ИЗ ИСТОРИИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ КАМЧАТСКИХ ФАМИЛИИ 161
ная — Атласов; Белоголовая — Дьяконов, Притчин, Слободчиков; Хай-рюзово — Заев, Краснояров; Ковран —Волков, Притчин, Слободчиков, Трапезников.
Долина р. Камчатки. Хапица — Шишкин; Камаки — Арефьев, Са-ламатов; Каменный — Ушаков; Харчино — Неводчиков, Петров; Козы-ревск— Шадрин; Машура — Панов; Кирганик — Осьминин, Черных.
1747 год
Западное побережье Камчатки. Колпаково — Борисов, Краснояров; Сопочная — Павлуцкий, Чириков; Морошечная — Запороцкий, Садовни­ков; Хайрюзово— Баранников, Слободчиков; Ковран — Заев; Напана — Заев, Наянов, Попов; Тигиль — Баранников, Бекеров, Борисов, Бреча-лов, Верещагин, Калинин, Наянов, Притчин, Соснин.
Восточное побережье Камчатки. Кроноки — Карандашев, Михай­лов, Панов, Рюмин; Семлячик — Панов, Чоглонов.
1748 год
Западное побережье Камчатки. Тигиль — Борисов, Бречалов, Заев; Ича — Минюхин, Мошков, Павлуцкий, Панов, Притчин, Трапезников, Уксусников, Федоров, Краснояров; Оглукомина — Атласов, Климовский, Слободчиков, Соболев, Трапезников, Уксусников; Колпаково — Вагин, Верещагин, Борисов, Заев, Уксусников, Федоров, Шибанов; Крутогоро-во — Путилов; Облуковина — Красильников; Морошечная — Заев, Пав­лов, Садовников, Слободчиков, Сметании, Трапезников; Хайрюзово — Заев, Шадрин; Напаиа — Арефьев, Бекеров, Мохнаткин, Притчин; Верх нее Хайрюзово — Притчин; Тигиль (р. Пирожникова)—Панов; Воям-полка — Прокопьев; Хайрюзово (Нижний острог)—Притчин, Слобод­чиков; Седанка — Баранников, Еганов, Пройдошин.
Долина р. Камчатки. Толбачик— Чуркин; Машура — Дурынин, Осьминин, Панов, Попов, Пермяков, Ракитин, Хметевский; Кирганик — Осьминин, Чуркин, Шелковников; Щапино — Иванов.
1749 год
Западное побережье Камчатки. Кол — Новограбленныи, Маслучев; Воровская — Елисеев, Притчин, Шадрин; Колпаково — Борисов, Шиба­нов, Пирожников; Крутогорово — Атласов, Верещагин, Павлуцкий, Сло­бодчиков; Облуковина — Дехтярев, Крашенинников, Соболев, Трапез­ников, Уксусников; Ича — Атласов, Карымов, Наседкин, Притчин, Тра­пезников, Шабалин; Сопочная — Притчин, Слободчиков; Белоголовая — Заев, Запороцкий, Слободчиков, Шадрин; Хайрюзово — Заев, Запороц­кий, Наседкин, Притчин, Слободчиков, Уксусников; Брюмка — Запороц­кий, Лапин, Притчин.
Долина р. Камчатки. Еловка — Ермолаев, Колегов, Могилев; Хар­чино— Теребякин, Холщевников; Камаки — Теребякин.
1750 год
Долина р. Камчатки. Камаки — Арефьев, Иконников, Колегов, Чу-динов; Козыревск — Холщевников; Толбачик — Попов; Еловка — Коле­гов, Колокольников, Турнаев; Горбуновский — Пономарев, Санников.
Западное побережье Камчатки. Апача — Верещагин; Кихчик—Ка­рымов; Ича — Карымов, Хмылев; Воровская — Волков, Елесов.
162 СИ. ВАХРИН
1754 год
Западное побережье Камчатки. Хайрюзово — Притчин; Колпако-во — Наянов; Воровская — Волков, Гиляшев, Мирамыгин, Слободчиков, Спешнев, Шадрин, Шелковников; Кол — Волков, Горлов, Сивцев; Утка — Слободчиков; Утхолок — Чириков; Ковран — Новограбленный; Брюмка — Хметевский; Белоголовая — Хметевский; Морошечная — Пет­ров, Хметевский; Сопочная — Баранников, Бутин, Перевалов; Кихчик — Елагин, Наумов.
