29) марта 1798 года — в генерал-лейтенанты и уволен в отставку;
11 (22) августа 1798 года — принят обратно из отставки в службу с отданием старшинства, и определён в свиту Его Императорского Величества;
4 (15) января 1799 года — назначен командиром гвардейского артиллерийского батальона и инспектором всей артиллерии;
1 (12) октября 1799 года — отставлен от службы;
14 (26) мая 1803 года — вторично принят в службу и назначен инспектором всей артиллерии;
27 июня (9 июля) 1807 года — произведён в генералы от артиллерии;
13 (25) января 1808 года — назначен Военным министром;
17 (29) января 1808 года — генерал-инспектором всей артиллерии и пехоты;
18 (30) января 1810 года — назначен в Государственный совет председательствующим по Военному департаменту;
Высочайше повелено, в воздаяние отличного управления Военным министерством отдавать ему все прежние военные почести.
В походах не бывал.

Высочайшим приказом 28 апреля (10 мая) 1834 года — исключён из списков умершим.

Оценки[править | править исходный текст]

портрет работы Дж.Доу, 1823, ГРМ
В своих записках Саблуков так говорит о внешности Аракчеева:

По наружности Аракчеев похож на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист; в его складе не было ничего стройного; так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было бы изучать анатомию жил, мышц и т. п. Сверх того, он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие, мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет лица его был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший. Чтобы дорисовать его портрет — у него были впалые серые глаза, и всё выражение его лица представляло странную смесь ума и злости[8]

С детства угрюмый и необщительный, оставался таким и в продолжение всей жизни. При недюжинном уме и бескорыстии он умел помнить и добро, когда-либо кем ему сделанное. Кроме угождения воле монаршей и исполнения требований службы, он ничем не стеснялся. Суровость его нередко вырождалась в жестокость, и время его почти безграничного владычества (последние годы, первой четверти XIX века) было своего рода террором, так как все трепетали перед ним. Вообще, память по себе он оставил недобрую, хотя любил строгий порядок и был расчётлив. Ещё в 1816 имп. Александр I утвердил духовное завещание Аракчеева, поручив хранение завещания Правительствующему сенату. Завещателю предоставлено было избрать наследника, но Аракчеев не исполнил этого; в распоряжениях же Аракчеева было сказано следующее: «ежели бы дни его прекратились прежде избрания им достойного наследника, то сие избрание предоставляет он Государю Императору». Вследствие такой воли графа, желая, с одной стороны, упрочить нераздельное владение имением покойного и благосостояние крестьян его, а с другой — сохранить имя Аракчеева таким способом, который бы соответствовал его постоянному стремлению к общественной пользе, Николай I признал за лучшее средство отдать навсегда Грузинскую волость и всю принадлежащую к ней движимость в полное и нераздельное владение Новгородскому кадетскому корпусу, получившему с тех пор название Аракчеевского (позднее находившемуся в Нижнем Новгороде) с тем, чтобы он обращал доходы, получаемые с имения, на воспитание благородного юношества и принял имя и герб завещателя.

Обширный материал для характеристики графа Аракчеева и его времени собран на страницах «Русской старины», изд. 1870—1890, также см. «Русский архив» (1866 г. № 6 и 7, 1868 г. № 2 и 6, 1872 г. № 10, 1876 № 4); «Древняя и новая Россия» (1875 г. № 1-6 и 10); Ратч, «Биография гр. Аракчеева» (Воен. сборн., 1861); Булгарин, «Поездка в Грузино» (СПб., 1861); Глебова, «Слово об Аракчееве» (Воен. сборн., 1861 г.) и др.

А. Б. Зубов в своей работе «Размышления над причинами революции в России» рассматривает военные поселения как попытку Александра I создать в России класс, опираясь на который, царь мог бы осуществить либеральные реформы. Так автор оценивает Аракчеева и его деятельность:

Аракчеев, верующий и благочестивый с молодых лет православный христианин, одаренный блестящими организаторскими способностями и административным талантом и, что, наверное, самое главное, трудившийся не ради корысти и славы, а также, как и Император, следуя своему нравственному долгу …, такой сотрудник был бесконечно нужен Александру. Император прекрасно знал слабости и недостатки своего гатчинского друга — малокультурность, обидчивость, завистливость, ревность к царской милости, но все это перевешивалось в глазах царя его достоинствами. Александр, Аракчеев и князь А. Н. Голицын втроем составили тот мощный рычаг, который чуть было не развернул Россию с пути к национальной катастрофе, намеченного деяниями «великих» монархов XVIII века — Петра и Екатерины.
— Андрей Зубов.Размышления над причинами революции в России Царствование Александра Благословенного. «Новый Мир» 2006, № 7
В конце ХХ века отечественные историки стали по-другому оценивать деятельность Аракчеева. В годы русско-шведской войны 1808—1809 гг. Аракчеев прекрасно организовал снабжение войск, обеспечивал пополнением и артиллерией. Своим личным участием и организацией боевых действий он побудил шведов начать мирные переговоры. Победы русской армии 1812—1813 гг. не были бы столь блистательны, если бы в руководстве военного ведомства, тылового снабжения и обеспечения не было Аракчеева. Именно хорошая подготовка армии к боевым действиям ещё до 1812 года способствовала успешному разгрому противника.

Аракчеев всю свою жизнь люто ненавидел традиционно укоренившееся в российском обществе взяточничество. Пойманные с поличным немедленно изгонялись с должностей, невзирая на лица. Волокита и, как следствие, вымогательство с целью получения взятки преследовались им беспощадно. Аракчеев требовал незамедлительного решения вопросов и строго следил за выполнением сроков исполнения. Прогнившее с верхов до низов канцелярское сообщество ненавидело Аракчеева. Чего же удивляться, что срез этого общества определял настроение писателей и публицистов, придумавших «аракчеевщину».
Военные поселения, в чём обвиняли Аракчеева, предложил сам Александр I (Аракчеев был против этого проекта), оформил в указы и инструкции М. М. Сперанский, а исполнять поручили Аракчееву. Честный солдат просто строго выполнял свой служебный долг.

И, наконец, о порядочности Аракчеева свидетельствуют чистые подписанные бланки указов Александра I, которые оставлял царь Аракчееву, часто уезжая из столицы. Временщик мог использовать эти чистые бланки в своих целях для расправы с неугодными, ибо врагов у него было достаточно. Но ни один из доверенных царём бланков не был использован Аракчеевым в собственных личных целях.
Современные исследователи характеризуют его «как одного из наиболее эффективных в отеч. истории администраторов»[9] и считают, что он был «идеальным исполнителем, способным воплотить в жизнь грандиозные предначертания»[10]

Пушкин об Аракчееве[править | править исходный текст]
Основная статья: Эпиграммы Пушкина на Аракчеева
А. С. Пушкин написал несколько не вполне цензурных эпиграмм на Аракчеева[11]. Однако у более зрелого поэта отставленный Аракчеев вызывал симпатию. Отзываясь на кончину временщика, Пушкин писал жене: «Об этом во всей России жалею я один — не удалось мне с ним свидеться и наговориться»[12].

Аракчеевщина[править | править исходный текст]
Режим реакционного полицейского деспотизма и грубой военщины, связанный с деятельностью Аракчеева. Термин употребляется с конца первой четверти XIX века для обозначения всякого грубого произвола. Особенно категорически негативно оценивалась деятельность Аракчеева социалистическими и коммунистическими историками и публицистами, как уродливое проявление российского самодержавия. Серьёзного анализа деятельности Аракчеева как государственного и военного деятеля, как правило, не проводилось. Поэтому термин нёс в себе ругательно обобщающий оттенок времени царствования Павла I и Александра I.

Киновоплощения[править | править исходный текст]
Карнович-Валуа, Сергей Сергеевич («Юность поэта» СССР, 1937).
Астангов, Михаил Фёдорович («Суворов» СССР, 1941).
Ицков, Юрий Леонидович («18-14» Россия, 2007).
Клюев, Борис Владимирович («1812: Уланская баллада» Россия, 2012).
Примечания[править | править исходный текст]
[ch8593] Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В.Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А.Е. Кроль, К.М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 251, кат.№ 7813. — 360 с.
[ch8593] Перейти к: 1 2 Томсинов В. А. Временщик: А. А. Аракчеев. — ТЕИС, 1996. — С. 40.
[ch8593] История России с древнейших времен до наших дней. — М., 2010. — Т. 2. — С. 38. — ISBN 9785392010257.
[ch8593] Д. С—в. Аракчеев, Алексей Андреевич // Русский биографический словарь : в 25-ти томах. — СПб.—М., 1896—1918.
[ch8593] Подушков Д. Л. «Он был настоящий русак…» (О графе Аракчееве А. А.) // Удомельская старина : Краеведческий альманах. — 2000, январь. — № 16.
[ch8593] 110 ВТАП — Прошение Н. Ф. Аракчеевой. Проверено 8 марта 2013. Архивировано из первоисточника 9 марта 2013.
[ch8593] АРАКЧЕЕВ Алексей Андреевич. Сайт Министерства обороны Российской Федерации.
[ch8593] Цит. по: В. П. Никольский. Состояние русской армии к концу царствования Александра I // История русской армии, 1812—1864 гг. — СПб.: ООО «Издательство „Полигон“», 2003. ISBN 5-89173-212-2
[ch8593] Томсинов В. А. Аракчеев. — М., 2003.
[ch8593] Фёдоров В. А. М. М. Сперанский и А. А. Аракчеев. — М., 1997.
[ch8593] Пушкин А. С. Собрание сочинений в десяти томах. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. — Т. 1. — С. 126.
[ch8593] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в 10-ти томах. — 1979. — Т. 10. — С. 371.
Ссылки[править | править исходный текст]
А. А. Аракчеев в Викитеке?
А. А. Аракчеев на Викискладе?
Аракчеев А. А. Автобиографические заметки графа Аракчеева // Русский архив. — 1866. — Вып. 9. — Стб. 923—927.
Аракчеев А. А. Из рассказов гр. А. А. Аракчеева // Исторический вестник. — 1894. — Т. 58, № 10. — С. 301—304.
Аракчеев А. А. Письма 1796—1979 гг. / Сообщ. А. И. Макшеев // Русская старина. — 1891. — Т. 71, № 8. — С. 404—407. — Под загл.: Алексей Андреевич Аракчеев в 1796—1797 гг.
Аракчеев А. А. Письмо графа Аракчеева к графине Канкриной / Примеч. П. А. Вяземского // Русский архив. — 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 281—283.
Аракчеев А. А., Карамзин Н. М. Письма к великому князю цесаревичу Константину Павловичу / Сообщ. Г. Александровым // Русский архив. — 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 289—293.
Биографический очерк Аракчеева Алексея Андреевича
Биографический очерк об Алексее Аракчееве
Биография Аракчеева
Вилие Я. В. Письмо Я. В. Виллие к А. А. Аракчееву
Врангель Н., Маковский С., Трубников А. Аракчеев и искусство // Старые годы. — 1908. — № 7. — С. 439—471. (иллюстр.).
Граф А. А. Аракчеев. (Материалы) // Русская старина, 1900. — Т. 101. — № 1. — С. 97-106.
Гриббе А. К. Граф Алексей Андреевич Аракчеев. (Из вспоминаний о Новгородских военных поселениях). 1822—1826 // Русская старина. — 1875. — Т. 12, № 1. — С. 84-123.
Европеус И. И. Воспоминания Европеуса о службе в военном поселении и об отношениях к графу Аракчееву // Русская старина. — 1872. — Т. 6, № 9. — С. 225—242.
Европеус И. И. Воспоминания И. И. Европеуса. Бунт военных поселян короля прусского полка. 17-го июля 1831 г. // Русская старина. — 1872. — Т. 6, № 11. — С. 547—558.
Зубов Андрей. Размышления над причинами революции в России. Царствование Александра Благословенного
Минкина Н. Ф. (Шумская) Письма Настасьи Федоровой Минкиной к графу А. А. Аракчееву / Сообщ. Н. Г. Богословским // Русский архив. — 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 1656—1672.
Отто Н. К. Черты из жизни графа Аракчеева / Сообщ. И. К. Отто // Древняя и Новая Россия. — 1875. — Т. 1, № 1. — С. 95-102.
Подушков Д. Л. Роль графа А. А. Аракчеева в Отечественной войне 1812 года. Краеведческий альманах «Удомельская старина», № 29, сентябрь 2002.
Подушков Д. Л. Родословная Аракчеевых. Краеведческий альманах «Удомельская старина», № 29, сентябрь 2002. Колькольцов В. Б. Исполнил и дополнил
Подушков Д. Л. (составитель), Воробьев В. М. (научный редактор). Знаменитые россияне в истории Удомельского края. — Тверь: СФК-офис, 2009. — 416 с.
Романович Е. М. Пресмертные дни и кончина графа Аракчеева. (Из рассказа отставного штабс-капитана Евгения Михайловича Романовича) / Сообщ. П. А. Мусатовским // Русский архив. — 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 283—289.
Сигунов Н. Г. Черты из жизни графа Аракчеева. Рассказы генерал-майора Ник. Григор. Сигунова / Сообщ. М. И. Богданович // Русская старина. — 1870. — Т. 1. — Изд. 3-е. — Спб., 1875. — С. 245—249.
Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг. // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 297-298.
Томсинов В. А. Аракчеев (серия «Жизнь замечательных людей»). — М.: Молодая гвардия, 2003, 2010
Томсинов В. А. Временщик (Исторический портрет А.А. Аракчеева). — М.: Зерцало-М, 2013, тираж 700 зкз.
Троицкий Н. Россия во главе Священного союза: Аракчеевщина

Аракчеевщина

Содержание:
[ch8594] Альтернативные толкования
[ch8594] Предметная область
[ch8594] Опубликоваться!

Исторический справочник русского марксиста, 1999 г.

Аракчеевщина - система военных поселений, введенная Аракчеевым, временщиком и военным министром Александра I. Сущность этой системы заключается в том, что воинские части, расселенные в различных областях России, совмещали воинскую службу с занятием полевыми работами; военно-земледельческая колония должна была быть в своем районе оплотом полицейского режима. Первый опыт устройства таких поселений был сделан в 1810 г., когда в Климовическом уезде Могилевской губернии был поселен запасный батальон Елецкого мушкетерского полка. При дальнейшем развитии военных поселений они формировались из местных жителей округа и лучших нижних чинов данного полка. Военные поселяне были освобождены от всех государственных податей и земских повинностей, а также от рекрутских наборов, взамен чего они должны были комплектовать всеми способными к службе людьми тот полк, в округ которого они входили. Вся военная организация оставалась нетронутой, при чем хозяйственные функции распределялись между офицерами таким же образом, как раньше строевые (офицеры должны были руководить земледельческими работами, наблюдать за домашним хозяйством поселян и отвечать за каждое упущение своих "подданных") фельдфебеля, вахмистры и известное число унтер-офицеров не получали земельных наделов и обязаны были обучать военных поселян фронту и маршировке). Отдельные военные поселения объединялись в округа. Главным начальником всех военных поселений был Аракчеев. При нем состоял особый штаб поселенных войск, а для заведывания работами по возведению построек в местах военных поселений - экономический комитет. Высшее местное управление военными поселениями в Новгородской губернии сосредоточивалось в дивизионных штабах, а в Могилевской губернии - в штабе начальника округа. Все южные поселения были подчинены графу Витту. Районом поселения каждого полка заведывал полковой командир: он председательствовал в комитете полкового управления, состоявшем из командира поселенного батальона, священника, четырех командиров поселенных рот, квартирмейстера и казначея. При комитете состоял дежурный офицер для "экстренных осмотров и производства следствий", другой офицер обязан был содержать в порядке карты и описание земель округа военного поселения и составлять планы строительных работ. Комитет заботился о хлебопашестве, выдавал пособия из заемного капитала и хлебного запасного магазина, производил торги на подряды и поставки и т. д. От комитета полкового управления зависело увольнение поселян в соседние губернии и разрешение им вступать в брак. Командир поселенного батальона совмещал в своем лице одновременно и военно-полицейскую и хозяйственную власть. Несмотря на целый ряд реорганизаций и изменений, вносившихся правительством в систему военных поселений, уже через 40 лет оказалось, что население округов сильно обеднело; у многих хозяев-поселенцев не было рабочего скота, садоводство пришло в упадок, постройки стали разрушаться. Убыточность всего этого дела била в глаза, и в 1854 г. военные поселения и округа пахотных солдат были упразднены и переданы в управление министерства государственных имуществ (в начале царствования Александра II). /Т. 15/