Благодаря этому документу, мы можем выделить основные группы фамилий, исторически закрепленные за теми или иными географически­ми точками или районами. Позже, в связи с эпидемиями оспы середины и конца XVIII в. и переселением части жителей Западной Камчатки в долину р. Камчатки и на восточное побережье, кое-что в этом распреде­лении изменилось, но, тем не менее, основные закономерности все же сохранились. Так, например, именно для ительменов Западной Камчат­ки характерны фамилии, происходящие от фамилий большерецких каза­ков,— Слободчиковы, Краснояровы, Кривогорницыны, Заевы, Дьяко­новы, Сторожевы, Уксусниковы, Лукашевские, Новограбленные; море­ходов— Бутины, Сметанины, Петровы, Спешневы; купцов — Трапезни­ковы (Трапезников имел свою заимку вблизи Большерецка); ссыль­ных— Запороцкие; миссионеров — Ласточкины, Притчины, Хотунцев-ские, Климовские, Никифоровы, Сновидовы, Неводчиковы.
Для центральной части Камчатки закономерно широкое распро­странение фамилий, происходящих от фамилий верхнекамчатских каза­ков,— Пермяковы, Машихины, Беляевы, Пановы, Дурынины, Загайновы; миссионеров — Шишкины, Логиновы, Чуркины, Софрыгины.
В предустьевой зоне долины р. Камчатки и на северо-восточном по­бережье распространены фамилии нижнекамчатских казаков Расторгу­ева, Кузнецова, Колегова, мореходов Клочева, Хметевского, миссионе­ров Лазарева, Никифорова, Правоверова.
Конечно, перечисленные фамилии не исчерпывают весь список. Мы взяли наиболее характерные, чтобы выделить общую закономерность формирования и распространения камчатских фамилий. Время, есте­ственно, внесло и свои коррективы: так, например, фамилии курильцев Лукашевских и Новограбленных оказались (в связи с переселением ку­рильцев) в с. Ганалы; фамилия машуринских ительменов Мерлиных — в с. Голыгино на Западной Камчатке; ряд западно-камчатских фамилий появляется в долине р. Камчатки в связи с переселением жителей севе­ро-западных сел, которых не обошла стороной эпидемия оспы. Но каж­дое такое переселение обязательно фиксировалось в документах и при желании их можно было разыскать и проследить историю любой кам­чатской фамилии, тем более, что в прошлом веке каждые 10 лет состав­лялись так называемые «ревизские сказки» — перепись инородцев-яса-коплателыциков. В ЦГА ДВ РСФСР (ф. 87, оп. 1) хранятся «ревизские сказки» за 1890 г., в которых перечисляются все фамилии жителей, как правило, 2—3 на село. Там же хранятся списки жителей Камчатки, при­нявших участие в народном ополчении в период русско-японской войны 1904—1905 гг., как правило, это было все взрослое мужское население ительменских сел.
Мы приводим из этого списка фамилии жителей 37 сел: Утхолок — Заев, Ласточкин, Слободчиков, Суздалов; Ковран — Притчин, Слобод­чиков; Хайрюзово — Бобровский, Данилов, Краснояров, Трапезников, Шадрин; Белоголовое — Заев, Слободчиков; Морошечное — Дьяконов, Запороцкий; Ича — Петров, Сновидов, Тескин, Уваровский; Сопочное-— Волков, Жирков, Павлуцкий, Слободчиков; Воровское — Спешнев, Трапезников; Облуковина — Климовский, Кузьмин, Петров, Сновидов, Со­болев; Лесная — Белоусов, Нестеров, Суздалов, Яганов; Кинкиль— На­янов, Шмагин; Кахтана — Баранников, Бекеров, Жиляков, Жуков, Мох-наткин; Палана — Мохнаткин, Никифоров, Шмагин; Воямполка — Ба­ранников, Лазуков, Панкарин; Аманино — Наянов; Седанка — Бекеров, Запороцкий, Пономарев, Федотов; Напана — Наседкин, Протунцевский, Яганов; Крутогорово — Борисов, Ворошилов, Кинтякин (Колтакин), По­пов; Колпаково — Волков, Наседкин, Слободников, Толстихин; Ких-чик—Кривогорницын, Уксусников; Утка — Николаев, Сторожев, Яцкий; Кол — Костинский; Явино — Бутин, Дехтерев, Игнатьев; Голыгино — Астафьев, Бутин, Конев, Мерлин, Притчин; Апача — Антонов, Загайнов, Панов, Тезкин, Уваровский, Черных; Начики — Бурнашев, Уваровский; Ганалы— Дурынин, Лукашевский, Осьминин; Малки — Абакумов, Вол­ков, Панов, Пермяков; Толбачик — Метевский, Слободчиков; Ушки — Жировиков, Клочев, Ощепков, Тюменцев; Еловка — Турнаев, Чурин; Ка-маки — Кузнецов, Расторгуев; Харчино — Клочев, Сновидов; Щапино — Беляев, Краснояров, Мерлин; Кирганик — Мерлин, Пермяков, Чуркин; Машура — Докучаев, Красильников, Пермяков, Потапов; Козыревск —
Кречетов, Рыков, Сысоев, Чуркин.
Прошло 60 лет с той поры, как в 1926 г. была совершена грубая ошибка и ительмены, курильцы центральной и южной части полуостро­ва утратили свою национальность. В настоящее время очень трудно восстановить, справедливость, но, тем не менее, это возможно, и глав­ную помощь в этой работе могут оказать именно камчатские фамилии, сами по себе уже являющиеся живым свидетельством связи с ительмен­скими и курильскими династиями.
1. Старкова Н. К. Ительмены. Материальная культура XVIII — 60-е годы
XX века. М., 1976. С. 38.
2. Там же.
3. Советский энциклопедический словарь. М., 1981. С. 541.
4. Браславец К. М. Диалектологический очерк Камчатки. Южно-Сахалинск,
1968. С. 12—50.
5. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М., 1949. С. 508—513.
6. Огрызко И. И. Очерки истории сближения коренного и русского населе-,
ния Камчатки (конец XVII — начало XX в.). ЛГУ, 1973. С. 31.
7. Там же. С. 24.
8. Слюнин Н. В. Охотско-Камчатский край. Т. 2. СПб, 1900. С. 136.
9. Крашенинников С. П. Указ. соч. С. 508—509.
10. Труды Киевской духовной академии. Киев, 1861. С. 46.
П. ЦГА РСФСР ДВ, ф. 1011, оп. 1, д. 26.
Известие о Камчатской духовной миссии (сообщение). Сибирский вестник Ч. 17. СПб, 1822.
Из Иркутска в Камчатку. Домашняя беседа. Вып. 27. М., 1869. С. 46—52
Иркутские епархиальные ведомости. 1868. № 47, 49, 52; 1869, № 22; 1874, № 30, 32, 41, 43, 49; 1875, № 1, 7, 10, 15, 40—42, 44.
Творения Иннокентия митрополита Московского. Кн. 2. М., 1887.
Циунчик И. Просвещение на Камчатке в связи с главнейшими историче­скими эпохами. Владивосток, 1914.
Материалы ЦГ ДВ РСФСР.