Альтернативные толкования термина аракчеевщина:
А. Крюковских. Словарь исторических терминов, 1998 г.
АРАКЧЕЕВЩИНА — политика реакции, полицейского деспотизма, проводившаяся графом А. А. Аракчеевым (1769—1834), вое...
Отечественная история в терминах и понятиях/Под ред.М.В.Зотовой, 2002 г.
АРАКЧЕЕВЩИНА - в дореволюционной, а затем и в советской историографии - политика грубой военной дисциплины, посл...
С. Боброва. История России с древнейших времен до 1917 года: глоссарий.
АРАКЧЕЕВЩИНА – в дореволюционной, а затем и в советской историографии – политика грубой военной дисциплины после...

Предметная область термина аракчеевщина включает 1 определений:
ВОЕННЫЕ ПОСЕЛЕНИЯ (АРАКЧЕЕВЩИНА)
-1810-1854гг. - способ организации армии, создание деревень, жители которых автоматически станов...

Влияние Минкиной
После убийства Настасьи Фёдоровны Минкиной 9 октября 1825 года граф Аракчеев забросил все государственные дела, что, кстати, явилось одной из косвенных причин успешного выхода декабристов на Сенатскую площадь. Будь граф Аракчеев при исполнении своих обязанностей (а он замещал императора во время путешествия Александра I на юг), он бы сумел взять ситуацию под контроль до 14 декабря. Но это сослагательное наклонение, а мы перейдём к фактам.
Минкина была домоправительницей и любовницей графа Аракчеева, и её влияние было так велико, что множество влиятельнейших лиц Империи заискивало перед ней в поисках чинов, наград, денег и должностей.
Через шесть недель после убийства Минкиной граф Аракчеев начал разборку вещей покойной и обнаружил множество ценных подарков и вещей, которые присылались его домоправительнице как в благодарность за оказанную услугу, так и с просьбами о содействии. Все подобные дары сопровождались соответствующими письмами.
Граф Аракчеев составил подробный список дарителей и даров, нагрузил всё это добро в сорок возов и отправил в Петербург. В столице фельдъегери начали развозить эти вещи по домам тех особ, от которых они были получены. Многие знатные лица начали отказываться от этих вещей и утверждать, что они не понимают, о чём идёт речь.
Тогда Аракчеев велел передать непонятливым, что он напечатает в “Ведомостях” оригиналы имеющихся у него писем. После этого все вещи были с благодарностью приняты.
В Петербурге только два знатных дома не удостоились посещения этих фельдъегерей: графини Софьи Владимировны Строгановой (1775-1845) и князя Александра Николаевича Голицына (1773-1844).

Минкина Настасья Федоровна

Настасья Федоровна Минкина домоправительница графа Аракчеева, крестьянка. Умная и красивая, Минкина сумела привязать к себе Аракчеева и разлучить его с женой. Влияние ее на графа было так велико, что с ней заискивали высокопоставленные лица. Сам император Александр I заходил в ее комнаты пить чай. В Грузине Минкина заведовала всем хозяйством во время частых отлучек Аракчеева, причем выказала замечательную аккуратность и распорядительность, что не мешало ей изменять графу и брать взятки. Крестьяне считали ее колдуньей, так как, систематически организовав шпионство, она узнавала самые тайные их намерения. Жестокость ее возмущала даже привычное к суровым наказаниям население. Желая окончательно привязать к себе графа, она симулировала беременность и взяла у крестьянки Лукьяновой новорожденного ребенка, которого выдала за своего сына. Жестокость Минкиной доводила дворовых людей до самоубийства. Несколько попыток отравить ее кончились неудачно. В 1825 г. Минкина систематически стала истязать комнатную девушку, красавицу Прасковью: она жгла ей лицо щипцами для завивки волос, вырывая куски мяса. Страдалица вырвалась и убежала на кухню к брату. Последний схватил нож, бросился в комнату Минкиной и зарезал ее. Следствие об убийстве вел П. А. Клейнмихель. Осужденных били кнутом с такой жестокостью, что двое умерли на месте и один через несколько дней.

НЕ-БЕДНАЯ НАСТЯ: Настасья Минкина

Дата последнего обновления: 29.06.12 10:52 Убрать стили оформления

Это была одна из самых жестоких женщин своего времени. Когда я читала знаменитый роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», то в главе «Великий бал у Сатаны» впервые встретила фамилию этой женщины. В этой главе Маргарита встречает гостей бала (их ей представляет Коровьев), и уже после прочтения романа я сообразила, что большинство представленных — не выдуманные, а наоборот — самые что ни на есть реальные персонажи: это наиболее знаменитые в истории злодейки и злодеи. И вот как Коровьев представил очередную гостью:

« –...Госпожа Минкина, ах как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь лицо горничной щипцами для завивки! Конечно, при этих условиях зарежут!..»

Естественно, мне стало интересно узнать про госпожу Минкину и я начала искать сведения о ней. Вот результаты моих поисков.

НЕ-БЕДНАЯ НАСТЯ:

Настасья Минкина:

Настасья Минкина была она любовницей знаменитого графа Аракчеева — влиятельного временщика при императорах Павле I и Александре I. Сначала несколько слов о нем.

Фамилия этого человека обозначила целую эпоху и стала нарицательной. Выразительное слово «аракчеевщина» до сих пор в русском языке обозначает жестокое командование и палочную дисциплину. Сам Аракчеев был свято убежден: «Только то и делается, что из-под палки».

Аракчеев Алексей Андреевич родился в 1769 году. Был он выходцем из мелкопоместных дворян, в детстве кое-как изучил у местного сельского дьячка, по его собственным словам «русскую грамоту и четыре правила арифметики». В 1783 году он поступил в кадеты Артиллерийского и Инженерного шляхетского корпуса. В учебе успехи его были блестящие, начальство отличало его, но товарищи ненавидели за тяжелый характер: они частенько били его, а однажды даже сбросили с лестницы на него тяжелый камень. Жаль, что промахнулись!

Неизвестно, как бы пошла дальше его карьера, если бы не начал он службу в Гатчине, которая тогда принадлежала наследнику престола великому князю Павлу Петровичу. Тот заметил усердного до педантизма молодого офицера и назначил его командовать артиллерией в своем небольшом гатчинском «войске». Аракчеев был по собачьи предан Павлу, однажды даже встал перед ним на колени и сказал: «У меня только и есть, что Бог да Вы!»

Настоящий апогей своей карьеры Аракчеев пережил после воцарения Павла. Став императором, тот щедро вознаградил своего преданного фаворита: дал звание полковника и назначил комендантом Санкт-Петербурга. По милости императора Аракчеев становится богачом: Павел подарил ему имение Грузино в Новгородской губернии с окрестным селом Оскуя и девятнадцатью деревнями, а также две тысячи душ крестьян. В день коронации императора Аракчееву было даровано звание барона, а в 1799 году он стал графом Российской Империи.

Нельзя сказать, что все это было даровано ему за безделье и лесть — Аракчеев был весьма усерден в исполнении любых обязанностей, возложенных на него государем. Куда бы ни послал его Павел — вскоре после назначения Аракчеева на должность в подведомственных ему учреждениях воцарялся безукоризненный порядок. Достигалось сие совершенство самыми грубыми методами: пользуясь почти безграничной властью, дарованной ему императором, и сознавая свою безнаказанность, Аракчеев не скупился на площадную брань и даже побои. Причем его тяжелый нрав и руку испытывали на себе не только рядовые чины, но и старшие офицеры-дворяне. На Аракчеева не раз пытались жаловаться самому императору — другой управы на него не могло быть, но толку не было: Павел безоглядно верил ему. Некоторая холодность, в отношении к Аракчееву появилась у императора лишь тогда, когда своей грубостью тот спровоцировал настоящую трагедию. Однажды он грязно оскорбил заслуженного полковника Лена, суворовского ветерана, награжденного за заслуги Георгиевским крестом. Лен вернулся домой, зарядил два пистолета и вернулся обратно, но не застал Аракчеева дома. Тогда он вернулся к себе и застрелился, оставив письмо, в котором объяснял причину своего поступка.

Именно в это время Аракчеев и встретил женщину, которая стала главной любовью его жизни.

Сам он ни внешними, ни внутренними достоинствами, приятными для прекрасного пола, совершенно не обладал. Вот как описывали его внешность современники:

«По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист: в его складе не было ничего стройного, так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было изучать анатомию жил, мышц и т.д. Сверх того он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет его лица был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший...». Ко всему этому внешнему неблагообразию присоединялся крайне неприятный голос: высокий и тонкий.

Впрочем, хорошо известно, что даже не слишком красивый мужчина может нравиться женщинам, если обладает своего рода харизмой, обаянием, сексуальными талантами. Но, увы, и этим Аракчеев не мог похвалиться. И ни одна женщина не испытывала к нему бескорыстных нежных чувств. Впрочем, это Аракчеева совсем не беспокоило — он и без того не испытывал недостатка в женском обществе. Утолял он свои сексуальные аппетиты (а они, судя по отзывам современников, были у него немалые) вполне в духе тогдашней России: с красивыми крепостными девушками. Если не хватало своих, то он покупал приглянувшихся ему красоток у своих соседей-помещиков: те боялись отказать всемогущему временщику. Постоянством чувств до поры до времени Аракчеев не страдал, его наложницы менялись очень быстро: надоевшую он снабжал небольшим приданым и быстро выдавал замуж, а не ее место поступала следующая. Такое приятное времяпрепровождение длилось не один год.

И вдруг одна из таких пленниц приворожила к себе непостоянного господина. Звали ее Настасья Федоровна Минкина, было ей отроду 19 лет и была она дочерью кучера. По другой версии официально она была женой местного крестьянина – то ли кучера, то ли матроса. Так о ней сообщал писарь графа Аракчеева Ефимов: «Когда Аракчеев возвысил ее до своей интимности, то мужа она трактовала свысока: за каждую вину, за каждую выпивку водила на конюшню и приказывала при себе сечь». Говорили, что в ее жилах текла цыганская кровь, потому что была она черноглазой и смуглой, с темными вьющимися волосами. По словам современников, в ее огромных черных глазах «плясали огонь и страсть. А на темных щеках полыхал нежный румянец». Другой современник писал про нее: «Настасья была среднего роста, довольна полная; лицо ее смугло, черты приятны, глаза большие и черные, полные огня... Характера живого и пылкого, а в гневе безгранична. Она старалась держаться как можно приличнее и всегда одевалась в черное».

Красотой Минкина действительно в молодости славилась, но ведь и другие наложницы графа этим не были обижены, а почему то именно Настасья стала его постоянной любовницей на долгие годы. Крестьяне деревни Грузино, где она жила со своим хозяином, на полном серьезе считали ее ведьмой, которая приворожила Аракчеева с помощью колдовства. Они говорили про неё: «...как граф её купил, так туман на него напустила и в такую силу попала, что и не приведи Господи».

Но скорее всего, дело было в другом: Настасья оказалась просто ловчее и умнее многих своих предшественниц. Она не довольствовалась ролью наложницы в спальне графа, но, будучи вначале безграмотной, очень быстро научилась читать и писать, выучилась считать и вести немалое домашнее хозяйство графа. Вскоре Аракчеев доверил ей все дела не только по дому, но и по всему имению. Его привязанность и доверие к ней не уменьшались, а наоборот, возрастали с каждым годом.

Уверившись в бесконечной преданности своего хозяина, Настасья развернулась во всей красе и показала свой характер. Можно сказать, что она была отражением своего господина — этакий Аракчеев в юбке. Сначала она просто изводила возможных соперниц — молодых и красивых женщин из дворни и деревни, чтобы они, не дай Бог, не заняли ее место. Потом стала без разбора мучить всех дворовых и крестьян. Особо доставалось тем, кто был у нее в непосредственном окружении. Сама бывшая крепостной, она не чувствовала ни малейшей связи с теми, из чьей среды вышла, и расправлялась с ними с такой жестокостью, что любой тиран-помещик мог бы ей позавидовать ее усердию в мордобойном и кнутобойном ремесле.

Лишь одно дело ей никак не удавалось: она не брезговала никакими методами, чтобы привязать к себе любовника и понимала, что самый лучший способ — это родить ему ребенка. Но забеременеть у нее не получалось. Тогда она решила изобразить беременность — это ей было нетрудно сделать, так как граф не жил в своем имении постоянно, а довольно часто и надолго уезжал. Настасья же всегда почти жила в Грузино. В 1803 году она то ли уговорила, то ли заставила одну местную крепостную крестьянку из отдаленной от Грузино деревни Пролеты отдать ей новорожденного мальчика. У этой крестьянки (ее называют по разному — то Авдотьей Филипповной Шеиной, то Лукьяновой) умер муж, а вдова осталась беременной. Растить ребенка одной ей было бы трудно, и она поддалась то ли на уговоры, то ли на угрозы Настасьи: за большие деньги объявила, что новорожденный младенец скончался, а подкупленный Минкиной священник похоронил пустой гроб. Настасья еще до родов женщины изображала беременность, а когда ей принесли новорожденного, так же разыграла его «рождение». Истинная мать мальчика крестьянка Лукьянова была взята ею в кормилицы, а позднее в няньки ребенка и поклялась хранить тайну. В метрическую книгу младенец был записан как крестьянский сын Михаил Иванович Лукин.

Аракчеев был на седьмом небе от радости, но сразу же решил, что его «сын» не будет расти крестьянином. Он даже послал своего адъютанта купить подложные документы для Мишеньки, чтобы тот считался не крестьянином, а дворянским сыном. В городе Витебске (или Слуцке) в это время в небогатой дворянской семье Шумских умер маленький сын, которого тоже звали Михаилом. Его документы и приобрел адъютант всемогущего графа. Так ребенок крепостной крестьянки стал дворянином Михаилом Андреевичем Шумским. Эту фамилию приняла даже так называемая его «мать»: Настасья Минкина с 1803 года стала подписываться фамилией Шумская.

После этого чудесного «рождения» граф Аракчеев стал еще более внимательно относиться к любовнице. Он заказывал ей туалеты по последней моде, брал с собою в служебные поездки, прислушивался к ее замечаниям, когда она инспектировала вместе с ним государственные учреждения или военные поселения. Аракчеев сумел каким-то образом записать ее в купеческое сословие, даже изменил своей привычной скупости – положил на ее имя в банк 24 тысячи рублей: немалые по тем временам деньги!