Люди , живущие на этой богом забытой земле, принадлежат к наиболее достойным жалости на земле. При путешествии по этим вымирающим районам охотоморского побережья сжимается сердце. Там живут последние остатки национальности, которая вскоре будет истреблена. В других частях Камчатки камчадалы настолько смешались с русскими, что потеряли свой язык и самобытность. Но в десятке деревень, как я уже упоминал, они в исключительно слабой степени смешались с русскими и еще говорят на своем собственном языке. Но русская цивилизация все же оставила свой след и на этом маленьком остатке национальности. Каждый камчадал – мужчина, женщина и ребенок – страдает от наследственного сифилиса, занесенного сюда долгое время тому назад. Эта болезнь ужаснейшим образом бесчинствовала в этих пустынных краях, где нет никакой врачебной помощи. Кроме того, японцы и русские конкурируют между собой в том, чтобы дряхлые и нищие деревни утопить в спирте, который больные камчадалы любят больше всего. Следствием всего этого является то, что западное побережье Камчатки в настоящее время представляет собой печальную картину людского несчастья и устрашающий пример того, что может произойти, если цивилизованная нация начинает править народом, живущим по законам природы, и посылает к нему в качестве администраторов своих самых плохих представителей. По такой земле нам предстояло проехать.

Стен Бергман. По дикой Камчатке.1920-1922гг

Владимир Иванович, а как отнестись к информации камчадалов и старожилов, которые рассказывают о дореволюционном времени и вспоминают, что их родители и родственники ПИЛИ ОЧЕНЬ МАЛО?!

По дикой Камчатке
Рождество у камчадалов
(с.Толбачик)