Незадолго до этой истории, в 1801 году высочайший покровитель Аракчеева император Павел был убит заговорщиками: эту смерть Аракчеев воспринял как тяжелейшее личное горе. Все со злорадством ожидали, что скоро его блистательной карьере придет конец, да и сам Аракчеев этого опасался. Новый император Александр I слыл человеком либеральным, просвещенным и грубые солдфоны типа Аракчеева вроде бы должны были ему внушать отвращение. Но ничуть не бывало — вскоре Аракчеев сумел заслужить милость и этого императора, стать незаменимым и для него и наладить с ним близкие, даже дружественные отношения. Император Александр часто навещал своего фаворита в Грузино и даже вместе с ним распивал чаи с наложницей Аракчеева Настасьей — она в это время жила уже в отдельном доме, который выстроил специально для нее граф напротив господского дома.

Даже навещавшие графа Аракчеева столичные вельможи не брезговали целовать ручку Минкиной. А уж о непосредственных подчиненных графа говорить нечего – даже генералы, не говоря уже о других офицерах и служащих Аракчеева, льстили и заискивали перед ней, беспрекословно выполняя любые ее приказы. Высшая петербургская знать, чтобы заслужить милость самого Аракчеева, забрасывала Настасью уважительными письмами с подарками, чтобы она походатайствовала за них перед всемогущим графом.

Отношениям Аракчеева и Настасьи не помешал и брак графа. В 1806 году он женился на некоей Наталье Хомутовой из семьи небогатых ярославских дворян. Новобрачной было 18 лет и она была хороша собой. Аракчеев вступил в брак в основном по настоянию своей матери, но ревновал супругу безмерно, хотя поводов для ревности она ему не давала. Он очень редко с ней выезжал в свет, а самой в одиночку выезжать запрещал. Когда вместе с женой и офицерами из своей свиты он садился обедать, то «развлекал» общество армейскими шуточками, от которых даже приглашенным мужчинам становилось неловко, а молодая графиня лишь краснела и молчала.

В конце концов терпению жены Аракчеева пришел конец: однажды, когда он был в отлучке, она покинула его дом и переехала к матери. По возвращении Аракчеев попытался уговорить ее возвратиться, но она категорически отказывалась. Вскоре Аракчеев оставил свои попытки и с тех пор супруги жили раздельно — их брак сохранялся только на бумаге.

Несмотря на наличие законной жены и постоянной наложницы, Аракчеев имел и другие любовные связи. Обычно любовницами его становились дамы, которые хотели поиметь от связи с всемогущим графом немалые выгоды для себя лично — в виде подарков; а также для своих мужей, отцов и других родственников — в виде чинов, должностей, орденов и медалей. Дольше всех подобных «искательниц удачи» продержалась некая Варвара Петровна Пукалова, молодая и красивая жена обер-прокурора Синода Ивана Антоновича Пукалова. Современники так рассказывали об этом своеобразном menage troіs (сожительстве втроем – франц.): «...он (Пукалов) ум и совесть считал товаром и продавал их тому, кто больше даёт денег; тело супруги также отпускал напрокат, да граф Алексей Андреевич Аракчеев абонировал тело г-жи Пукаловой на бессрочное время». Пукалов от этой связи жены с Аракчеевым имел свою выгоду: «Иван Антонович, наконец, уклонился от службы по собственному желанию, но как абонемент тела супруги его продолжался, то он был у графа домашним человеком, другом дома и занимался промышленностью – доставлением желающим «табуреток» («табуретками» Пукалов называл орденские звезды) и «миндалий» («миндалями» он называл медали) pris fixe (по установленной цене). «Табуретка» стоила 10 000 руб., «миндаль» – 5000 руб.» Знал ли об этой «промышленности» сам Аракчеев — неизвестно, но продолжалась эта купля-продажа долгие годы, пока жена Пукалова пребывала в должности очередной любовницы господина графа.

Несмотря на эти похождения (были и другие женщины – очень и очень многие!) Минкина прочно удерживала первое место в сердце Аракчеева. Настасья, как женщина умная и хитрая, понимала, что привязанность сиятельного любовника она сохранит только в том случае, когда сама будет высказывать ему самую верную и нерушимую преданность. Грубая и жестокая со своими подчиненными баба превращалась в присутствии графа в сущего ангела — чуткого и кроткого. Никаких сцен и упреков по поводу его связей с другими женщинами не было, по приезде графа в Грузино она тотчас же окружала его самой нежной заботой и вниманием.

Подобная заботливость имела под собой основания: с течением лет здоровье Аракчеева стало приходить в расстройство. При всех его недостатках, грубости и жестокости он не умел жалеть себя и всегда работал как заведенный, с раннего утра до поздней ночи. Ночами же часто маялся бессонницей, но какой бы тяжелой не была для него бессонная ночь, утром он снова принимался за ревностное исполнение своих служебных обязанностей.

Немало поводов для расстройства графа доставлял ему приемный сын Михаил Шумский. Судя по всему, воспитание от приемного отца и матери он получил совершенно безалаберное: это была какая-то странная смесь беспутного баловства и неоправданно жестокой строгости. Приемная мать Настасья Минкина в воспитании мальчика не брезговала ничем, чтобы с его помощью еще больше привязать к себе Аракчеева: она учила его беспрерывно льстить приемному отцу, как это делала сама, вытягивать из него деньги. Она также внушала ему свойственное ей презрение к простым людям, которые стояли ниже на социальной лестнице. Если она замечала, что приемный сын говорил с крестьянином, или играл с крестьянским мальчиком, то сразу же наказывала его розгами. Зато очень любила, когда маленький Михаил, изображая из себя барина, вел себя с крепостными и прислугой заносчиво и жестоко: если он грубо разговаривал с няней (не зная, что именно она — его настоящая мать), или бил по лицу ногой горничную, обувавшую его по утрам, то Настасья громко хохотала и хвалила его. Чтобы вырастить из приемного сына «настоящего дворянина» - как это она сама понимала, она даже старалась извести его природный здоровый румянец и придать его лицу модную в высшем обществе бледность: а для этого не давала есть досыта и приказывала пить уксус. За малейшее непослушание она жестоко секла ребенка и этим вызывала ненависть к себе со стороны «няни», т.е. настоящей матери Мишеньки, которая, чтобы укротить жестокую женщину, грозила, что расскажет графу всю правду о рождении мальчика. Настасья под воздействием этих угроз несколько притихала, но ненадолго – в воспитании она твердо руководствовалась древним правилом: «Пожалеешь розгу – испортишь ребенка».

Мальчика могли в один день наказать за то, за что хвалили еще вчера; или запретить то, что с легкостью разрешалось совсем недавно. В результате такого воспитания дети всегда растут дезориентированные, неуверенные в себе и окружающем мире, с расстроенным мировосприятием. Учеба в престижном Пажеском корпусе, куда его устроил Аракчеев, только добавила ему проблем. Его приемного отца практически все в России, кроме императора Александра, не любили. Товарищи Михаила по учебе, которые слышали самые нелицеприятные мнения о царском фаворите от своих отцов, свою неприязнь вымещали на сыне Аракчеева. Кроме того, все его однокашники были в основном законнорожденными сынками знатных отцов, а за Михаилом тянулся шлейф «незаконного» происхождения — в Пажеском корпусе он не раз слышал в свой адрес презрительное слово «бастард». Эти конфликты отравляли жизнь подростка и отвращали от учебы — он был одним из самых нерадивых и ленивых учеников, несмотря на то, что был умен и имел неплохие способности. А когда окончил корпус и вышел во взрослую жизнь, то весь душевный разлад, который он чувствовал с самого раннего детства, стал «лечить» традиционным русским способом — с помощью бутылки.

Современники описывали Михаила Шумского как доброго, но совершенно безвольного человека с немалым пристрастием к «зеленому змию». Протекция влиятельного отца открывала ему блистательную карьеру: сначала он был зачислен в камер-пажи при императорском дворе, потом стал флигель-адьютантом. Но все пошло не впрок: Михаил часто появлялся на службе пьяным, да и в обычной жизни выкидывал всевозможные фортеля.

Летом 1824 года во время смотра войск, на котором присутствовал сам императора Александр I, Михаил Шумский в пьяном виде при всех свалился с лошади. Император был разгневан, велел удалить Шумского из своей свиты и строго выговорил за сына Аракчееву. Тот приказал притащить Михаила на конюшню и жестоко выпороть плетьми. Аракчеев лично присутствовал при наказании и приговаривал:

— Секу вас не как слугу престола, а как сына своего...

Этот случай еще больше осложнил отношения молодого человека к приемному отцу — а они никогда не были ни близкими, ни душевными. Михаил не любил Аракчеева и часто говорил ему всевозможные дерзости прямо в лицо. После того, как император удалил его из своей свиты, Шумский начал служить под началом своего приемного отца и жил то в Грузино, то в Петербурге, где без помех предавался своему излюбленному занятию — пьянству. После жестоких ссор с «отцом», которые постоянно теперь отравляли жизнь в Грузино, Михаил убегал из дома в деревню, где жила его старая кормилица и няня, которая всегда встречала его с лаской и любовью. Во время одного из таких посещений она и раскрыла Михаилу тайну, которую хранила много лет – что на самом деле ни граф, ни Настасья Минкина не были ему родителями, а настоящей родной матерью Михаила была она. Михаил даже обрадовался такому известию – он ненавидел обоих приемных родителей и был рад узнать, что в его жилах не течет ни одной капли их крови. Мать умоляла его сохранить эту тайну, потому что боялась мести Настасьи, и Михаил обещал ей никому ничего не говорить.

Все эти семейные неприятности воздействовали и на Настасью — говорили, что с годами и она начала попивать. Бездельная жизнь стала сказываться и на ее прежде неотразимой внешности: она растолстела и подурнела. Один из гостей графа Аракчеева, побывавший в Грузино незадолго до 1825 года описывал ее как «пьяную, толстую и злобную женщину». Вот так ее описывал в последние годы жизни известный в свое время писатель Николай Греч: «... Грубая, подлая, злая, к тому безобразная, небольшого роста, с хамским лицом и грузным телом». И все-таки, несмотря на потерю молодости и красоты, ее положение при графе было нерушимым. Она никогда не давала ему забывать о себе и даже в его долгие отлучки из Грузино постоянно писала ему самые нежные и проникновенные письма.

«...Ваша верная слуга просит, как единственного друга, поберегите свое здоровье... Один гроб заглушит чувство моей любви к вам, я люблю вас столь много, что не могу более любить. Этому Бог свидетель».

Или вот другой образчик ее писем – уже с сохранением орфографии и пунктуации оригинала:

«О, друг, граф, дай Бог, чтоб вы были здоровы и я могла б вам служить. Одна мысль утешает меня – люби меня, не миняй на времиных обажательниц которые все свои хитрости потребляют для улавления любви, а вы знаете свое здоровье. Сие мучит вернова и преданова друга и слугу. Цалую ручку несколько рас».

Может, я слишком самонадеянна, но мне кажется, что эти не слишком грамотные строки раскрывают секрет многолетней власти Настасьи Минкиной над ее господином. Просто она оказалась единственной женщиной и вообще единственным человеком, который сумел определить одну уязвимую точку в душе графа: ему было очень одиноко и неуютно в той ледяной пустыне, которую он сам вокруг себя создал.

Друзей у Аракчеева не было, были лишь знакомые, да подчиненные, которые в лучшем случае боялись его, в худшем — ненавидели. Да, его ценил император, но скорее как верного слугу и пса, а не как друга. Да и не такой человек император, чтобы запросто заехать к нему на чаёк потолковать по душам, когда «и скучно, и грустно, и некому руку подать». А у любого человека, даже изверга, бывают минуты, когда хочется, чтобы тебя полюбили, пожалели, позаботились — даже если человек прячет эту потребность глубоко в душе и не признается в ней никому (самому себе тоже).

Наверняка была такая потребность и в заскорузлой грубой душе Аракчеева. Но ни окружающие мужчины, ни тем более женщины, которые лучше и щедрее всего могут одарить душевным теплом, не желали никакой близости с человеком, от которого исходила лишь жестокость, ругань, грубость всех мастей. Впрочем, среди женщин всегда было немало таких, которые считают грубость и жестокость в мужчине привлекательными и даже возбуждающими. Такие вполне способны преданно любить самого распоследнего монстра. Но для этого они должны счесть его если не красивым, то по крайней мере сексуально привлекательным и харизматичным. Увы, и в этом Аракчееву не повезло: он был не только уродлив, но и не обладал ни малейшим обаянием. Все женщины, которые обслуживали его в постели, имели дело с ним из страха (его крепостные наложницы), или из соображений выгоды (его любовницы-дамы из числа «искательниц удачи»).

И если в такой ледяной пустые одиночества и всеобщей неприязни найдется хоть кто-то, кто будет смотреть с искренней любовью и восхищением, будет окружать нежной заботой и вниманием, служить «не за страх, а за совесть» - такой человек всегда приобретен неограниченную власть над душой своего господина.

Именно это и давала Аракчееву его «Настенька» - поэтому он не расставался с ней более четверти века, не обращал внимание на потерю ею с возрастом красоты и свежести, всегда возвращался к ней от других любовниц — чтобы получить от нее то, что никто и никогда больше ему не давал: любовь, заботу, восхищение и преклонение.

И не знал, вернее, не хотел знать, что на самом деле это была всего лишь блестящая имитация высоких чувств. Имитация, которую великолепно срежиссировала и разыграла перед ним умная, расчетливая и хитрая женщина. О том, что все ее чувства и уверения оказались ложью, он узнал только после ее смерти.

Немалую роль в привязанности Аракчеева к Минкиной сыграло также то, что она, оказавшись по воле графа, полноправной хозяйкой в Грузино, наводила там порядок железной рукой. В это время в России реализовался план организации так называемых военных поселений — план, разработанный самим Аракчеевым и воплощенный в жизнь с благословения императора Александра I. В этих поселениях жизнь была организована на военный лад — крестьяне должны были не только заниматься хозяйством, но и нести дополнительно военную повинность. Образцом военного поселения было как раз поместье графа Аракчеева Грузино, и там все было устроено под непосредственным руководством его любовницы — граф часто отсутствовал, государственные дела занимали у него много времени и жил он в основном в Санкт-Петербурге, а хозяйкой за себя оставлял Минкину.

В Грузино все дома были выстроены по одному шаблону, их невозможно было отличить друг от друга. Вся жизнь была регламентирована на военный лад — мужики строем под дробь барабана ходили пахать или косить, бабы доили коров только по сигналу рожка. Двери в домах запирались на ночь — по сигналу, занавески на окнах задергивались и отдергивались — тоже по сигналу. В селе и в округе были вырублены все деревья, чей рост превышал установленный, вместо них насадили новые, которые мужики должны были стричь, чтобы все они были одинакового роста и пышность кроны была определенного размера. Чистоту соблюдали до такой степени, что извели всех куриц и свиней, а если по селу проезжал чей-то экипаж, то специально назначенные крестьяне должны были после проезда подмести улицу — чтобы не было видно следов от колес. Если собака не вовремя залаяла — то ее тут же давили, да еще писаря составляли при этом графу докладную записку, пронумерованную и подшитую в архив: мол, такого-то дня пес по кличке Дерзай вздумал тишину нарушить, за что его.., и т.д. Даже на сельском кладбище могилы были выровнены так, что от них и следов почти не осталось. И так была расписана вся жизнь! За малейшую оплошку или отступление от строгого регламента полагались строгие наказания: гауптвахта, розги, шпицрутены...