Когда мы вошли в дом гостеприимного пожилого камчадала Ивана Викторовича, его домашние переодевались перед тем, как пойти в церковь. Женщины оделись в многоцветные шелковые платья, а торбаса домашнего изготовления из оленьих шкур с подметками из медвежьей шкуры заменили на купленные туфли на высоких каблуках, которые, как казалось, при ходьбе доставляли им большие мучения. На некоторых женщинах были даже лакированные туфли. Мужчины надели пиджаки, а некоторые даже сюртуки. Самые элегантные мужчины надели рубашки с накрахмаленными или целлулоидными воротниками и обязательно многоцветным бантом, который никогда не сидел должным образом. Ноги были у них в купленных кожаных сапогах вместо обыденных домашнего приготовления. У настоящих франтов поверх сапог были одеты блестящие каучуковые калоши. Потом никто не мог бы сказать, что камчадалы не элегантны. Из церкви слышался колокольный звон. Последние приготовления были закончены, и из всех домов вышли мужчины, женщины и дети. Были взяты с собой даже грудные дети, и в домах не осталось никого, кроме телят.
Маленькая деревянная церковь, в которой, разумеется, не было мест для сидения, вскоре оказалась забита людьми. Внутри везде горели восковые свечи, и вся церковь, богато украшенная иконами и всевозможными украшениями, была насыщена запахом ладана. Священник, который тоже был камчадалом и только вернулся домой с соболиной охоты, так как не получал зарплаты и должен был сам себя содержать, стоял перед алтарем. Он был одет в украшенную с православной помпезностью рясу. Богослужение продолжалось много часов. Для человека извне в нем было мало интересного. Вероятно, для камчадалов это богослужение было еще менее интересным, и вряд ли они могли из него вообще извлечь какую-нибудь пользу. Это богослужение, так же как и прошлогоднее, в Нижне-Камчатске, состояло из того, что читал из книги вслух – так быстро, что ни у кого не было времени что-нибудь понять. Прихожане беспрерывно осеняли себя крестом. Псаломщик время от времени немного пел и читал кусок текста с такой же скоростью, как и священник. Несколько раз священник спускался к пастве, размахивая кадилом. В промежутке, чередуясь с этими действиями священника, прихожане принимали участие в пении. Таким было вечернее богослужение перед Рождеством. Когда, наконец, оно все кончилось, все пошли по домам, поужинали и прилежно легли спать, т.к. в 7 часов предстояла рождественская заутреня.
В нашем доме начали уже вставать в 5 часов. Люди одевались также, как и вчерашним вечером. После общего чаепития с исключительно вкусным хлебом снова пошли в церковь. Богослужении оказалось точной копией вечернего, а также всех тех предыдущих и последующих, которые я слышал. Затем снова было чаепитие. В день Рождества священник в сопровождении псаломщика должен был обойти все дома в селе, неся крест и останавливаясь перед иконой, которая имеется в каждом домике, с обычной скоростью читая несколько страниц; время от времени, когда священник замолкает, псаломщик поет. Во время этого действа зажигают восковые свечи, а вся семья собирается позади священника. Такое богослужение продолжается максимум пять минут.
Потом, согласно тому, что считается хорошим обычаем, священника и псаломщика угощают стаканом водки и закуской. В результате священник и его спутник, которые не имеют обыкновения отказываться от такого стакана, убыстряют свою службу, чтобы скорей настала очередь водки., Однако им никогда не придет в голову взять стакан без несколько раз настойчиво повторенного приглашения хозяев, которые, например, выражают сожаление, что водка недостаточно крепка. На таком выражении вежливости священник отвечает тем, что выпивает стакан до дна, заявляет, что водка правильная, и закусывает куском мяса и небольшим количество квашенной капусты. Затем взаимно благодарят и кланяются, после чего одетый в рясу священник со своим крестом и псаломщик удаляются с достоинством, чтобы в следующем доме повторить все сначала. Так как село с церковью состоит из 15 или 20 домов, а самые большие села из 70-80 домов то можно представить результат такого обхода…
…В остальном день Рождества посвящается визитам в соседние домики, но в этот день в гости ходят только мужчины. Они надевают свои каучуковые калоши и сюртуки и выглядят ужасно строгими. В каждом доме стол накрыт самой разнообразной едой. Там нет юколы и кислого лосося. Есть мясо дикого барана, нерка, другие деликатесы и спирт – 96-процентный, японский, разведенный водой. После того, как поели и поили досыта, начинается чаепитие со свежими булками, затем переходят к конфетам. Конфеты в каждом домике одни и те же, и вообще в каждом домике все точно то же самое, что и в остальных. Никто не хочет быть хуже соседа.
В течение всего дня продолжается постоянный поток людей в домики. Беседуют главным образом о том, какие дома посетили и в какие пойдут. А также о том, кто там был и куда они пойдут. Посменно с этими плодотворными разговорами хозяева навязывают гостям всевозможное количество еды, а хозяин – всевозможное количество спирта. О жадности не может быть и речи, едят и пьют, пока желудок чуть не лопается. И плохо будет тому, кто пропустит какой-нибудь дом. Это будет отзываться ему долго. Последствия этого дня таковы, что рождественским вечером все живущие в селе мужчины, достигшие более-менее зрелого возраста, находятся в состоянии «пиано», как говорят по-русски, т.е. они пьяны. Уже после полудня многим приходится занять место в спальном мешке. На следующий день настает очередь женщин наносить визиты. Лакомств на столе по-прежнему полным-полно, и чаепитие идет беспрерывно. Разговор крутится вокруг ой самой темы, как и вчера, а кроме того – о том, кем и где куплено шелковое платье или туфли, сколько это стоило и т.д. Разумеется, было много взаимных проявлений вежливости: гости говорили, что пища хорошая, а хозяйка, что пища плохая. В этом есть определенное сходство между цивилизованным человеком и по салонному одетым дикарем. Но Рождество еще не закончено.
Самый большой спектакль происходит на третий день, когда одеваются самым неузнаваемым образом, а лицо закрывают платком; и вот визиты начинаются снова. Обычно в этих визитах участвует только молодежь. Вдвоем или втроем входят в какой-нибудь дом, где садятся, не издавая ни одного звука – чтобы живущие в этом доме угадали, кто это. Обычно мужчины замаскированы женщинами и наоборот. Если не могут открыть, кто они, то идут в следующий дом, а если могут, то наступает большое веселье. Посетители снимают с лиц платки, их угощают чаем с конфетами. Такой спектакль продолжается весь третий день, а вечером в каком-нибудь из домов устраивают «вечерку» (бал). Там собирается столько людей, сколько места можно найти, и воздух хоть ножом резать. Изношенный граммофон хрипло издает звуки какой-нибудь музыки, или приводят гармониста из соседней деревни, если в собственной нет. На полу оставляется небольшое свободное пространство, на котором вращаются пары. Различные русские танцы продолжаются до утра. Жара тропическая, и танцующие мокры от пота. Но это не имеет значения. Время от времени открывают дверь, впуская немного морозного воздуха температурой минус 30 или минус 40 градусов. Официальная программа рождественского праздника выполнена, и после третьего дня каждый может делать то, что хочет. Обычно каждый вечер до Нового года устраивается «вечерка», Новый год приветствуется выстрелами. Но праздник охотно продолжают еще довольно долгое время, и только через неделю после Нового года охотники снова уходят на соболиную охоту, а в деревне жизнь начинает идти по своим обычным рельсам.