Из-за пьянства Михаила Шумского и его разлада с приемным отцом атмосфера жизни в Грузино в конце жизни Настасьи Минкиной становилась все более нетерпимой. При этом еще больше возрастали ее злобность и жестокость — сказывались общее напряжение и нервозность в этом своеобразном семействе: грубый жестокий «отец», грубая жестокая «мать» и безвольный беспутный пьяница-«сын». Настасья все чаще и чаще стала срывать злобу на своих дворовых: побои сыпались направо и налево, экзекуция шла за экзекуцией, порка за поркой — и все это порою по самым пустячным поводам, а то и вообще без повода. Настасья теперь не просто отдавала приказы о наказаниях, но и сама присутствовала на них и руководила ими. Дворовые терпели, терпели, но однажды их терпению пришел конец.

Как-то горничная девушка Прасковья Антонова, которой было всего 15 лет, завивала Минкиной волосы и нечаянно обожгла ее горячими щипцами. Настасья пришла в самую дикую ярость, схватила щипцы и стала жечь ими лицо девушки. Этого ей показалось мало, и она приказала выпороть ее розгами, причем присутствовала на экзекуции и решила по ходу дела, что розог мало. По ее приказу принесли батоги (от розог они отличались тем, что были гораздо толще, чем прутья, из которых обычно делали розги) и «добивали» истерзанную Прасковью ими. Горничную унесли полуживой, а выхаживать ее начал брат Василий Антонов, работавший на кухне и его жена Дарья. У постели избитой девушки собрались почти все дворовые, каждый из них в разное время и по разным поводам попадался под «горячую руку» злобной графской наложницы. Ими уже овладело отчаяние — жестокость Настасьи возрастала с каждым днем, а управы на нее не было. Дворовые решили, что «злодейку» надо извести. Решился отомстить за всех брат избитой Прасковьи Василий Антонов.

10 сентября 1825 года в 5 часов утра Василий взял кухонный нож и вошел с ним в спальню Минкиной. Она проснулась и поняла, что ей пришел конец: начала умолять и упрашивать пощадить ее, а когда просьбы не подействовали, попыталась защищаться от ножа, заслоняясь руками. Потом на ее теле найдут множество порезов от ножа и на лице, и на руках, и на теле – она долго сопротивлялась и пыталась увернуться от ударов, так что первые раны наносились убийцей мимо. Но все было бесполезно: Василий сумел ухватить ее за волосы, резким движением отогнул голову назад и полоснул по горлу. Вернувшись из спальни на кухню, он воткнул нож в стену и сказал:

— Вяжите меня. Я за всех вас расквитался...

Перед властями встал вопрос: как решиться сообщить Аракчееву о смерти его любовницы? Все боялись крутого нрава графа: как бы он не поступил с вестником несчастья так, как поступали древние сатрапы, которые вешали гонцов, привозивших им плохие новости. Смельчака не нашлось и нарочный, который прискакал из Грузино в Петербург, где в это время находился Аракчеев, сумел только выдавить из себя: мол, Настасья Федоровна опасно больна, не изволите ли прибыть к ней, ваше сиятельство? Сам же по секрету шепнул приближенным графа — доктору и полковнику фон Фрикену, что на самом деле произошло в Грузино.

Граф немедленно приказал запрягать экипаж и поехал в Грузино в сопровождении доктора и полковника, которые всю дорогу ломали голову — как сообщить правду графу. Но ничего не придумали и не решились открыть ему известие о смерти Настасьи. За несколько верст до Грузина экипаж графа повстречал едущего верхом из деревни приближенного офицера Аракчеева. Граф приказал ему остановиться и спросил: каково состояние Настасьи Федоровны? Тот ответил горестно: «У нее голова осталась лишь на одной кожице».

Аракчеев не сразу понял, о чем речь — а когда до него дошло, то он словно сошел с ума. Он завыл диким голосом, бросился на землю, катался по ней, выдирал траву с корнем, рвал на себе волосы. И при этом безумно вопил: «Убили, убили её, так убейте же и меня, зарежьте скорее!»

Его с трудом успокоили, посадили в коляску и привезли в Грузино. Но когда он увидел труп Минкиной, приступ сумасшествия повторился. Он осыпал бранью собравшихся во дворе крестьян и кричал: «Злодеи! Режьте и меня! Вы отняли у меня всё!»

Такая же дикая сцена повторилась и во время похорон. Могилу убитой любовнице граф приказал вырыть рядом с тем местом, которое он выбрал для себя – так он хотел, чтобы и после смерти они были вместе. Пока похороны готовились, Аракчеев пребывал как будто в оцепенении, даже ничего не ел и не пил. Лишь когда на кладбище гроб начали опускать в могилу, он словно пришел в себя, и даже бросился в яму, громко крича: «Без неё мне жизнь не нужна! Зарежьте меня!» Его еле вытащили, всего побитого и поцарапанного.

Свое горе он излил в письме к императору Александру, в котором намекал, что заговор был направлен не только на Минкину, но и непосредственно на него, самого Аракчеева: «...дабы сделать меня неспособным служить вам и исполнять свято вашу, батюшка, волю, можно еще, кажется, заключать, что смертоубийца имел помышление и обо мне...»

По поводу убийства Минкиной было назначено самое строгое расследование, которое направлял непосредственно сам граф Аракчеев. Все его дворовые были арестованы, их допросы велись с «пристрастием» (т.е. с помощью побоев и пыток). Жестокость следствия была непомерной: ведь главный виновник был уже известен, скоро были выявлены и соучастники. Но следователи, понукаемые Аракчеевым, старались привлечь к делу как можно больше крепостных и не только их. Граф, одержимый мыслью о мести за погибшую любовницу, хотел, чтобы за ее гибель расплатилось как можно больше людей. Он повязал на шею окровавленный платок, снятый с тела убитой, и с ним приходил лично допрашивать всех подозреваемых. Любая попытка следователей проявить хоть малейшее милосердие тут же им пресекалась.

Ему было мало привлечь к суду своих крепостных, он отыскивал «злоумышленников» и среди жителей Новгорода, в окрестностях которого находилось Грузино. В Новгороде хватали людей по самому малейшему подозрению, за любое неосторожное слово об этом убийстве, или даже за какое-то мимолетное знакомство с кем-то из крестьян или дворовых Аракчеева. Арестовали там около 80 человек, не разбирая чинов и званий, среди арестованных были даже мелкие чиновники, вроде писарей, люди купеческого сословия и даже случайные проезжие. Всех их неделями держали в остроге для допроса, не объясняя причины ареста. Жители Новгорода дрожали от страха в своих домах, и никто не смел и намеками говорить об этом деле. Сам новгородский губернатор получил строжайшие указания Аракчеева о расследовании по этому делу, и так старался, что кабинет в своем доме превратил в застенок, где днем и ночью пытали и допрашивали арестованных по делу об убийстве графской любовницы.