Стен Бергман.1920-22 гг

По дикой Камчатке

Еда камчадалов незамысловата Утром, в обед и вечером – лосось, вяленый на солнце (юкола), соленый или наполовину протухший, и в таком случае сваренный или поджаренный на медвежьем жиру. Иногда, там, где поблизости есть незамерзающая река, разнообразит стол свежая рыба. Иногда, если поблизости стоянка оленеводческих народов, меню дополняет мясо.
В качестве питья все народы Камчатки употребляют чай – самого простого вида, в брикетах, который вкусным назвать нельзя - даже если он и не состоит из использованной заварки и мусора из ресторанов России и Китая, как это утверждают конкурирующие коммерсанты, торгующие другими видами чая. Тот чай, который сжат в твердые слои величиной с кирпич, хотя и заметно тоньше, является «единственным спасителем» у народов, живущих на природе, на Камчатке. Он является важным предметом коммерции, который со складов торговцев распределяется по всему полуострову на собачьих упряжках, моторными лодками и батами. Один слой плиточного чая является единицей, известной каждому, и на Камчатке он широко используется в качестве денег. Чай пьют в огромных количествах. Вдобавок к чаю у камчадалов, в особенности на восточной стороне Камчатки, обычно получают хлеб. На западной стороне приходится часто вместо хлеба довольствоваться юколой. У тех ,у кого была хорошая охота, обычно подают сахар к чаю, но подавляющее число аборигенов Камчатки не используют его, хотя всем он нравится. Он считается люксом.

Стен Бергман. 1920-22гг

По дикой Камчатке

В деревне Щапино собак кормили чем-то, что называется «кисла». Это состоит из кислого и почти гнилого лосося, который готовится удобным и очень нравящимся камчадалам способом. Роют глубокую яму и бросают в нее целиком несколько тысяч рыбин полностью такими, какими они являются, когда их поймали. Часто при этом они еще живы. Когда яма полна, она покрывается землей.
Содержимое этой ямы подвергается процессам ферментизации и гниения. В результате получается кашеобразная масса, которая воняет на километры, когда зимой эта яма открывается. Вынимают «кислу» из этой ямы навозными вилами. Наши собаки еще не пробовали такого деликатеса, и сначала они все энергично отказывались есть «кислу». Они танцевали, как кот вокруг горшка, и нюхали. Но, наконец, голод победил, и они понемногу начали есть, и мало по-малу некоторые даже полюбили этот корм. В древние времена камчадалы сами ели такой продукт, но теперь они перестали употреблять его в пищу. На западном побережье Камчатки такой обычай, однако, в отдельных деревнях еще существует, и следующей зимой мою жену и меня однажды угощали «кислой».

Стен Бергман. 1920-22 гг