А.И.Герцен, который впервые рассказал подробности об убийстве Минкиной в «Былом и думах», написал об одном исправнике, который пожалел беременную крестьянку и отказался ее сечь. Этим исправником был некий штабс-капитан Василий Лялин. Ему поручили допросить «с пристрастием», то есть под розгами тридцатилетнюю беременную крестьянку Дарью Константинову. С точки зрения закона он был полностью прав, так как беременных запрещалось подвергать телесным наказаниям. Но Аракчеев не простил такой «мягкотелости» своего подчиненного. Местный губернатор, которому граф лично приказал действовать с максимальной жестокостью, набросился на Лялина чуть ли не с кулаками, крича: «Я вас сейчас прикажу отдать под суд, вы – изменник!» Исправник Лялин был отстранен от должности, арестован и более двух месяцев провел в арестантской под строим караулом. После освобождения он был вынужден выйти в отставку – карьере его пришел конец. Такому же аресту был подвергнут заседатель земской уголовной палаты А.Ф.Мусин-Пушкин, который и посоветовал Лялину отказаться бить беременную женщину. Надо сразу сказать, что это заступничество не только вышло им боком, но и не помогло Дарье Константиновой: она в результате расследования тоже была признана виновной, была приговорена к 95 ударам крутом, вынесла это истязание, а потом была отправлена на каторгу в Сибирь.

Герцен писал позднее об исправнике Василии Лялине: «Да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту – скажу просто, геройства, с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое чувство».

Всех обвиненных приговорили к наказанию кнутом и каторге. В первой половине 19 века уголовных преступников в России никогда не приговаривали к смертной казни: она в России не была полностью отменена, но применялась только лишь к политическим преступникам, которые покушались на государственные устои Российской империи. Однако это не означало милости к тем, кого судили по уголовным делам — помимо приговоров к каторге их дополнительно приговаривали к телесным наказаниям: солдат гоняли «сквозь строй» и били шприцрутенами, а гражданских лиц избивали розгами, плетьми или кнутом. Причем если было нужно, чтобы приговоренный умер, то специально назначалось такое количество ударов, которое наверняка убивало человека. В результате негласный мораторий на смертную казнь для уголовных преступников в России оборачивался для них той же смертью, но гораздо более жестокой: они не умирали мгновенно, как в тех странах, где применяли смертную казнь в виде повешения, гильотинирования или расстрела. Нет, их казнь превращалась в медленное и мучительное истязательство. Самым страшным орудием избиения считался кнут. Во время удара самый кончик кнута, который и падал на спину наказанного, развивал сверхзвуковую скорость: это означало, что сила удара была огромной. Сохранилось свидетельство, что палачи могли пробить кнутом тело человека до легкого с трех ударов! В приговорах того времени была специальная формулировка: «бить кнутом нещадно» - это означало, что осужденного в ходе наказания нужно было обязательно забить насмерть.

Опытные палачи (а они специально обучались своему мастерству друг у друга: старые передавали свой «опыт и умения» молодым) имели немало секретов в своей «кнутобойной» науке. Сохранились рассказы, как проходило обучение: палач должен был так наловчиться, чтобы с одного удара кнута переломить толстую дубовую скамью — такими ударами впоследствии он мог ломать избиваемому позвоночник. Была еще одна хитрость: ловили муху, отрывали у нее крылья и пускали ползать по этой же скамье. Нужно было научиться хлестать кнутом прямо по мухе, чтобы удары казались очень сильными, но муха при этом оставалась жива. Этот вид битья применялся, когда кто-то из родных, желая облегчить участь осужденного, давал взятку палачу и тот специально наносил вроде бы сильные удары, которые лишь слегка срывали верхний слой кожи со спины наказуемого. Такие побои только создавали видимость наказания, они быстро заживали и обходились без тяжелых последствий для здоровья наказанного.

Впрочем, осужденным по делу Минкиной крестьянам такой милости не приходилось ждать: Аракчеев наверняка позаботился о том, чтобы палачи постарались от души.

Обвиняемых в убийстве Минкиной перед отправкой на каторгу били в Грузино, на площади перед церковью. Смотреть на истязание согнали всех крепостных, вплоть до малых детей. Убийца Минкиной Василий Антонов и его сестра Прасковья, которой Минкина жгла лицо щипцами, были забиты насмерть здесь же. Еще одна женщина умерла после избиения через несколько дней. Остальные пережили экзекуцию и после выздоровления от ран и рубцов были отправлены по этапу на каторгу в Сибирь.

Убийство Настасьи что-то сломало в Аракчееве: его жизнь словно бы покатилась под гору. С тех пор ни в чем ему счастья не бывало. Вскоре после расправы над убийцами Минкиной Аракчеева постиг еще один удар: в Таганроге скончался император Александр I. Новый император Николай I не смог простить графу тот факт, что занятый своим горем и расследованием убийства Аракчеев «прозевал» восстание декабристов. Он быстро дал понять прежде всемогущему временщику, что на милость нового императора ему рассчитывать нечего. Аракчееву пришлось подать в отставку.

Окончательно доконало графа известие о том, что погибшая возлюбленная много лет наставляла ему рога. Разбирая бумаги покойной, он нашел во множестве любовные записки молодых офицеров: значит все ее клятвы и уверения в любви и вечной преданности — и письменные, и устные — были просто циничным обманом с ее стороны! Аракчеев от этого известия впал в очередной приступ ярости: сорвал со стены портрет Минкиной и разорвал его, а потом побежал к ее могиле и там топтал ногами и плевал на надгробную плиту, одновременно поливая умершую возлюбленную площадной бранью!

Кроме свидетельств измены, в личных бумагах Минкиной Аракчеев нашел множество писем с просьбами и подарков от разных чиновников и сановников, которые с помощью любовницы графа искали милости у него. Когда он приказал собрать все подношения, то набралось не много ни мало — сорок возов! Граф велел вернуть все подарки, но дарители не желали принять их обратно и тем самым признаться в том, что все эти сиятельные вельможи были обыкновенными взяткодателями, да к тому же кланявшимися простой бабе! Разозленный их отказом, граф пригрозил, что напечатает в газете их прошения к бывшей крепостной девке Настасье с указанием всех их знатных фамилий. Эта угроза наконец продрала их толстые шкуры и они срочно разобрали свои приносы.

Последним ударом стало поведение приемного сына Михаила Шумского. Вскоре после смерти Минкиной Аракчеев как-то начал упрекать Шумского за то, что тот не молится за душу своей «матушки». Тут-то молодой человек и нанес ему сокрушительный удар: сказал, что Минкина не была ему никакой «матушкой», да и Аракчеев не является «батюшкой». Это известие настолько сокрушило прежде неукротимого графа, что у него уже не осталось сил шуметь и буйствовать, как он делал раньше: он лишь молча склонил голову перед известием о последнем вероломстве столь любимой им женщины.

Шумского он, однако, не выгнал, но тот продолжал пить и все дальше отдалялся от графа. За всевозможные «неприличные поступки» (как было указано в приказе), совершаемые в пьяном виде, его отправили в 1826 году воевать на Кавказ, куда ссылали в то время всех проштрафившихся офицеров. Михаил воевал храбро, и даже писал Аракчееву покаянные письма с просьбой о прощении. Аракчеев в последний раз похлопотал за непутевого сына и того через 4 года вернули в Петербург. Но Михаил продолжал пить, и в конце концов его вообще выгнали из армии якобы «по болезни». Он заделался бродягой, то возвращался в Грузино, то опять начинал бродяжничать. Наконец, он решился обосноваться в монастыре — это было уже в конце жизни Аракчеева. Но там он не ужился, продолжал спиваться, перешел в другой монастырь, потом сменил еще несколько, и наконец скончался в больнице для бедняков в 1851 году.

Аракчеев до этого не дожил — умер в 1834 году. Говорят, перед смертью его характер смягчился, он завещал большие суммы на благотворительность. Последними словами, которые он произнес, были: «Простите меня, кого я обидел».

После него в наследство другим правителям России остались перлы его административной мудрости, вроде этих:

«Мы всё сделаем: от нас Русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного».

«Для того, чтобы заставить русского человека сделать что-нибудь порядочное, надо сперва разбить ему рожу».

«Касательно же толков людских, то на оное смотреть не должно, да они ничего важного не сделают».